Terra America

1. «Мы» VS «не-мы»

Если эпоха Просвещения сотворила Америку, то Реформация вдохнула ей душу. Европейские страны принимали или отвергали учения Лютера и Кальвина, но только Америка была миром с подлинно протестантским сердцем. Над миром этим сияла звезда пуританского мессианизма, с его чувством собственной исключительности, ощущением личной связи с Богом, доходящим до визионерства, и непримиримостью ко всему, что эти чувства и ощущения отрицает.

Несомненно это была искренняя, истовая и героическая вера в свое предназначение. Вера одиночек, ведомых Богом, и потому способных бросить вызов целому миру. И несомненно, только такой уникальной чистоты вере по силам было замесить протоплазму из сотен тысяч разношерстных беженцев всевозможных верований и сект и путем жесткого подчинения своей доктрине создать то, что зовется сегодня Америкой...

И поскольку пуритане были белыми англо-саксами, американская нация кристаллизовалась, по Гарольду Крузу, как «нация меньшинств, управляемых единственным меньшинством; они думают и ведут себя так, как если бы все поголовно принадлежали к белым англо-саксонским протестантам».

Но если избранному кругу, остро ощущающему свою миссию, не трудно было определить критерии добра и зла во внешнем мире (здесь все было ясно: добро — это мы, а все кто с этим не согласен — зло), то для всей «нации меньшинств» законы избранного круга необходимо было скрепить договором. И договор этот — Конституция — оказался весьма двусмысленным. Аболиционист Торо называл Конституцию «договором с дьяволом», и Католическая Церковь вторила ему.

Реальность скорее подтверждала эти выводы: истребительные «индейские войны», процветающая индустрия работорговли, наконец, идеалы «свободы, равенства, братства» вылившиеся в якобинский террор Французской революции — такими оказались результаты первого раунда борьбы за «нового человека».

Но к середине XIX века мессианизм «города на холме» отцов-основателей оделся в респектабельные светские одежды и получил развитие в идее «явного предначертания» (1845 год), согласно которой Бог предопределил существование Американских Штатов от Атлантического океана до Тихого.

Экспансия «явного предначертания» расширяла пространство, которое пронизывал мессианский свет «избранной нации меньшинств», но не могла, конечно же, изменить природы этого света, остававшегося столь же безжалостным к лишенным спасения «внешним».

«Существует только одни настроения в отношении окончательного решения, которое должно быть принято в отношение индейцев: пусть они будут уничтожены — мужчины, женщины и дети», — со смущением признавал преподобный Уильям Кроуфорд, описывая в 1864-м году отношение к индейцам белого населения штата Колорадо, воевавшего в тот момент в Гражданской войне на стороне Севера.

Настроения Южных штатов были схожи. По «Закону о переселении», принятом в 1830 году президентом Джексоном, шесть самых многочисленных племен Юга были выселены к западу от Миссисипи. Сегодня этот закон назвали бы «расовой чисткой». Только переселение племени Чероки в 1838 году унесло жизни тысяч индейцев. Сегодня эта история известна как «Тропа слез».

Первый закон, защищающий североамериканских индейцев, был принят в Калифорнии лишь в 1850 году (для сравнения: испанские власти издали подобный закон в отношении аборигенов Южной Америки в 1542 году). Но и сам этот калифорнийский закон, предоставляя индейцам хоть какую-то юридическую защиту, лишь утвердил их принципиальное неравенство относительно белого населения.

Неграм приходилось ничуть не лучше. К 1860 году из 12-миллионного населения Америки 4 миллиона были рабами. Еще около полумиллиона свободных негров подвергались жесткой сегрегации на Севере и на Юге. Это и понятно. В Америке середины XIX века «неотъемлемое неравенство рас» объявлялось сущностью человеческой природы, признавалось «научно-доказанным фактом» и закреплялось законодательно.

Самюэль Хантингтон в книге «Кто мы» пишет, что в это время американская расовая теория признавала существование четырех рас. Низшую ступень занимали негры. Над ними поднимались индейская, монгольская и, наконец, белая раса. В святая святых «города на вершине холма» мог войти лишь «новый Израиль» белых англо-саксонских протестантов.

Изначально присущий пуританскому мессианизму комплекс исключительности создавал и свои трудности. Вот что пишет Хантингтон:

«Теория о превосходстве англо-американской расы оправдывала такие действия американцев как захват Мексики, покорение и истребление индейцев и других народов. С другой стороны, стремление поддерживать расовую чистоту англо-американского общества было весомым аргументом в пользу тех, кто возражал против аннексии Мексики, Доминиканской республики, Кубы и Филлипин»^[1].

Но эти соображения уже не могли остановить экспансии «явного предначертания». Когда-то, в разгар индейских войн XVII века «пуритане начертили границы на земле и в собственном сознании — границы, отделившие их от индейцев», и окончательно «превратились в американцев», писал Алан Тейлор. Через 200 лет пришло время «рождения нации» уже не в пределах Новой Англии только, но в масштабах всего континента. И для этого потребовалась еще более грандиозная, неслыханная ранее война. Таковой стала Гражданская война между Севером и Югом, открывшая новый раунд борьбы за «Нового человека».

Значение этой войны для дальнейших судеб мира трудно переоценить. Если самую кровавую индейскую «войну короля Филипа» (1675-76 годы) современные историки называют «прототипом всех последующих американских войн», то Гражданскую войну между Севером и Югом можно с полным правом назвать прототипом всех мировых войн ХХ века.

2. Север VS Юг

Просвещение внушило современному обывателю представление о Гражданской войне как о борьбе просвещенного человека Севера против погрязшего в расовых предрассудках рабовладельца Юга за торжество равенства и свободы. Правды в этом мифе очень немного. Вернее сказать — ее нет в нем вовсе. «Войной за свободу» Гражданская война действительно была, но лишь с позиции конфедератов, воевавших за свою независимость. Что же до «равенства», то ни отмена, ни сохранение рабства никогда не назывались главными целями этой войны (не будем забывать, что на стороне северян сражались четыре рабовладельческих штата).

Президент Линкольн, избрание которого спровоцировало конфликт, действительно считал противоестественным существование страны в состоянии «полурабства-полусвободы». Но будучи, как и всякий американский политик, человеком большого компромисса, он не раз заявлял об отсутствии у него намерений «вмешиваться в функционирование института рабства в тех штатах, где оно существует».

В самый разгар войны Линкольн сказал:

«Моей высшей целью в этой борьбе является сохранение Союза, а не сохранение или уничтожение рабства. Если бы я смог спасти Союз, не освободив ни одного раба, я бы сделал это, и если бы я мог спасти его, освободив всех рабов, я бы сделал это, и если бы мог спасти его, освободив одних рабов, а других не освободив, я бы сделал это»^[2].

Иными словами, Линкольн никогда не был аболиционистом, а настоящую его позицию ярко рисует эпизод 1862 года, когда первой группе черных, приглашенных в Белый дом, президент заявил что им следует «отправиться в Африку».

Рабство на территории США было вынуждено отменено в последний год войны из соображений чисто политических, главным образом ради предотвращения вступления Англии и Франции в войну на стороне Конфедерации.

Но если эта война не была войной за отмену рабства, чем же она была?

Прежде всего, это было столкновение двух миров, двух эпох, двух мировоззрений: аристократической, патриархальной цивилизации Юга и буржуазной, промышленной цивилизации Севера, мира сельских усадеб и помещиков-землевладельцев с одной стороны и мира банкирских домов и промышленников-капиталистов — с другой.

К середине XIX века конфликт достиг своего апогея. Запрет на ввоз рабов, введенный федеральным правительством в 1808 году, ставил крест на развитии Юга (который мог развиваться только за счет увеличения площади плантаций). Индустриальный Север, становясь сильнее, становился все более бесцеремонным в своем стремлении поглотить Юг. Избрание же в 1860 году президентом Линкольна — первого представителя Республиканской партии и принципиального противника расширения рабства на новые территории — усугубило конфликт до предела. Конфедерация Южных штатов ответила выходом из Американского Союза.

Интересно, что аргументы Юга при этом были ровно такими, какие Американский Союз предъявлял Англии в годы своей войны за независимость — все усиливающийся диктат центра и непосильное налоговое бремя.

Свое право на выход из Союза Юг подтверждал также тезисами теории «естественных прав» Локка, положенных в основу Конституции США. В устах южан они звучали следующим образом:

«Если интересы двух людей, объединенных одним Правительством, различаются, каждый из них имеет право создать свое собственное Правительство, иначе он не является свободным человеком»^[3].

Попытка выхода южан из Союза послужила формальным поводом к войне. Но настоящей ее причиной было иное. Миссия «Нового человека» все более ясно читалась в знаках «явного предначертания», имперский орлан все шире расправлял свои крылья над континентом и все сильнее разгорающееся мессианское пламя «порядка нового века» не могло более мирится с существованием любого альтернативного порядка вещей.

В следующем, ХХ веке мессианские чаяния «Города на холме» распространятся (как это и свойственно всякому мессианизму) уже до границ мира. Но его первой «сакральной жертвой» стал Юг. Патриархальная цивилизация была обречена новым порядком вещей, но поскольку не желала умирать добровольно, должны были заговорить пушки.

3. Рождение нации

Институт рабства, прочно установившийся на Юге, был, разумеется, позорной практикой. В то же время это была реальность, мало чем отличавшаяся от реальности любой европейской колонии того времени. Идеи «бремени белого человека» — как носителя культуры и христианской цивилизации — не были чужды Югу, и положение негров здесь не было совершенно бесправным. Его можно сравнить с положением русских крепостных крестьян (именно в год начала Американской Гражданской войны получивших свободу).

Во времена Джефферсона Дэвиса, первого и последнего Президента Конфедерации (протестанта, закончивший католическую школу в Кентукки), рабы были защищены традиционным общинным укладом, имели свои огороды с правом торговать выращенными на них плодами. Они имели также свой, состоявший из черных суд и черного управляющего общиной. (Этот особый уклад Юга несколько идиллически описан в знаменитом романе Маргарет Миттчел «Унесенные ветром»).

Сравнивая его с капиталистическим миром Севера, где пролетарий попадал зачастую в гораздо худшие условия «наемного рабства», Роберт Ретт имел основания сказать:

«Если другие предпочитают систему производства, в которой капитал и рабочая сила находятся в бесконечном конфликте, в которой постоянный голод ограничивает естественное увеличение населения, в которой человек вырабатывается через восемь лет, а детям «разрешают» работать по десять часов в день — пусть будет так. Это их дело, не наше. Мы предпочитаем нашу систему производства, в которой у рабочей силы и капитала одни интересы, и капитал защищает рабочую силу; при которой население удваивается каждые двадцать лет и никто не слышал о голоде»^[4].

В конце концов, вовсе не обязательно должно плохо закончится то, что плохо началось. Американский Юг развивался в сторону гуманизации и, двигаясь в общем течении цивилизации, в конце концов, несомненно отказалась бы от рабства присущем ему спокойным эволюционным путем. Вместо этого Юг подвергся жесточайшему слому в ходе послевоенной «реконструкции», не принесшей в итоге счастья никому, включая самих негров.

Возможно, если бы не насильственная смерть Линкольна, не раз заявлявшего о своем желании мирного разрешения проблемы Юга, трагического финала войны удалось бы избежать. Но влиятельная еще при жизни Линкольна группа конгрессменов-республиканцев настаивавшая на военной диктатуре, после убийства президента получила полный карт-бланш (еще один сюжет, ставший традиционным в ХХ веке).

В итоге «радикальная реконструкция» и принуждение к «демократизации» вылились главным образом в лишение белых южан гражданских прав и предоставление их неграм. При этом новыми хозяевами Юга оказались откровенные проходимцы с Севера, о которых Маргарет Мичелл писала в своем романе:

«...некие Гелерты, побывавшие уже в десятке разных штатов и, судя по всему, поспешно покидавшие каждый, когда выяснялось, в каких мошенничествах они были замешаны; некие Коннингтоны, неплохо нажившиеся в Бюро вольных людей одного отдаленного штата за счет невежественных черных, чьи интересы они, судя по всему, должны были защищать; Дилсы, продававшие сапоги на картонной подошве правительству конфедератов и вынужденные потом провести последний год войны в Европе; Караханы, заложившие основу своего состояния в игорном доме, а теперь рассчитывавшие на более крупный куш, затеяв на бумаге строительство несуществующей железной дороги на деньги штата...»

Власть «саквояжников» (как презрительно называли чиновников-янки на Юге) в годы «реконструкции» держалась на штыках негров, негры заседали в судах и прочих структурах власти. Прочему же деклассированному «демократическому большинству» освобожденных негров были обещаны по 40 акров земли и мул, чем были куплены их лояльность и голоса.

В то же время многочисленные шайки «освобожденных», при полном попустительстве новой власти, терроризировали оставшееся без защиты белое население, занимаясь грабежом, насилием и разбоем.

Ответом на этот террор стало создание в 1868 году ветеранами Юга знаменитого Ордена Ку-Клукс-Клан, съезд которого в Нешвилле провозгласил три цели: защиту слабых и беззащитных от произвола и беззакония; помощь всем страдающим и нуждающимся, в особенности вдовам и сиротам солдат и офицеров армии Конфедератов; восстановление законности и правопорядка.

Действуя порой радикально, Орден чтил собственный кодекс чести, и за всю историю (первый Ку Клукс Клан просуществовал до 1869 года) не допустил, например, ни одного акта насилия по отношению к женщине. Однако всякий, обидевший беззащитного, получал предупреждение и должен был немедленно исправить ошибку, иначе следующее посещение «всадников в белом» могло стоить ему жизни.

Все это прекрасно показано в знаменитом фильме Гриффита «Рождение нации» (1915 год), который президент Вильсон назвал подлинной правдой о Гражданской войне.

Позднейшие наследники первого ККК далеко отошли от первоначальных идей Ордена, возведя в центр доктрины пуританскую идею англо-саксонского превосходства, трансформированную в чистейший расизм.

И здесь настало время подвести некоторые итоги.

4. Адский перекресток

Гражданская война привела к победе индустриальной цивилизации и уничтожению патриархальной цивилизации Юга. Негры получили свободу, а некоторые даже разбогатели на махинациях. Но подавляющее большинство было обмануто так же, как позднее были обмануты большевистской пропагандой русские крестьяне или немцы, разоренные финансовыми махинациями с маркой после Первой Мировой войны.

Земля, обещанная неграм, оказалась скуплена в основном богатыми янки, имевшими возможность за нее заплатить. Негритянская же масса в результате «реконструкции» обратилась в то самое население трущоб, каковым большей частью остается и по сей день.

«Реконструкция» из одних черных сотворила бандитов и хулиганов, а прочих вогнала в тиски нищеты; из белых же аристократов сделала убежденных расистов. Так завершился второй раунд борьбы за «Нового человека».

Добавим, что из примерно 12 миллионов населения североамериканских индейцев (так оценивают его численность ко времени пришествия первых колонистов большинство современных ученых) к концу индейских войн (1900 год) осталось 237 000.

Следует также особо отметить роль крупного финансового капитала в Гражданской войне (без которого она едва ли вообще могла состояться), получившего вследствие своих вливаний в вооружение обеих воюющих сторон невиданное доселе политическое влияние, по настоящему начавшее раскрываться уже в следующем веке.

Таким образом, Гражданская война Севера и Юга стала не только самым кровопролитным и аморальным военным предприятием XIX века (в котором все выработанные веками Европой правила ведения войн оказались отброшены и заменены кромешным кошмаром войн современных), но и своего рода генеральной репетицией революционных преобразований и мировых войн следующего века.

Иной раз напрашивается мысль — а не уничтожила ли Гражданская война вместе с цивилизацией Юга и настоящее сердце Америки, ее подлинную «обетованную землю»? Во всяком случае, нельзя не согласиться с автором фундаментальной истории Гражданской войны Шелби Футом, который назвавшал ее «адским перекрестком» и «великой катастрофой XIX века», сотворившей американцев «такими, какие мы есть сейчас». Тем более что горький яд «плодов просвещения» этой войны и по сей день продолжает определять реалии нашего мира.