От редакции. Terra America продолжает свое исследование рейгановской команды, ее достижений и ее судьбы. На этот раз наш собеседник – известный американский историк, профессор Принстонского университета, автор монографии «Эра Рейгана: История, 1974-2008», «The Age of Reagan: A History, 1974–2008» (2008) Шон Виленц. Профессор Виленц, помимо своих исторических трудов, известен и как активный участник политических дебатов в США. Он был защитником Билла Клинтона во время несостоявшегося импичмента и ему принадлежит жесткая статья о младшем Бушем как о «худшем президенте в американской истории». Будучи оппонентом американского консерватизма, Виленц тем не менее смог взглянуть объективно на фигуру 40-го президента США и разглядеть в нем привлекательные черты, не укладывающиеся в хрестоматийный образ «победителя коммунизма».
Виленц – автор биографий американских президентов Эндрю Джексона и Улисса Гранта, последней его монографией стало исследование жизни и творчества певца и музыканта Боба Дилана, вышедшее в свет два года назад.
* * *
– Уважаемый госполин Виленц, большим вопросом остается, почему люди Рейгана не остались во властных структурах после его ухода, а предпочли уйти вместе с ним. Как мы знаем, различные кланы норовят удержаться в политическом истеблишменте, однако соратники Рейгана в большинстве своем просто ушли, продолжая делать весьма интересные вещи, но уже не Вашингтоне. Чем вы можете объяснить столь быстрый уход этих людей?
– Важно помнить, что Рейган пришел в Белый Дом с очень сильной командой своих давних калифорнийских помощников. Все это были люди его возраста, или помоложе, но не намного. Такие люди, как Эдвин Миз, Джеймс Бейкер, плюс не совсем его человек, привлечение которого стало гениальным политическим ходом – Буш-старший, ну и Майкл Дивер.
Ближайшая же свита Рейгана состояла из преданных, но не очень молодых людей. Соответственно, их лояльность не простиралась на все консервативное движение, они были верны только своему патрону и ушли вместе с ним. Таких было большинство. Однако не следует думать, будто Рейган не оставил наследия в административной, не говоря уже о партийной, сфере, даже если он не породил собственного клана.
Колоссальной частью его наследия стало назначение федеральных судей. Он сделал это практически самостоятельно, возведя Уильяма Ренквиста в должность Верховного судьи. Плоды его революционных шагов в судебной системе, равно как и в системе здравоохранения, мы видим до сих пор. Переход федерального судопроизводства на уровень Верховного суда, ознаменованный сильным уклоном вправо, начался при Рейгане. И судебная система по-прежнему инфильтрирована его людьми, я бы сказал, сверху донизу.
Так что людей Рейгана и его преемника Буша в истеблишменте хватает, и они сыграли большую роль в формировании современной политики США. При Джордже Буше-младшем наступил черед более молодых членов старой команды, таких как Элиот Абрамс, которому сейчас слегка за шестьдесят, или старый рейгановский кадр Пол Вулфовиц – им часто приходилось играть решающую роль.
– Правомерно ли называть сторонников Рейгана адептами Холодной войны лишь на том основании, что сам Рейган был убежденным антикоммунистом? Ведь он стремился к сближению с СССР, и его коллеги не проявляли особой враждебности к России?
– Есть что-то феноменальное в том, что Рейган не послушал своих консервативных советников и буквально ринулся навстречу Горбачеву.
Я считаю этот шаг важнейшим за весь период его президентства. Он пошел на этот шаг, предугадав, что поддержка начинаний Горбачева покончит с коммунизмом советского типа. Он воспринимал приход Горбачева как некое знамение, как воплощение того, чего он с таким нетерпением ожидал всю жизнь как политик. Он понял, что его кампания по сдерживанию, а затем и низвержению советского коммунизма сработала.
Большинство его советников смотрели на Горбачева иначе – для них это был очередной маленький «Сталин» в галерее диктаторов. Довольно трудно определить, что привело Рейгана к такому решению. Возможно, это было доверие Маргарет Тэтчер к советскому генсеку, возможно – собственный опыт президента сверхдержавы, страх перед вполне актуальным кризисом, и прежде всего уверенность самого Рейгана в необходимости уничтожения ядерных арсеналов. Эту уверенность разделяли далеко не все консерваторы, кое-кто все еще рисовал себе Америку, победившую в атомной войне, – такие мракобесы ужасали Рейгана. Ему виделось нечто совершенно иное – демонтаж коммунизма мирным путем как единственная возможность ядерного разоружения.
Нелегко было ему идти против рожна, отбросив главные постулаты американской внешней политики с конца сороковых. Ведь ему приходилось ладить с большинством своих коллег, чья риторика, скажем прямо, звучала весьма воинственно.
Целью «доктрины Рейгана» стало обуздание просоветских режимов в Латинской Америке, поддержка поляков и других народов Восточной Европы в их борьбе за реальную независимость от СССР – конечно, он не был излишне мягок к Советам, он лишь видел в перспективе их ослабления возможность осуществления своих планов мирным путем.
Надо отметить, что ему очень помогал в этом деле госсекретарь Джордж Шульц. Роль Шульца чрезвычайно важна в событиях того периода, она ожидает детального рассмотрения. Назначение Шульца на пост, который ранее занимал Александр Хейг, можно считать победой Рейгана. Эта комбинация позволила заглушить эхо скандала Иран-контрас, ставшего апогеем незаконной антикоммунистической активности президента: авантюризм такого сорта едва не стоил ему поста и сильно подпортил репутацию. Упреки в его адрес звучали все громче и чаще.
Но тут у Советов появился молодой и симпатичный лидер…
– Как Вы думаете, справедливо ли мнение заместителя министра финансов Пола Крейга Робертса, что Рейган добивался прекращения холодной войны, а не победы в ней, и это настораживало его консервативных сторонников?
– Наверняка такая позиция их не устраивала, но Рейган не хотел, чтобы холодная война привела к гибели цивилизации, какой бы несовершенной та не была.
Он отнюдь не был сторонником компромисса, он хотел ускорить смену политического режима в СССР. Его оппоненты видели в любых попытках договориться с Советами по вооружениям поблажку обреченному режиму. Рейган судил иначе.
– Как ему удавалось находить общий язык с внутрипартийными фракциями, я имею в виду неоконов, евангелистов, палеоконсерваторов и либертариев? Как он с ними взаимодействовал?
– Он сумел выстроить коалицию избирателей, куда вошли изоляционисты, реликтовые консерваторы, идейные антикоммунисты, десятилетиями группировавшиеся вокруг республиканской партии. Помимо них, на его стороне был калифорнийский избирательный округ и опыт губернаторства.
Ему удалось собрать громадную коалицию единомышленников, и к середине восьмидесятых ее влияние было очень велико. Дальновидным шагом стало выдвижение Джорджа Буша в кандидаты на пост вице-президента в 1980 году. Этим он расположил к себе и успокоил республиканский мейнстрим. Таким образом, он объединил всех. Не то чтобы, все они его устраивали, но так было надо, он это понимал.
Он соорудил альянс, который начал распадаться, стоило ему покинуть Белый Дом. У Буша очень скоро начались проблемы с налоговой политикой, претерпел изменения и внешнеполитический курс – людям Буша понадобилось время, чтобы вернуться к провозглашенным Рейганом приоритетам, хотя поначалу у них имел место рецидив недоверия к Горбачеву. Затем события в России – Горбачев, ГКЧП, Ельцин – приняли совсем иной оборот. Группировка Буша возобладала над остатками «рейганитов», не одобрявших ставку на шантаж ослабленной изнутри России и поощрение развала этой страны.
На Капитолийском холме обозначились серьезные противоречия, и они лишь обострились с очередной победой республиканцев в 1994 гду. Рейгановская коалиция дала трещину. И сегодня в стане республиканцев неспокойно…
– Можно считать, что мы уже коснулись темы рейгановского наследия, но хотелось бы услышать ваше мнение о значении этого наследия для Республиканской партии. Как Рейгану и его команде удалось изменить и партию, и её облик?
– Ну, во-первых, Рейган сделал партийную идеологию как никогда ранее консервативной. В стане республиканцев, как и в любой партии, всегда имелись фракции. Но в пятидесятых и шестидесятых в партии доминировали взгляды либерального крыла, выразителем которых считался Нельсон Рокфеллер, причем они были сильны не только на северо-востоке, но и на Среднем Западе.
Консерваторы, Роберт Тафт и другие, не были столь горячими приверженцами нового курса, но они были не так уж и популярны. Расстановку сил в Республиканской партии изменило возникновение мощного республиканского блока на Юге. Белые консерваторы, разочарованные итогами борьбы за гражданские права в шестидесятых, покинули ряды демократов и примкнули к республиканцам. В южных штатах этот переход носил массовый характер. При этом многие из них сохранили свои либеральные симпатии. Средний Запад и Белый Юг сплотились на бастионе республиканского консерватизма. Истинный южанин всегда голосует за своих. Так было в шестидесятые, так происходит и сейчас.
– В каких выражениях вы бы обозначили интеллектуальные основы «рейганизма»?
Я бы употребил слово Sunbelt, но вам придется найти русский эквивалент этого понятия – «юго-западные» воззрения рейганитов. Почему «юго-западные», а не просто консервативные, потому что термин «консервативные» подразумевает нечто крайне правое.
Рейганизм – это политическая доктрина, характерными чертами которой являются агрессивно скептическое отношение к «новому курсу», антикоммунизм, и, страшно вымолвить – скептический взгляд на «достижения» наших шестидесятников в области гражданских прав и свобод, не говоря уже о вопросах культуры. Однако временами личность самого Рейгана затмевает его идеологию. Такое бывало в американской истории – таким был Франклин Делано Рузвельт, и Рейган в этом плане не менее харизматичен.
Но как это сформулировать одним словом? Элегантность?.. Шучу. Стоп! стоп! – «консервативный модернизм» – не очень оригинально, но емко. Консервативный модернизм, который подчас намного правей традиционной консервативной мысли.
– Вам не кажется, что наиболее радикальные инициативы Рейгана, такие как Никарагуа и рейганомика, были подсказаны ему соратниками?
– Его собственное участие в разработке реформ и принятии решений обычно приуменьшают и недооценивают. У Рейгана всегда было наготове две, а то и три грандиозные идеи.
В вопросы внешней политики, налогообложения и судопроизводства он, поверьте мне, вникал досконально, и он мог судить о них весьма здраво. Конечно, он не был экономистом и не делал самостоятельные расчеты, но за него это делали другие компетентные люди. Но его политика всегда была предельно ясной, а позиция – четкой. Были вещи, которых он сторонился. Он, например, проглядел ряд незаконных махинаций. Помимо аферы Иран-Контрас, это были скандальные строительные сделки. Они бросали тень на его администрацию, но сам он от всего этого был достаточно далек.
Штат его помощников и консультантов был как никогда велик, в их среде найдутся и те, кто несет ответственность за Никарагуа, за кризис на Гренаде, за Иран-контрас и так далее. Но общее впечатление таково – Рейган предельно ясно видел, как ему следует руководить, каким президентом он должен быть. Правда, в ту пору трудно было определить степень его вовлеченности и оценить по заслугам его усердие.
– Готов ли Митт Ромни стать вторым «Рейганом», способным нарушить расстановку сил внутри американской элиты, сможет ли он изменить партийную и мировую политику?
– Вряд ли. Хотя бы потому, что он появился на исходе начатого Рейганом процесса, приплелся в самом, можно сказать, его хвосте, к тому же, в отличие от Рейгана, ему явно не хватает ясных путеводных принципов, ярких идеалов, которые были у Рейгана.
В глубине души Ромни – это типичный центрист-«середнячок». У него нет динамичного опыта, которым Рейган обладал в избытке, прежде чем стать президентом.
Способен ли он снова сплотить партийные ряды? Может быть и да. По крайней мере, на период выборов, но это уже не та партия, из которой Рейган сформировал свою великую коалицию.
Повезет ли ему? Победит ли он на выборах? Вполне возможно. Но перед ним встанут совсем другие проблемы – вместо Советов ему придется иметь дело с новой Россией, чей державный дух питают несколько иные идеи, чем это было три десятилетия назад. Что прошло, то прошло. А мне неизвестно, какой будет политика русских – будущее весьма туманно.
Беседовала Юлия Нетесова