Митта Ромни, республиканского кандидата на выборах2012 года, как-то распекали за то, что он говорит по-французски. Джона Керри, госсекретаря США, демократа, обвиняли в том, что у него «слишком французский вид». Чем американцам так не угодили французы? Почему отношение к ним в Америке варьируется от идеализации до ненависти? Может быть, это результат каких-то мифов о Франции или каких-то их секретных идейных «маневров» на территории США?
Давайте по существу. Продвижение чего-либо в Америке в сегодня почти тождественно равняется продвижению в бóльшей части мира. А уж французы, чьи имперские амбиции всегда давали о себе знать, никогда не могли (и, видимо, никогда не смогут) смириться с тем, чтобы оказаться вне игры.
«Маневры» эти, судя по всему, то обостряются, то затихают. Временами (строго говоря, бóльшую часть времени) обыватель пребывает в растерянности и может лишь строить догадки, какие именно интересы Франции продвигаются в Америке. Все помнят, что злополучного Стросс-Канна убрали из политики именно в сети французских отелей Sofitel в США. Кстати, именно в этот год капитализация владельца этой сети, группы Accor, резко падает – с 7.6 миллиардов евро до 4.5 миллиардов. Чуть ли не до исторического минимума! Теперь в МВФ уже совершенно другой человек – но тоже из Франции – Кристин Лагард решает, поднимать ли планку кредитования Америки, или нет… По странному совпадению человек этот еще и награжден Российским Орденом Дружбы…
Одним словом, подковерные интриги запутанны. Зачем в них разбираться, есть такие наглядные вещи, как главный символ Америки, – статуя Свободы. Французского, кстати, происхождения. Еще есть французское искусство, и тема эта необъятная, ведь кино и литература – важнейший конструктор мифа и инструмент влияния в самых разных горизонтах, от «низких» до «высоких». Но как продвигать ту же литературу без языка?
Всеми этими вопросами на государственном уровне занимаются Alliance Française и French Institute в Нью-Йорке. Последний расположился в историческом особняке недалеко от Центрального Парка. Его почетные президенты – послы Франции в США и США во Франции. На страницах этих организаций я увидела не только информацию о культурном посредничестве, но и о маркетинговой и аналитической поддержке инициатив членов Альянс Франсез.
То есть если вы хотите создать в пустыне Невада центр исследования Франции, вам охотно объяснят, как это сделать. Также для продвижения французской словесности был открыт ресурс culturetheque.com, на котором, если вы являетесь членом Альянс Франсез, вы можете ознакомиться с медиа-ресурсами на французском. Усилия в продвижении культуры и, главное, языка этой культуры не случайны. По признанию Международного Франкофонного Общества, ресурсы на французском составляют сейчас лишь 7% всех интернет-ресурсов.
Французское искусство в США продвигают не только Alliance Française и French Institute, но и крупные театры и галереи. Последние – даже не в силу политического заказа, а в силу собственных вкусов. Но понятно, что, популяризируя культуру той или иной страны, имярек также и идеализирует эту страну, транслирует миф о ней.
А миф о Франции в Америке давно имеет две совершенно разные, противоположные линии. И обе линии в некотором смысле равнозначны. Одна из них «элитарная». Другая – «демократическая». Обе развиваются по-своему, подчас искажаясь до неузнаваемости под влиянием действительности.
Так, например, разросся из-за нуворишей миф об исключительности, элитарности всего французского, да и об элитарности вообще. Этой элитарностью можно «освятить» вещь или любое действие, дабы «причастные» стали частью чего-то бóльшего…
На создание такого мифа работают и отдельные, специально обученные люди, и целые корпорации. Например, французские корпорации модной индустрии. Если в IT-сфере главными агентами влияния являются американские Apple, Google, IBM и Microsoft, то в сфере потребительских товаров – такие гиганты, как LVMH, Kering и иже с ними демонстрируют чудеса доходности, выдавая ширпотреб за нечто нереальное…
Не будем сейчас углубляться в историю этого мифа. Просто скажем, что это способ продать товар, надев на него игрушечную корону, взятую напрокат у французских монархов периода абсолютизма. Ну а если не корону, то хотя бы некое подобие аристократизма в понимании мещан, раз уж промышленный бум и французские революции сделали подобное возможным! В общем, это миф об идеалах, противоположных французским же призывам к «свободе, равенству, братству».
Вообще тренд роскоши и «элитарности», поставленной на поток, развратил американских поставщиков товаров и услуг и продолжает это делать. Допустим, вы французский производитель салонных средств по уходу за лицом. И вы хотите, чтобы в американских салонах, скажем, в Майами, обратили внимание на ваш товар. По признанию экспертов, ни один владелец салона даже не взглянет в вашу сторону, пока вы ему не предложите перелет первым классом до Парижа, жизнь в шикарном отеле, а также посещение мастер-классов по вашим кремам в каких-нибудь роскошных декорациях.
Тот же миф об «исключительности» продвигается и высокой французской кухней в США. И тут – не без смешного. Шефы ресторанов порой до неузнаваемости искажают региональные французские блюда. Даже известный кулинарный критик, Майкл Штейнбергер, признает эту тенденцию:
«Американцы так идеализируют Францию, что очень расстраиваются, не найдя особых различий между вкусом американских и французских блюд».
По признанию все того же Штейнбергера, для французской кухни в Америке губительны и другие кулинарные тенденции, идущие из Франции. Это проблема «новой кулинарии», родившейся в 70-х:
«Царство крошечной порции в большой тарелке» – красноречивая и смешная иллюстрация тяги к «высокой французской кухне».
Еще об одном высоком надувательстве в кулинарном институте в Сохо говорят с пессимизмом: многих французских шеф-поваров в Америке интересует лишь быстрота приготовления и минимальная цена на продукты, а вовсе не их качество. Увы! Однако и ресторанные критики, и повара сходятся в одном: будущее французской кухни в США – за французскими бистро, ибо именно они позволят публике распробовать блюда того или иного региона Франции. Конечно, для высокой французской кухни это не «комильфо». Изначально «путем закусочных» в Америке шли китайцы, африканцы и другие выходцы из колоний, но что поделаешь? Требования свободной рыночной конкуренции, провозглашенной все теми же французами в период своих революций!
Тема бистро и демократизма – это та самая вторая линия французского мифа, объединяющего Францию и Америку. Выражается она тремя словами: Liberté, Egalité, Fraternité. Она проходит рефреном через всю американскую историю. Она коснулась даже темы французского феминизма в США и того, до каких диких объемов разрослась тяга к равенству полов, упав в «среду оптимистичных и активных людей».
Активность и оптимизм – замечательная американская черта, популярная среди всех американцев. Она же когда-то была принципом и европейской – Французской в частности – аристократии, а также французских гуманистов. Принцип деятельного активного изменения общества гражданами и их созидательной общественной позиции, проявляющийся в базовой для американцев идее, – «быть, а не казаться».
В результате массовая мифологема American dream – это идеал очень активных оптимистов. Они не бастуют повсеместно (кроме периодов крайнего упадка) и не уходят в нигилизм в таких масштабах, как это происходит во Франции.
Получается, что после заимствования «несущей» идеи между Америкой и Францией (по многим причинам) произошел мировоззренческий раскол. Однако регулярно до американцев все же долетает с другого континента тот глубокий самокритицизм, от которого во Франции жизнь регулярно замирает.
Вопрос с масштабами забастовок во Франции известен. Бастуют все: профсоюзы, арабы, граждане, не согласные с законом об однополых браках… Франция будто живет в ожидании тотального восстания, непрерывно рефлексируя и впадая в депрессию.
Принимают его американцы или нет, зависит от обстоятельств. Например, после кризиса 2008 года в США этот привычный французский самокритицизм стал куда более понятен «простым» гражданам (а не только тем, кто читал Камю и Сартра). Кто-то неизбежно относится к этому как к заразному европейскому влиянию, губительно действующему на курсы валют. Люди, вскормленные голливудскими хэппи-эндами, идущими от идей деятельного добра, в массе своей привыкли думать, что «стакан наполовину полон». Поэтому опросы 2012 года, показавшие, что из 2000 человек две трети «обеспокоены упадком традиционных ценностей», оказались созвучны французскому «стакан наполовину пуст».
Противоположные веяния сменяют друг друга легко и непринужденно. Могут совпасть пессимистичные настроения французов и американских демократов по поводу войны в Ираке. Или, наоборот, республиканцам может оказалаться близка французская политика «нулевой терпимости» по отношению к выходцам из стран Востока.
Но французские (или псевдо-французские) настроения в Америке остаются неизменно сильными и сменяют друг друга весьма непринужденно. И очень напоминают соус, которым приправляют то экономические блюда, то политические, чуть меняя некоторые его ингредиенты. Пока французы и американцы умеют это делать, этот соус сохраняет свой неповторимый вкус и востребован в США. А если он востребован в США, он неизбежно становится лакомством глобального масштаба. Даже если кому-то из-за океана кажется, что Франция – это просто далекий заоблачный замок, заполненный чудаками.