Мало кто в России знает, что примерно 3% жителей Латинской Америки (около 18 миллионов человек) – потомки иммигрантов из арабских стран Ближнего Востока, прежде всего, из Ливана. В отдельных государствах их удельный вес значительно больше – например, в Аргентине, где к этой группе принадлежит примерно 9% населения.
Эти люди внесли крупный вклад в экономику, политику, культуру, искусство и науку стран региона. В рядах экономической, политической, культурной элиты Латинской Америки находится множество людей ближневосточного происхождения. Достаточно вспомнить самого богатого человека в мире в 2012 году мексиканца Карлоса Слима[1], многолетнего президента Аргентины Карлоса Менема,[2] мексиканскую актрису Сальму Хайек или известную исполнительницу, колумбийку Шакиру Мебарак.
Подавляющее большинство выходцев из арабских стран (приблизительно 97%) – это христиане разных конфессий, в том числе православные, римские католики, монофизиты (в том числе армяне и копты), несториане.
Однако наибольший вес имеют ливанские марониты, которые еще в эпоху крестовых походов в XII веке заключили унию с Римом, войдя в состав Католической Церкви и признав власть папы при сохранении собственных религиозных обрядов. С этой же эпохи прослеживается сильное французское культурное влияние на маронитов, прежде всего, на элиту данной этноконфессиональной группы.
Периоды и мотивы христианской иммиграции
Отдельные арабы-христиане прибывали в Латинскую Америку еще в колониальную эпоху: например, знаменитый боливийский диктатор-популист Мануэль Бельсу (1808 – 1865 годы) был сыном арабского иммигранта. Однако первая массовая волна эмиграции с Ближнего Востока стартовала после событий 1860 года, когда в ходе религиозных столкновений мусульмане и друзы уничтожили множество христиан в Южной Сирии и Южном Ливане. Этот период арабской иммиграции продолжался с 1860 по 1914 годы и был прерван Первой мировой войной.
Вторая волна имела место в межвоенный период, третья пришлась на бурные 1950-1960-е годы, когда возник арабо-израильский конфликт, порождавший с каждой новой войной массы беженцев, а многие монархии Ближнего Востока уступили место популистским военным диктатурам.
Четвертая волна, которая началась во время гражданской войны в Ливане (1975 – 1990 годы), продолжается по настоящее время, чему способствовали американская оккупация Ирака, столкновения в Ливане и нынешняя война в Сирии.
На протяжении всей истории арабской иммиграции в Латинскую Америку ее важнейшим мотивом было стремление к безопасности. В периоды активизации исламского фактора в политике ближневосточные христиане сталкивались с угрозой своим жизням, свободе, собственности – доходящей до открытого геноцида. С начала гражданской войны в Ливане в 1975 году христианское, особенно маронитское, население не только подвергается гонениями, но и сталкивается со случаями прямого физического уничтожения ряда христианских анклавов.
Сегодня, на фоне событий в Ираке, Сирии, Ливане, прямое и косвенное религиозное давление остается главной причиной эмиграции арабов-христиан. В настоящее время численность маронитов и других христиан в Ливане быстро сокращается в основном за счет эмиграции. Эта тенденция характерна и для ряда других арабских стран Ближнего Востока.
Мощный стимул эмиграции в Латинскую Америку дал процесс распада Османской империи и развития новых арабских государств. Несмотря на периодические гонения со стороны османских властей, арабы-христиане пользовались автономией как в религиозной сфере (система этнорелигиозных общин – миллетов), так и в политической (на территории Ливана). При Османах культурный и социально-экономический уровень арабов-христиан в Ливане, Сирии и Палестине был выше, чем у их соседей-мусульман.
Переход власти после 1918 года в руки арабских режимов привел к утрате привилегий и более высокого статуса христиан. Особенно интенсивным этот процесс стал после смены ряда монархий популистскими военными диктатурами в 1950-1960-е годы и серии арабо-израильских войн, что в совокупности побуждало искать счастья за пределами своей родины все новые массы ближневосточных христиан.
Большое значение при переселении в Латинскую Америку всегда имел экономический фактор. В отдельные периоды важную роль играли и другие мотивы. Например, долгое время иммиграцию арабов-христиан поощряли правительства ряда государств, заинтересованные в скорейшем освоении своей территории. Подобной политики, в частности, придерживались крупнейшие страны региона Аргентина и Бразилия, причем император Бразилии Педру II в 1876 году лично посетил Сирию, Ливан и Палестину, где высказывал заинтересованность в переселенцах с Ближнего Востока.
Немалую роль в переселении арабов-христиан в страны региона сыграло резкое ужесточение в 1921 году иммиграционного законодательства США, затронувшее выходцев из стран Ближнего Востока. После этого в 1920-е годы арабская иммиграция в Латинскую Америку, главным образом, в Бразилию, Мексику и Аргентину, достигла апогея. Напротив, меры по законодательному ограничению иммиграции в ряд стран региона (например, квоты 1934 года в Бразилии) способствовали снижению притока сиро-ливанских мигрантов.
Арабы-христиане: путь наверх
Успехи арабских иммигрантов в Латинской Америке кажутся удивительными. Если многие переселенцы из Европы были горожанами и имели востребованные навыки, то выходцы из Сирии и Ливана относились преимущественно к сельскому населению и не имели компетенций, востребованных в развивающихся государствах региона.
Несмотря на свое крестьянское происхождение, арабы не смогли или не захотели приспособиться к новым, незнакомым им условиям сельскохозяйственных работ, которые к тому же плохо оплачивались. Выходцы с Ближнего Востока в массе своей не имели и сколько-нибудь серьезных сбережений: как правило, их денег хватало только на билет из Бейрута на новую родину. Вдобавок, далеко не всегда «турки» [3], как их называли латиноамериканцы, находили общий язык с местным населением: например, во время Мексиканской революции 1910 – 1920 годов ливанцы серьезно пострадали от революционеров наряду с другими непопулярными этническими группами – испанцами и китайцами.
Тем не менее, при столь неблагоприятных исходных данных за век с небольшим арабы-христиане, прежде всего, марониты, достигли в Латинской Америке огромного социального успеха.
Арабы-христиане сделали ставку на торговлю и легкую промышленность, произведенные ими товары были востребованы быстро увеличивавшимся населением Латинской Америки. Иммигранты занялись производством и торговлей тканями, одеждой, обувью, чему способствовали хорошо налаженные связи с Востоком. До сих пор арабские диаспоры контролируют текстильный бизнес в ряде стран региона: например, в Чили семья Ярур (палестинцы-христиане) владеет примерно 60% этой отрасли в стране. В поисках клиентов арабы проникали в самые отдаленные уголки Латинской Америки, стремились обеспечить низкие цены и проводили гибкую рыночную политику.
Выходцы с Ближнего Востока в результате создали собственные сети оптовой и розничной торговли, которые располагали своей клиентской базой из городских низов, крестьян и индейцев, привлеченных дешевизной товаров. Так были сделаны первые состояния арабских иммигрантов, которые пошли на расширение бизнеса, проникновение в другие отрасли и привлечение новых родственников с Востока. Вслед за успехом в одной сфере арабские диаспоры заняли серьезные позиции в парфюмерии и ювелирном деле, а затем начали экспансию в различные отрасли экономики латиноамериканских стран.
Успеху арабов-христиан немало содействовало их отношение к труду и бизнесу. В отличие от многих жителей региона, арабы ориентировались на напряженную серьезную работу, отличались предпринимательской хваткой. Эффект от этих качеств усиливался характерной для диаспор арабов-христиан семейной и общинной солидарностью. Иерархические структуры семьи и общины нашли отражение в структуре бизнеса, а внутрисемейные и внутриобщинные сети доверия обеспечили мобилизацию финансовых ресурсов и взаимодействие при осуществлении экспансии.
Экономическое могущество дало арабам-христианам доступ к политической власти. Во второй половине XX века страны Латинской Америки увидели целую плеяду политиков ближневосточного происхождения, занимавших высшие государственные посты вплоть до должностей президентов. Наряду с упомянутым Менемом, стоит вспомнить вице-президента Бразилии Жозе Алкмина[4], троих ливанцев-христиан на посту президента Эквадора[5] или такого же президента Колумбии Хулио Турбая, двоих христиан-палестинцев во главе государств Центральной Америки. Ливанское происхождение имеет действующий вице-президент Бразилии Мишель Темер, а также многие нынешние видные политики в крупнейших странах Латинской Америки.
Конвертация экономического могущества арабов-христиан в большую политику имела серьезную негативную составляющую: в ряде стран региона возрос и без того высокий уровень коррупции. Наиболее ярким и даже курьезным примером этого послужила попытка бизнесмена и политика Пауло Малуфа добиться своего избрания в президенты Бразилии на закате военной диктатуры в 1984-1985 годах, которая обернулась крахом режима. Хотя благодаря закулисным маневрам Малуфу удалось получить номинацию на выборы от правившей партии, перспектива избрания лидером страны столь связанной с коррупцией фигуры расколола сторонников власти. В результате ряд генералов и гражданских политиков предпочли заключить соглашение с оппозицией о восстановлении в стране демократии и демонтаже диктатуры, лишь бы не допустить прихода к власти Малуфа[6].
Прибыв в Латинскую Америку иммигрантами, к настоящему моменту арабы-христиане достигли высот социальной иерархии и превратились в одну из самых успешных этноконфессиональных групп региона. Успехи арабов-христиан в Латинской Америке вполне уместно сравнить с достижениями евреев в США. В их руках сосредоточены экономическое могущество и финансовые потоки, во многом от решений капитала этих диаспор зависит политика латиноамериканских государств.
Арабы-христиане в латиноамериканских обществах: конфликт и интеграция
Отношения выходцев с Ближнего Востока и латиноамериканцев нередко были непростыми, особенно в первые десятилетия сиро-ливанской иммиграции в регион. Не всегда торговая активность иммигрантов встречала позитивное отношение местного населения, недовольного повышением цен на товары, спекуляциями на предметах первой необходимости и прочим.
Семейная и общинная сплоченность арабских христианских диаспор, позволявшая им достигать успеха, вызывала негативное отношение у проигрывавших экономических групп. Местная торговая буржуазия, которая видела в арабских переселенцах своих конкурентов, направляла против них общественное недовольство, наиболее ярко проявившееся в период Мексиканской революции.
До настоящего времени часть арабов-христиан сохраняет свои семейно-общинные структуры, поддерживая свою определенную обособленность и связи с исторической родиной на Востоке. Тот же Карлос Слим, например, находится в родственных отношениях с кланом Жмайелей – историческими лидерами маронитской общины в самом Ливане. Эта обособленность, накладываясь на стремление Слима к максимальному извлечению прибыли, в том числе сомнительными способами (связи с государственной властью, создание квази-монополий в экономике), формирует негативное отношение к мультимиллиардеру у многих мексиканцев.
Однако арабские диаспоры не превратились в замкнутые этнические группы, жестко отделенные от латиноамериканских обществ. Включению в жизнь Латинской Америки помогало то, что подавляющее большинство арабов-переселенцев – христиане. Марониты, наиболее важная группа иммигрантов, являются членами одной из составляющих Католической Церкви, поэтому для них единство религии стало хорошим подспорьем для интеграции в местные, преимущественно католические общества.
Еще одним фактором интеграции стали смешанные браки. Основную часть арабских иммигрантов составляли молодые неженатые мужчины, которые уже в течение первого поколения вступали в браки с латиноамериканскими женщинами. Потомки от этих браков быстро интегрировались в культурную и языковую среду новой родины. В третьем-четвертом поколениях благодаря смешанным бракам исчезала культурная самобытность, даже внутри диаспор арабский язык сохранялся лишь в церковных службах, уступая в общении свое место испанскому или португальскому[7].Что же осталось сегодня у большинства потомков арабов-христиан в Латинской Америке? Память о своем происхождении, религиозные предпочтения предков, неформальные связи солидарности внутри диаспор, общие культурно-развлекательные и социальные мероприятия. Этого хватает, чтобы не допустить окончательной ассимиляции потомков выходцев с Ближнего Востока, – но слишком мало, чтобы сохранять отчетливую этнокультурную самобытность на общем фоне латиноамериканского мира.
[2] Родом из семьи армяно-алавитского происхождения.
[3] В Латинской Америке арабская эмиграция получила название «Турецкая эмиграция» или «Османская», поскольку для местного населения все выходцы с Ближнего Востока являлись «турками», независимо от их реального этнического происхождения (арабского, армянского, еврейского). Впрочем, в большинстве случаев слово «турок» обозначало арабов-христиан как наиболее многочисленную группу переселенцев из Леванта.
[4] Которому только прямое вмешательство радикально настроенных генералов помешало в 1967 году занять законным образом пост президента страны после того, как предыдущего президента маршала Коста-э-Силву разбил паралич.
[6] В настоящее время действующий депутат Конгресса Бразилии Малуф по инициативе США объявлен в международный розыск за преступления, связанные с отмыванием денег.
[7] Сходные явления в более быстром темпе наблюдаются даже в столь изначально далекой от латиноамериканцев группе, как бразильские японцы (2 миллиона человек, самая большая японская диаспора в мире). В 3-м и 4-м поколениях бразильские японцы почти утрачивают специфически японскую идентичность и в основном ассоциируют себя с Бразилией.