Брюс Спрингстин не похож ни на лаконичных трубадуров 90-х, шевелящих щетинистыми скулами под драм-машину и «фурцыпупалку», ни на мускулистых разноцветных героев MTV, пихающих воздух кулаками. Гальванизировавший модный мир Брюс Спрингстин по виду – типичный «синий воротничок» из американской глубинки: рабочий малый, мужик, чьи кутюрные фантазии не простираются дальше джинсов Levi's и рубахи в клетку. И вот случилось так, что никогда не изменявший одежным привычкам 70-х парень с гитарой сегодня стал самым стильным в квартале.
Грянула рекламная шумиха, грянули кампании в прессе: Banana Republic, Thierry Mugler, Marlboro Classics. Заскрипели доски подиумов: тут немножко Gucci, там чуть-чуть Prada и даже кое-что от Yamamoto. Пошло дело – личинка превратилась в роскошного пижона в том возрасте, когда других настигает превращение в «гнусное насекомое». Ведущие журналы написали о Брюсе в рубрике «Модно» – L'Uomo Vogue, Details, британский GQ. Все вдруг захотели нацепить лоскут от Спрингстина или шерстяную его кепи, которую он подбрасывал в конце песни и ловил руками за спиной: «Я, Брюс, такую же хочу». Об «отдаленном сходстве Спрингстина с Высоцким» говорил сбитому с толку слушателю даже Сева Новгородцев. Как еще можно было объяснить, в чем сила и правда этого совершенно американского музыканта, советским мозгам, изъеденным квазимарксизмом и криптофашизмом? Подумаешь, еще один «голубой» или «иврэй» стал вдруг там у них дьявольски популярен. Уходил в армию – слушал «Дип Перпль», «как человек», а теперь вот ненормальные янки навязывают какого-то худого небритого брюнета с непонятными песнями, и почему-то некому у него проверить регистрацию.
Спрингстина трудно назвать амбициозным человеком, особенно на фоне других икон американской поп-музыки: Принца, Мадонны, Майкла Джексона. Конечно, как всякий художник, он мечтал о бессмертии, но всегда умел обуздывать творческие эксцессы. Перед ним стояла щекотливая задача – улавливать характер рядового человека, и это удавалось ему не раз и не два. Чутье выработалось за долгие годы игры живьем в кабаках и клубах Нью-Джерси, когда музыканты днем отсыпались на пляже, чтобы ночью «давать копоти» без особой надежды на богатство и славу. Подкупающая живость, своеобразная гордая горечь сохранились и в студийных альбомах, ставших классикой и не нуждающихся в описании. Спрингстину удалось создать уникальный саунд, добиться магического слияния двух сильнейших активов американской поп-музыки: он соединил манеру Боба Дилана с аранжировками превратившегося на старости лет в стрелка по блондинкам Фила Спектора. Песни Брюса Спектор назвал «диснеевскими версиями Вагнера». Какое точное определение пылких амбиций подростка! И вот уж скоро тридцать лет Спрингстин подсвечивает мистическим светом упования американских работяг-провинциалов. Герои его песен легко поддаются пародированию: придорожные столовые, розовый Кадиллак, девушки предместий. Но если над ними можно потешаться, то можно вдруг и отнестись к ним и всерьез.
Брюс утверждает, что никогда не имел имиджа, но, несмотря на эти его утверждения, едва ли найдется более узнаваемая рок-звезда, чем он. Причем легенду также легко отсеять от живого Спрингстина, как провести грань между автором и героями его песен. В начале пути его борода и сутенерская кепка привлекали внимание, но не более. Подобными приемами пользуются уличные трубадуры. Таким Спрингстин выплывает в длинной пьесе Лу Рида Street Hussle, чтобы произнести одну фразу: «Tramps like us are born to loose». Но к середине 70-х в его облике проявляется более отчетливый жанр: твердые джинсы, сапоги, кожаная куртка. К концу десятилетия он выглядел лучше, чем когда-либо. Исхудалое лицо, воротник поднят, шея открыта. Ранний Дилан, Джеймс Дин или Аль Пачино в фильме Cruising. Потом Брюс разродился альбомом Born in the USA. Levi's 501, клепаный ковбойский ремень, из кармана свисает красный бейсбольный козырек. Для современного глаза символика сугубогомоэротическая. Но кто в те времена мог это знать?
Тогда же певец развивает мускулатуру под присмотром опытных инструкторов. На Спрингстина обращают внимание американские правые. Его пытаются втиснуть в середину между неприятными Рокки и Рэмбо, высосанными из пальца Сильвестра Сталлоне. Причина подобного желания у консервативно настроенных американских политиков была. Спрингстин никогда не злоупотреблял похотливостью. Марвин Гэй, Стив Тайлер и другие сердцееды не вызывали в нем желания посоперничать. Про Спрингстина говорят, что он был семейным человеком и до того, как завел семью, подчеркивая свою приверженность к традиционным ценностям.
Born in the USA – не лучшая пластинка Спрингстина, но в нее вошли некоторые лучшие его песни: чувственная миниатюра I'm on Fire и двусмысленная No Surrender, которую Брюс разрешил процитировать писателю Дэвиду Йеллопу в правдивой биографии революционера Карлоса. В палестинском гетто Йеллоп увидел подростка, слушающего эту песню прямо на улице, где не раз проливалась и прольется кровь...
Среди слушателей Спрингстина всегда преобладали лица мужского, сильного, но сентиментального пола. Им заслушивались, с одной стороны, мальчики, отчаянно желающие повзрослеть, а с другой – мужчины, ищущие подтверждения тому, что они еще не слишком безнадежно стары. Так мужская толпа, выходя из кинозала, повторяет походку героев «Великолепной семерки», так, проявляя скучные фотопленки, прыщавый лаборант воображает себя несущимся по трассе 66 за рулем американского авто.
Выросшим на диете из глэма и панка казался смехотворным мелодраматизм, с каким он рассказывает про сталеваров и ветеранов вьетнамской войны. Что еще за «Весна на Заречной улице», что еще за Darkness on the Edge of Town? Кому это надо в старой доброй Англии, например? Надо увидеть Штаты. Нужно «проездиться» по Америке. Простор. Шоссе. Небеса. Большая страна – большая музыка. Спрингстин умел ее делать. Кинематографично, былинно. Не стесняясь впадать в сентиментальность и грусть без крупицы иронии. В отличие от английских и американских хамелеонов у Спрингстина душа всегда была нараспашку.
И это его качество продолжает привлекать к нему новых слушателей. Газета Guardian цитирует Шарфаза Манзура. Молодой уроженец Азии рассказал, как Брюс Спрингстин помог ему уйти от беспросветного окаянства жизни в рабочем пригороде. (Помните маленького палестинца?). Школьный приятель приобщил его к музыке Брюса. «Ну почему мальчик-сикх так остро отреагировал на белого американца, делающего музыку для других белых, которые, как и он сам, все похожи на автослесарей?» Ответ прост: «Эти альбомы были не просто наборами песен, они были окнами в мир куда более заманчивый, чем тот, что меня окружал. Спрингстин пел о "соломенных героях в пробках на хайвеях", а я не ходил дальше местного парка культуры. Это были звуки иной жизни, они сулили настоящую свободу, а не просто эскапизм в романтику. На страницах буклета, вложенного в концертный альбом, Спрингстин говорит: "Нетрудно дать ускользнуть лучшей части тебя", истолковывая эти слова как приговор тому образу жизни, который светил всем моим сверстникам: выжимающая душу работа и ранние семьи. Песни Спрингстина предостерегали: "Не вздумай подражать их героям". Брюс больше, чем кто-либо, повлиял на мое решение покинуть родной городишко, он снабдил меня, так сказать, картой для побега».
Нынешние рок-звезды выдыхаются на втором диске. Брюсу потребовалось для этого двадцать лет. Только тогда он переехал в Калифорнию из Нью-Джерси. Ему было глубоко за тридцать, когда он спохватился, что ему уже под сорок. Появились сомнения, брак с Джулиан Филлипс себя не оправдал. Спрингстин распускает свой верный Е Street Band, женится на другой. Пошли дети и песни про телевидение. Пижонский Кадиллак заслоняет более внушительная вилла за четырнадцать миллионов долларов в Беверли-Хиллз. Он проводит вечера в кругу семьи, распивая шардоне калифорнийского разлива. Потом выходят (в марте 1992 года) два альбома, больше похожие на анализы мочи, окончательно замутненные сомнениями в себе. Пресса не щадит бывшего баловня судьбы. Мировой тур в сопровождении посредственной новой группы довершает картину упадка. По сцене скачет богатый человек в дешевой азербайджанской рубахе. Повзрослевшие и постаревшие поклонники начинают стыдиться своей верности.
Все 90-е годы прошли в поисках потерянного вдохновения. Ему выхлопотали заслуженный «Оскар», но, увы, за ужасные «Улицы Филадельфии», потом он снова собрал Е Street Band для записи новых треков сборника Greatest Hits.
Выпустил одобренный критиками, но трудный «Призрак Тома Джоуда» – прекрасный акустический проект, переполненный цитатами и намеками без искусственных прикрас. В Англии раскупили сто двадцать тысяч экземпляров – десятую часть Born in the USA. Сборник 18 Tracks приятно удивил вещью The Promise, которую автор двадцать лет не решался опубликовывать. Траурный романтизм подсвечивает грошовые бары, сломленные души и анонимные номера прокатных авто. Траурный романтизм фильмов и детективных историй, пересказанных с помощью рок-н-ролла.
Новый альбом ждали. Некоторые говорили, будто для вдохновения Спрингстину не хватает автокатастрофы. Вместо нее рухнули башни-близнецы. В ответ на это пятидесятитрехлетний певец отправляется в двухлетнее турне – как в армию. Песни в альбоме The Rising представляют собой попытку обрастить плотью все более абстрактное событие. До сего времени на эту тему звучали только бутафорские песенки в стиле кантри. Диск этот дорого обошелся Америке, на нем поется о погибших пожарных, полицейских, чьих-то детях и бомбилах-камикадзе. Невеселые темы, но в них больше энергии и страсти, чем в дюжине альбомов русского рока. Брюс Спрингстин XXI века гораздо старше, чем мог быть, он стал осмотрительнее в вопросах рок-мифологии. Портрет работы Энни Лейбовиц, иконописные позы – все это позади, но уверенность в искупительной силе поп-музыки осталась незыблемой.
За два года до Born in the USA Брюс Спрингстин записал домашний альбом Nebraska – один из самых некоммерческих, неказистых на первый взгляд песенных циклов за всю историю поп-музыки. Ни секса, ни наркотиков, ни рок-н-ролла. Советские спекулянты были возмущены. Короткое название диска «Небраска» тут же сократили еще больше, теперь оно звучало совсем коротко: «Ху*ня». Наследникам тех, кто переводил Nebraska как «ху*ня», трудно понять, для чего нужен Брюс Спрингстин. В клетчатой рубахе, в уличной майке, и без них Брюс остается героем для миллионов. Вот что говорит уже знакомый нам его поклонник-сикх: «Сейчас немодно иметь героев, и если у меня все-таки есть герой, то, наверное, это не Брюс Спрингстин. Но для меня это последний, если вообще не единственный, герой Америки». Но даже один American Него – это много, это кость в горле вечно обиженных на США бешеных псов международного терроризма и прочего третьего мира. Брюс Спрингстин не на их стороне.
Слушать обязательно: