Последний киносеанс заканчивался в полночь. «Погоня» шла три часа. Подобно многим заграничным фильмам «Погоня» (речь идет о фильме 1966 года – The Chase – ред.) попала в советский прокат со значительным опозданием – устарели прически вожделеющих дам и стрижки на головах Марлона Брандо и Роберта Редфорда – с такими у нас уже ходили военруки и фируки. По тогдашней традиции подвергалась переводу на русский и единственная песня, которую распевают участники травли беглого заключенного:
Бабер, Бабер, Бабер!
Мы тебя поймаем,
И горячий ужин принесем…
Солирует, вспрыгнув на крышу автомобиля (советский зритель любовался кладбищами американских машин со сладострастием некрофила) маленький человечек – белобрысый чертик с гитарой, в черных очках и шведке.
Едва ли у кого-то возникало желание узнать, кто играет эту противную личность, с явным наслаждением кривлявшуюся с экрана, словно мстя голливудским красавцам за свой необычный вид. Не за этим ходили у нас смотреть американские фильмы – «своего уродства хватает». И уж тем более никто не подозревал, что именно в эти вечерние часы, пока мы отсиживаем затянутую, перегруженную ужасами кинодраму, песенки «белобрысого чертика» гоняют по всем радиостанциям мира: от «Голоса Америки» до радио «Бухарест» и «Маяка».
«Погоню» пустили в прокат с опозданием – в мире многое изменилось, не только прически. Актера, противным голосом орущего «Я – Бабер Ривс, ловите меня!» звали Пол Вильямс. Мастер нежнейшей песенной лирики на грани инфантилизма. Пол Вильямс – «маленький принц» Великой Американской Песни, находился в апогее популярности как раз, когда призрак его актерского прошлого гримасничал с экрана в кинотеатре «Космос», мешая нашим работягам сосредоточиться на декольте и брючках недосягаемых актрис.
Прошлое и настоящее сливаются, образуя будущее, под которым погребена дивная песня Пола Вильямса Someday Man – «Я человек из когда-нибудь», то есть, родом из наиболее спорной части времени и пространства. Эту песню хоронили дважды – в исполнении The Monkees и самого Пола Вильямса в одноименном дебютном альбоме, который также не вызвал, мягко говоря, сенсации в момент появления на свет.
Что представлял собою сингл теряющих популярность The Monkees? Типичную попытку родить спасительный позитивный «хит». Собственно, это была скорее сольная запись Майкла Несмита с наложением консервированных оваций несуществующей публики. Сторона А (Listen To the Band) похоронила сторону В (Someday Man). Я наблюдал одного поклонника Listen To the Band, он сильно пил, и его сбила машина. Возможно, это был единственный поклонник очень доброй, но пресноватой песни-призыва Listen To the Band на всем «постсоветском пространстве».
В активе Пола Вильямса-композитора уже была Fill Your Heart, которую из солидарности не совсем обычных людей успел записать уникальный человек, «последний трубадур» Тайни Тим. Подобно Someday Man эта пьеса больше похожа на арию одного из бродвейских мюзиклов, нежели на молодежный шлягер. И да, она могла бы украсить альбом любой ведущей группы того времени. Однако этого не произошло…
Ничто не характеризует творчество изысканного художника столь точно, как мнение обособленного ценителя, самостоятельно открывшего то или иное имя. Такими свидетельствами следует дорожить и делиться, в них наивная мудрость новелл и аллегорий Средневековья…
Музыку Пола Вильямса и его коллег принято называть барокко-поп. Хотелось бы добавить в скобках грандиозную расшифровку – «неагрессивный антиритм-энд-блюз», наполнитель прологов и эпилогов, тягостных пауз до и после признания в любви. Трудно представить себе музыку Пола Вильямса в качества фона, на котором сжигают лифчики и призывные карточки марионетки «молодежной революции».
«Просто старомодная песня о любви» – так озаглавлен манифест этого маленького мещанского романтика с жутковатым оттенком сугубо американской готики, и эта характеристика полностью подходит почти ко всему, что было им написано и спето.
Каким путем можно (было) придти к Полу Вильямсу в лабиринте тогдашних авторитетов и предрассудков – это повод для отдельной беседы.
Людям, не знакомым с атмосферой того времени (а они по закону природы становятся подавляющим большинством), трудно представить критерии, по которым та или иная музыка могла звучать в тех или иных местах, на тех или иных носителях, на определенных волнах, в определенных диапазонах.
Магнитная лента была чем-то вроде элитного района, некой «Рублевки», либо для нескольких «номенклатурных» групп, либо «солянкой» из фоновых шлягеров для вечеринки людей средних лет. На «кого попало» ленту не тратили, ограничиваясь радио. Пол Вильямс, царствующий в американском эфире, явно не входил в число фаворитов отечественной звукозаписи…
К семидесятому году любое вкрапление духовых или струнных уже отпугивало молодежь, как запах тления. За «дудки» и «скрипки» критиковали даже «святое» – Soft Parade и Let it be. Доминировал густой и резкий саунд электрогитары, мускулистая линия электроконтрабаса (так говорили по «Голосу») и плотный, тяжелый (но не джазовый) пульс ударных – все это делалось по шаблону первой настоящей рок-группы The Cream. Таким способом изготовлены все культовые альбомы многократного использования (иногда с добавлением приемов The Who): Grand Funk, Deep Purple, Black Sabbath, Uriah Heep и тому подобное.
Перечисленные выше имена были достойны ритуала магнитозаписи, а скрипицы и флейтицы – обречены на прозябание в призрачной стихии радиоволн.
Их можно изловить, помучить, как серого ночного мотылька, но ни в коем случае не фиксировать на дорогостоящую пленку. И в сонме этих отверженных существ Пол Вильямс – эльф-повелитель. Не его ли образ мерещился некогда Баратынскому?..
Я из племени духов,
Но не житель Эмпирея…
Это, конечно, странно – после семидесятого года, когда изощренные аранжировки пышным цветом расцветают на Западе, целое поколение здешних лоботрясов сторонится «скрипок» и «дудок», как гоголевский корчмарь свиной колбасы. «Советский человек» – это иногда действительно звучит очень гордо. Так не заметить все самое интересное в XX веке не получилось даже у каких-нибудь филиппинцев… Забытый факт – Элтона Джона долгие годы будут узнавать не по мелодиям, а исключительно по пресловутой «какающей черепахе» на обложке одного из его дисков.
Мелодии Пола Вильямса входят в репертуар ведущих эстрадных оркестров, но их не торопятся напевать строгие ценители в низко сидящих расклешенных штанах – слишком замысловато, и к тому же не хватает агрессии. Рок-музыку в те времена воспринимали как артподготовку к неминуемой войне, которая завершится разгромом врага на его же территории. Все именно так и вышло. Но, как выражаются плохие журналисты, «с точностью наоборот».
Пола Вильямса окружает единодушный пассивный бойкот. Его имя пополняет несуществующий, но обширный ассортимент вещей и понятий западного качества, добротных, но никому не нужных, как лазерный диск на патефоне.
Услышать его имя от представителей богемы в модном баре? – Исключено. От приглашенной в гости девицы? – Никогда. Может быть, раскатчик пластинок запишет его вам на свой страх и риск, так сказать, «на пробу»? – Вряд ли. Вряд ли… Вряд ли…
Пола Вильямса открывали, не выходя за порог квартиры, не покидая подъезд, что называется, «под крышей дома своего» (даже странное сходство с Антоновым не прибавило ему популярности). Однажды, подходя к двери в один из самых демократичных «флэтов» моего родного города, я был приятно изумлен – вместо Made in Japan хозяин на полной громкости слушал восхитительную I Won’t Lost The Day Without You. Конечно, это была моя катушка. В квартире стояло прожженное окурками и разъеденное винищем фортепиано. Мне показалось, что за его крохотной копией, гримасничая, музицирует светловолосый гном.
Пол Вильямс пробудил у моего приятеля социопата хороший вкус, дремавший под густым слоем алкогольной плесени. К сожалению, сам композитор посвятил беспробудному пьянству два десятилетия. Не будем вдаваться в подробности, но это не могло не отразиться на качестве его поздних альбомов.
Вирус постмодерна подстерегает носителей аутентичного стиля с ослабленным иммунитетом. Его жертвами (не от хорошей жизни, разумеется) в разное время становились даже Лу Кристи, Джин Питни, Пи Джей Проби, The Walker Brothers (их Night Flights – попытка освоить манеру Боуи, производит болезненное впечатление).
Консерваторов буквально выживали из культурной сферы, понуждая к компромиссам, и многие из них становились пособниками постмодернизма. В десяти из десяти случаев ничем хорошим это не закончилось. Некогда эзотерические имена (и голоса) стали частью молодежного жаргона, бесплатной зубочисткой после блюда по завышенной цене.
В каждом демиурге и денди прячется Ordinary Fool – заурядный простак. Так и называется один из альбомов Пола Вильямса.
Одним из наиболее плодотворных эпизодов творческой жизни музыканта следует считать сотрудничество с Мишелем Коломбье, результатом которого стал концептуальный диск «Wings», возможно, одно из наиболее значительных, но незамеченных музыкальных событий минувшего полувека.
«Wings» проворонили по самым ничтожным причинам – тут и одноименный проект Маккартни, и слишком много незнакомых имен, «какой-то француз», «скрипки», «трубы»… Мне снова вспоминается одухотворенный лик того пьяницы-наладчика с приборостроительного завода, когда он слушал I Won’t Lost The Day Without You. Представьте себе, этот обычный человек, «заурядный простак» даже придумал незатейливое название для такой музыки: воздушная психоделия.
Иногда нам приходится наблюдать любопытный парадокс, в былые времена (сужу по собственному опыту) не ощутимый: если раньше автор-исполнитель боялся отстать от времени, всячески стараясь вычислить, освоить и применить новейшие приемы и ходы (у не очень уверенных в себе это бросалось в глаза, у хладнокровных мошенников проходило «на ура»), то сегодня самобытность не имеет ничего общего с господствующими тенденциями.
Классический пример – Пол Вильямс и Гари Нильссон. Два безусловных гения (и два алкоголика) в своем роде, оба вышли ниоткуда и были замечены случайно.
Временами Нильссон заигрывает с предполагаемым слушателем из будущего, и его магический ореол (а он прирожденный алхимик звука) тускнеет, лампочки на плаще иллюзиониста потрескивают и перегорают. Многое изменилось, многое усовершенствовалось и перестало быть чудом.
Но Пол Вильямс не выходит за временные рамки своей эпохи, как Эмили Дикинсон, не покидавшая свой особняк, складывая в шкатулку рукописи своих стихотворений – зашифрованных посланий будущему читателю.
По этой причине лично мы можем слушать его альбомы два, три, четыре раза подряд, не находя в них ни одного высокопарного слова, ни единой эмоциональной ноты, ставшей с годами звучать фальшиво.
Его «дождливые дни и понедельники» можно отыскать в тех «календариках», которые так любили коллекционировать школьницы, чья первая любовь наверняка пришла с песней Let Me Be The One. Только они не обращали внимания на мелодию, зато песня запомнила их, одна из «старомодных песен о любви», чьи названия никто никогда не произносит со вздохом ностальгической благодарности.
Все чаще, восторженней и настойчивей раздаются голоса молодых людей, с изумлением обнаруживших, что так называемая «музыка будущего» давно и надежно заготовлена в уже относительно далеком прошлом такими чудотворцами как Пол Вильямс – «человек из прекрасной страны «Когда-нибудь», где возможно абсолютно все».
«В раю тебе придется петь потише, – говорил Док Помус на похоронах Биг Джо Тернера – чтобы ангелы смогли тебе подпевать».
В шумном инферно современности голос Пола Вильямса понуждает примолкнуть кромешный грохот прогресса и цивилизации, заставляет прислушаться.
Таково «некрикливое искусство», о котором в те же годы мечтал Шукшин. Таковы каноны, к соблюдению которых должен стремиться каждый искренний артист.
Terra America рекомендует к этой статье: