Состояние современной культуры сегодня позволяет ценить любые фильмы. И если даже в художественном отношении какая-либо картина совершенно не удалась и мало привлекает внимание эстетствующих критиков, она может быть по достоинству оценена с точки зрения успеха у широких кругов населения (например, «Сумерки»), и политического анализа или идеологического посыла.
Самым ярким фильмом, который должен быть подвергнут политическому анализу, является не так давно прокатившееся в кинотеатрах мира «Время».
Прошедшая декада XXI века доказала, что высокая культура более не выполняет тех функций, которые были характерны для нее на протяжении всего времени существования. Она сама загнала себя в гетто фестивалей, театров и библиотек, закрытых выставок. Так или иначе, за последние сто лет культура как таковая (ее верхи и ее низы) произвела столько, что сегодня ее главной функцией является последующее воспроизводство самое себя, а задачей широких масс, жаждущих развлечений или эстетического наслаждения, является потребление этих вновь воспроизведенных продуктов.
Однако это воспроизводство и потребление лучше сместились в одну, хотя и большую область искусства: почти вся культура сегодня сводится к ее массовости, которая выражается исключительно в кинематографе. Кино фактически доминирует над всеми другими формами искусства и культурного потребления. Например, для кино специально создается музыка. Снимают экранизации произведений литературы, начиная с классики и заканчивая самыми современными вещами. Комиксы экранизируются пачками и, кажется, скоро закончатся…
Вспомним и перенесение на большой экран реальных событий – политических (сотни картин на политическую тематику), социально-экономических («Пределы риска»), биографии («Железная леди») и т.д. Экранизируются пьесы («Мартовские иды»). Успешные несколько десятилетий назад картины переснимаются и воссоздаются, отсюда и многочисленные римейки даже неуспешных картин. Также внезапно решают снимать сиквелы или приквелы к давнишним хитам (и даже посредственным лентам, примером чему служит недавний «Трон: наследие»).
Любое мало-мальски значимое произведение культуры попадает на экран. И шанс высокой культуры выжить – не отгородиться от масс в театре или в книге, но попытаться проникнуть в кинематограф. Чем она, кстати, и пользуется.
А потому кино, превращаясь в самый популярный продукт массового потребления, становится и сферой политического высказывания, пускай даже и самого радикального. Таковым на первый взгляд является «Время», написанное, спродюсированное и поставленное одним человеком – Эндрю Никколом, известным такими картинами, как «Гаттака», «Симона» и «Оружейный барон».
О чем это кино? Оно о будущем.
Главным источником жизни каждого человека и товарного обмена становится «время», фактически материализовавшееся и заменившее денежные знаки. Каждый человек, родившийся в обществе, спокойно живет свои первые 25 лет, после чего у индивида остается один год времени, отведенной ему на жизнь при рождении, и, чтобы не умереть, ему необходимо работать за дополнительное время, потому что именно им нужно оплачивать товары и услуги, предлагаемые довольно либеральным обществом. Этим фактически упраздняется концепция социального, биологического и личного времени человека.
И хотя нарисованная картина выглядит антиутопией, политическая система, представленного социума довольно либеральна: хотя стартовые возможности каждого члена общества отнюдь не равны, у всех есть условия достичь наиболее желательного для себя результата. Главное – приспособиться, и тогда ты выживешь. Отсюда и проистекает довольно поверхностная философия людей, накопивших много времени, – социал-дарвинизм. Философия поверхностная, но на практике приносящая большие дивиденды. Весьма примечательно, что мир признал за основу отнюдь не либертарианскую идеологию, но либеральную. Хотя каждый человек при изначально несправедливом распределении благ и ведет себя как эгоист, как такового рынка не существует, и фактически все решения, как выясняется, принимаются «большим правительством».
Несмотря на некую регуляцию социально-экономической жизни и на то, что город поделен на зоны, любой может выбраться из неблагополучного района: достаточно заработать нужное количество времени, чтобы расплатиться им на пропускных пунктах. У некоторых это получается, и тогда они становятся надежным инструментом системы, превращаясь в «стражей времени», сохраняя статус-кво политического и экономического устройства социума. В гетто обитают бедняки, у которых времени почти нет, а в более престижных районах – аристократы, исповедующие тот самый социал-дарвинизм. Вместе с тем до определенного момента почти всех все устраивает. Любопытно, что люди в гетто фактически умирают от нехватки времени, но спокойно терпят спонтанное повышение цен на продукты и услуги, разве что немного ворчат и возмущаются: например, кофе вчера мог стоить три минуты, а сегодня стоит уже четыре, билет на автобус вчера стоил один час, а сегодня – уже два. И никому в голову не приходит, что в престижных районах буржуа тратят времени сколько им угодно; более того, именно они и повышают цены на услуги и товары, чтобы тем самым балансировать численность все пребывающих в этот бренный мир людей.
Так, уставший от жизни столетний паренек приезжает из престижного района в гетто, чтобы спокойно умереть, растранжирив на выпивку десятки им накопленных лет. Именно он и объясняет главному герою, как на самом деле устроена жизнь: богатые богатеют, а бедные умирают. И нет нищего Пьера-Жозефа Прудона, который бы догадался до того, чтобы гениально ответить на вопрос «Что такое время? Это кража» и дать людям напутствие на социальную революцию.
Прозрев, бунтарь-одиночка вторгается в среду обитания аристократов, чтобы украсть у них время, а в этом ему помогает фактически «дворянская революционерка», вовремя разочаровавшаяся в социал-дарвинизме, проповедуемом ее отцом, владельцем крупнейшей сети «банков времени». Эдакие Бонни и Клайд начинают грабить «хранилища времени», чтобы раздать его нуждающимся беднякам. Причем героиня Аманды Сейфрид истинная «Бонни»: она решается на приключения фактически из-за смертельной скуки, царящей в ее пресыщенной роскошью жизни. Так что бунтарский романтизм главных героев скорее принимает характер мелкобуржуазного гуманизма а ля Робин Гуд, чем радение за искреннюю революционную борьбу за жизненно необходимое пролетариату время.
Бунтари-одиночки побеждают, и система рушится. Обратим внимание на то, что система эта дает сбой именно в области обитания аристократов: они, а не кто-то еще устают от роскошного и бессмысленного существования, бессознательно дав импульс борьбы за справедливость в распределении временных ресурсов. Так бессмысленно рушится хорошо отлаженная система либерального капитализма.
При весьма интересной фоновой политической идее картина является чрезвычайно вредной.
На ее производство радеющие за народное счастье продюсеры Голливуда потратили 40 миллионов долларов. И хотя в Соединенных Штатах фильм собрал чуть меньше, чем 40 миллионов, едва отбив затраты на съемки, по миру худо-бедно лента насобирала 142 миллиона, 14 из которых за нее отдал зритель из России. Прекрасно, когда у людей есть возможность потратить 40 миллионов долларов на то, чтобы красочно изобразить систему глобальной либеральной несправедливости, пригласив для съемок в фильме высокооплачиваемых звезд. Еще прекраснее то, что этим «революционным» памфлетом голливудские продюсеры намеревались не просто заработать себе немного денег, но и отнять у зрителей (у которых в этой жизни радостей, кроме кинематографа не очень-то и много) два часа их бесценной жизни.
Это самая коварная стратегия, прикрывающаяся идеологическим ярлыком, имя которому «либеральный коммунизм». Последний сводится к тому, что люди, заработавшие миллионы на чужих мучениях, вдруг начинают беспокоиться о несправедливости, царящей в мире, и идут на то, чтобы тратить деньги на искоренение социальных несправедливостей.
По иронии судьбы, кажется, в России этот фильм посмотрело большего всего людей – 2.24 миллиона зрителей. Теперь умножьте это количество на один час и сорок девять минут и получите точную цифру времени, которое было украдено у российского зрителя в кино (а сколько посмотрело этот хит в домашних условиях?). И это время, в отличие от денег, зритель себе уже никогда не вернет.