Terra America

«Он любил Нью-Йорк. Он считал этот город упадком культуры». Эти слова, которыми начинается «Манхэттен» Вуди Аллена, на сегодняшний день не могут быть истиной для мастеров, воспевших Нью-Йорк.

Разве что делать акцент в этом выражении на прошлое время «любил», подразумевая, что действие уже было завершено. Так как когда-то любили, пускай и разной любовью, Нью-Йорк Вуди Аллен или Мартин Скорсезе, его любить уже невозможно. Особенно удивительно, что в этом году Аллен получил номинацию на «Оскар» за фильм, действие которого происходит в богемном Париже начала ХХ века, а Скорсезе – также номинацию за лучший фильм о событиях в том же Париже между двумя мировыми войнами.

В обоих фильмах действие происходит в вымышленном городе. Певцы Нью-Йорка вынуждены бежать не только из некогда любимого города, но и из настоящего времени, им теперь уже чуждого, в мир доброй сказки. Город, воспеваемый ими не одно десятилетие, – более не сказка и, уж конечно, не добрая. Вероятно, в некоторой степени это связано с 11 сентября.

Теперь про Нью-Йорк могут снимать британцы – либо богемные, как Зейна Дурра («Не перевелись еще империалисты!», 2011), либо высококультурные, как Стивен Долдри.

Картина последнего «Жутко близко и запредельно громко» также попала в девятку лучших фильмов, которые борются за звание самого лучшего в этом году. И хотя события, о которых речь идет в кино, произошли в 2002 году, эта лента выглядит самой современной и даже злободневной из девяти представленных на возможную награду, тем более что большинство из них относятся к событиям далекого и недалекого прошлого. До этого Долдри номинировали на «Оскар» как лучшего режиссера трижды – за «Билли Элиота» (2001), за «Часы» (2003) и за «Чтеца» (2009) – и ни разу не давали ему заветную награду. В этот раз же номинировали даже не режиссера, но саму ленту. У нее такая мощная энергетика, созданная благодаря многим людям[1], что действительно номинации заслуживает именно она, а не отдельные лица, принимавшие участие в ее создании. Лента требует подробного пересказа, иначе комментарий к ней будет выглядеть не совсем понятным.

***

Оскар Шелл (начинающий актер Томас Хорн), мальчик возрастом за десять, обожал отца (Том Хэнкс). Отец проводил с ним много времени, часто гулял в Центральном парке, учил тэквандо и устраивал «оксюморонные поединки», в которых каждый из участников должен был парировать яркое противоречивое выражение своего оппонента. Отец, некогда мечтавший стать ученым, но променявший науку на престижную профессию ювелира, прекрасно ладил с женой (Сандра Баллок) и каждый день радовался сыну.

Он погиб 11 сентября 2001 года.

Оскар в течение года не мог войти в комнату отца после его смерти и, собравшись с духом, полез в его вещи, среди которых обнаружил синюю вазу. Попытавшись ее достать, он разбил ее, и таким образом мальчик обнаружил ключ в конверте с надписью «Black». Так Оскар отправляется на поиски замка, который можно было бы открыть этим ключом. Его единственная подсказка – слова «Блэк», вероятнее всего, означающее имя человека. Обнаружив в справочнике огромное количество Блэков, герой решает встретиться с каждым, чтобы попытаться найти тайну, оставленную отцом.

Кажется, мама, пребывая в мучительной депрессии, не уделяет сыну должного внимания, а потому он спокойно странствует по Нью-Йорку в поисках Блэков. Однажды он вступает в контакт с загадочным человеком (блестящая работа Макса фон Зюдова, также номинированного на «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана), который снимает комнату у его бабушки, живущей в доме напротив. Старик не говорит, но пишет в блокноте все, что хочет сказать, или показывает ладони, на которых начертано «да» и «нет».

Незнакомец, выслушав историю Оскара, предлагает тому путешествовать по городу вместе, и мальчик соглашается. После долгих странствий ребенок понимает, что старик, странствующий с ним по Нью-Йорку, его родной дед. Однако после очередного скандала с «хозяйкой квартиры» старик уезжает, и мальчик кричит ему во след, что тот был плохим отцом и является плохим дедом, зато его сын был прекрасным отцом.

На вырезке из газеты, где красным цветом были обведены слова отца «Не останавливайся в поиске», Оскар обнаруживает номер телефона, позвонив по которому он слышит знакомый голос Эби Блэк. С нее-то мальчик начал свои поиски. Этой же ночью она отвозит Оскара к бывшему мужу, который рассказывает, что ключ был оставлен ему недавно умершим отцом, но тот не знал, что он в вазе, а потому подарил ее заинтересованному в ней человеку. Тайна, которой жил ребенок долгое время, оказалась не его, даже не тайной отца. Выяснилось, что это история другого человека. Однако тайной оказывается совсем не сюжет с ключом. Именно этому незнакомому человеку мальчик рассказывает настоящую страшную тайну, которую хранил в течение года: отец, находившийся в Мировом Торговом Центре в роковой день, поговорив с женой, пытался дозвониться до сына и оставил шесть сообщений.

Оскар пропустил пять и, когда попал в квартиру и все же услышал последнее «Оскар, ты там? Там есть кто-нибудь», не смог взять трубку. Он подменил автоответчик и никому не рассказывал об этом. Когда-то мальчик пытался проиграть эти сообщения деду, но тот не выдержал, прослушав лишь пять, и в растерянности выбежал. Рассказав это незнакомому мужчине, также потерявшему отца, ребенок сбросил камень с души.

Вернувшись домой, мальчик обнаруживает маму. Мама не просто знала о расследовании сына, однажды увидев его каталоги и отчеты о поисках, но на самом деле вела их вместе с сыном. Отдельно. Она либо ходила к тем людям, у которых уже побывал сын, либо опережала его и рассказывала им о будущем странном маленьком госте. Это личная история целой семьи, которая фактически благодаря ребенку, сливается с сотнями историй других людей, с историями большого города. Может быть, фамилия «Блэк» (буквально «черный») была выбрана автором романа не случайно. Черный часто является цветом тоски, беды, депрессии, упадка, плохого настроения.

Когда-то в XVII-XVIII веках этим цветом окрашивали меланхолию, всерьез предполагая, что людей, охваченных этой «болезнью», переполняет черная желчь. Список из 472 людей по фамилии «Блэк», у которых тоже могла случиться беда, и обрывочные сцены с этими персонажами дают некоторые основания так считать. Почти все они встречают мальчика с радостью, приветливо или хотя бы с пониманием, часто Оскара обнимают или жалеют, хотя, судя по всему, жалость нужнее скорее им, чем ему. Среди этих людей религиозные фанатики, рабочие, мужчина-трансвестит и многие другие. Есть и те, кто прогоняет ребенка, а до того его маму: вероятно, их боль еще сильнее.

До того в приступе гнева Оскар скажет матери: «Лучше бы ты умерла вместо него». Но, подумав, добавит: «На самом деле я так не думаю». Он любит ее, а она – его, всем сердцем. «Неужели ты не боялась, когда я уходил, непонятно куда?» – спросит Оскар маму. «Каждый раз, каждую секунду!» – скажет она. В этом один из ключевых моментов фильма. В доверии. Мама не просто доверяет своему не в меру развитому, хотя и довольно странному ребенку (одержимый идеей безопасности, он, например, боится ездить в общественном транспорте), но всем тем людям, к которым придет ее сын – к наркоманам, трансвеститам, фанатикам и кто знает, к кому еще.

***

После 2001 года Америка изменилась, изменился Нью-Йорк. Современный немецкий философ Юрген Хабермас, часто бывавший в Соединенных Штатах, хорошо описал ту атмосферу, которую он застал, приехав в Нью-Йорк, после трагедии 11 сентября: «Я ощутил всю тяжесть события. Ужас от этого буквально свалившегося с неба кошмара, да и сама атмосфера злодеяния ощущалась решительно иначе, чем дома, как и депрессия, охватившая город. […] В Нью-Йорке люди приготовились к самому худшему»[2].

Удивительно дружелюбный менталитет американцев обернулся чувством недоверия. Пропало чувство великодушия по отношению к другим, исчезла готовность к дружеским объятиям, испарилась традиционная приветливость. Вместо этого появился патриотизм, в чем-то противоестественный и даже наносной.

Это чувство прекрасно иллюстрируется поведением героинь из поздних серий сериала «Секс в большом городе», когда те собираются совершить патриотический акт – пойти по магазинам и оставить в них деньги, которые так нужны их любимому городу.

Героиня Сандры Баллок обращается к древним американским ценностям – доверять даже не ближним, а вообще незнакомым людям, доверять самое сокровенное. Каждый из этих людей получил письмо, в котором Оскар рассказал свою историю. Каждый, даже те, что прогнали маму с мальчиком, читали с самыми светлыми чувствами, плакали ли они или смеялись.

Через эту историю семья Оскара вернулась к жизни, снова научившись доверять. Дед вернется, и бабушка мальчика, сдававшая ему комнату, не сказав не слова, оставит пакет у двери, чтобы тот смог занести его в квартиру. А пока мама будет умиляться альбому, оставленному для нее Оскаром, сам он пойдет в Центральный парк и все же обнаружит разгадку тайны, оставленной для него отцом, тайны о потерянном районе Нью-Йорка, тайны запредельно близкой. Именно последнему во многом и посвящен фильм.

Аллен мог снимать блестящие остроумные и ироничные комедии про отношения в большом городе, Скорсезе мог снимать драмы про психоз обитателей городского дна. Их картины навсегда останутся шедеврами мирового кинематографа.

Но фильм Долдри затрагивает более тонкие струны душевной организации людей. Конечно, это – даже не национальная, а очень локальная история. Даже те, кто никогда не был в Нью-Йорке и не понимает специфики его современных обитателей, смог ощутить то сильнейшее эмоциональное напряжение, которое режиссер создает своим фильмом.

Однако это не то «эмоциональное кино», что снимает Стивен Спилберг, лента которого также попала в номинанты лучших фильмов 2011 года. Картины Спилберга не просто выдуманы, но чаще всего, какими бы напряженными они бы ни были, еще и дают великое облегчение в конце, предоставляя зрителю долгожданный катарсис. Фильм Долдри не таков.

Несмотря на то, что, скорее всего, зритель будет лить слезы на протяжении всей ленты, она не закончится слишком хорошо. После великой трагедии, что бы ни случилось, не может быть так же хорошо, как было до того. После горькой утраты может быть лишь чуть лучше, чем было после нее, не более того. А потому трогательный конец – это не совсем традиционный «хэппи энд». Другими словами, боль, прочувствованная зрителями после окончания фильма, притупляется, но сохраняется навсегда.

Фильм «Жутко громко и запредельно близко» – это попытка поговорить о вещах, о которых было принято молчать в течение десяти лет. Пришло ли время, чтобы снова ворошить былые травмы? Стивен Долдри думает, что пришло. А думают ли также американские киноакадемики?