От редакции. Размашистый пиар так называемого «креативного класса» — лиц интеллектуальных профессий, востребованных в неиндустриальном секторе рыночной экономики, то есть, например, в области рекламы, журналистики, коммерческого пиара или сферы юридических услуг, — начинает вызывать уже не тоску, но явное раздражение. Именно этим раздражением отчасти можно объяснить некоторые полемические преувеличения, которые имеются в интервью Terra America столь тонкого и, можно сказать, выдающегося американского публициста и ученого, каким является старший сотрудник Фонда «Новая Америка» Майкл Линд. Линд предполагает, что высокая рыночная стоимость врачей и юристов объясняется нерыночными факторами, лоббистскими усилиями профессиональных Ассоциаций и спекулятивной раскруткой интеллектуального труда в прессе. Между тем, те же самые возражения можно высказать и против деятельности любых профсоюзов и против попыток политически повлиять на стоимость рабочей силы в любых отраслях, от здравоохранения до угольной промышленности. Едва ли вообще можно объективно измерить рыночную стоимость. Так что спор о «креативном классе», который имеет такое актуальное значение для внутрироссийских дел, имеет смысл продолжить, проанализировав «без гнева и пристрастия» роль этого сословия в жизни современного общества и оценив его подлинную востребованность на глобальном рынке.
***
— Уважаемый господин Линд, не видите ли Вы каких-либо существенных социальных или политических перемен за подъемом этого «креативного» класса?
— Нет, я даже не понимаю, почему должен считать эту группу лиц людьми творчества. Я бы назвал их – в тон Джеймсу Гэлбрэйту, который рассуждает о «хищническом государстве» и «блатном капитализме» – «Блатной гильдией», это будет точнее, чем «креативный класс». Если беспристрастно оценивать влияние этих людей, то окажется, что они препятствуют в долгосрочной перспективе движению технологического и экономического прогресса. Это выражается, например, в том, что они сейчас выполняют работу по дальнейшей компьютеризации труда за баснословно большие деньги. Компьютеры должны позволить вам распоряжаться своими активами, не обогащая при этом инвестиционных банкиров, не правда ли?
То же можно сказать и про другие сферы – вы должны иметь доступ к качественным услугам, хорошему высшему образованию и приличному медицинскому обслуживанию, которое предоставляют располагающие необходимыми оборудованием и программным обеспечением люди, вместо того, чтобы обращаться к назначающим крайне завышенную цену за свои «эксклюзивные экспертные услуги» профессорам и юристам. А между тем «креативный класс», завышая свою стоимость, препятствует развитию.
— Как вы считаете, не приведут ли в конечном итоге рост и инновации сектора информационных технологий, а также неизбежность прихода высокотехнологичной «умной экономики», к переменам в нашей социальной среде, вопреки прогнозам того класса, который вы описали?
— Я в этом не сомневаюсь. Я наблюдаю растущую волну социальных и технологических изменений в элитном секторе услуг. И эта волна в какой-то момент – в одних странах прежде, чем в других – просто потопит множество высокооплачиваемых профессиональных функций, которые станут хорошо выполнять компьютеры. Наступит новый этап эволюционного развития социальной структуры профессионального управленческого класса, переживавшего подъем со времен Троцкого и Джеймса Бёрнхема, которые в начале XX века рассуждали о том, что управленческие элиты приходят на смену обитателям джунглей. Я думаю, что и нынешние технократические элиты, как и аристократические элиты прошлого, неизбежно будут отстранены от власти грядущими технологическим и экономическими сдвигами. В будущем им нет места.
— Какие изменения в социальной структуре занятости в крупных городах Запада, в частности в США, произошли с тех пор, как сократился объем промышленного сектора?
— На мой взгляд, произошел резкий сдвиг в сторону сокращения рабочих мест на производствах во многих больших городах, таких как Нью-Йорк, например, который ныне славится как финансовый центр, а в прошлом считался промышленным городом. То же самое случилось и в Чикаго, Филадельфии, Питтсбурге и в других традиционных промышленных центрах США. Можно сказать, что производственные отрасли перераспределились по США, во-первых, переместившись из городов в пригороды, где ниже стоимость аренды, во-вторых, производственные площади сместились в сторону юга и запада США, где они пользуются большими налоговыми льготами, а также менее высоким уровнем зарплат. Последнее является следствием успешной законодательной борьбы в южных и западных штатах с профсоюзами.
Помимо «миграции» промышленного производства из старых центров производства в новые, во многих случаях рост производительности просто означал, что меньшее число людей стало делать больше, чем прежде, но в целом произошел спад промышленности. В результате этого процесса рабочая сила оказалась отрезанной от промышленности. Рабочая сила направилась во внутренний сектор обслуживания, где наблюдается высокая степень поляризации между крайне низкооплачиваемым трудом (в сфере общественного питания и розничной торговли) и высокооплачиваемым трудом в профессиональном секторе. Эта поляризация носит особенно острый характер в таких больших городах, как Сан-Франциско.
— Что касается высокооплачиваемых образованных классов в городах Запада, можно ли сказать, что большинство этих людей занято в секторе постиндустриальных услуг? Как вы считаете, имеет ли этот сектор будущее в экономическом плане? Будет ли он присутствовать на мировом рынке через 10-15 лет?
— Для меня не существует та реальность, которая описывается термином «постиндустриальное». Мы все живем в условиях индустриальной экономики, просто в ней теперь занято меньше людей. Мы видели это в США и Великобритании. Следует учитывать различия между экономикой страны, где финансовые структуры играют большую роль, и экономикой стран, все еще ориентированных в основном на промышленность, таких как Германия и Япония.
Экономики США и Великобритании стали крайне ориентированы на финансы, а их успех оказался основан на раздувании финансовых пузырей. В Германии, например – а эта страна более ориентированная на производство, чем США и Великобритания – не было такого резкого расширения финансового сектора, а банковский сектор ее экономики не был раздут этими рискованными махинациями. Не следует упускать из виду то, что рост финансовых пузырей способствовал резкому увеличению занятости в финансовой сфере, а сейчас этот сектор уменьшается и возможно уже никогда не вернет себе прежние позиции, если не возникнет новый пузырь. Многие банки уже уволили большое число своих сотрудников. А это означает и несомненное сокращение персонала в ориентированной на финансовый сектор сфере обслуживания. Рост финансового сектора зависит от пузырей на фондовых биржах и на рынке недвижимости, которые вскоре останутся в прошлом. На самом деле это проявление уходящей тенденции, а не долгосрочный структурный процесс в экономике.
Надо также учитывать то, что в США высокооплачиваемые профессионалы получают максимальную экономическую выгоду благодаря системе лицензирования. Ситуация такова, что гильдии монополистов, по сути, нормируют число медиков и юристов в США. И это никак не соотносится с долгосрочными экономическими или промышленными тенденциями – это просто особенность американской системы организации труда. Возьмем для примера медиков, в частности врачей-терапевтов. Средний американский врач-терапевт рассчитывает на заработок вдвое больший, чем его коллеги в Европе и Азии. Такая завышенная оценка труда американских врачей обусловлена специфическими причинами, свойственными Америке. Возникает такое ощущение, что это институциональная проблема, которая не отражает императивов технологического и экономического роста. Эта завышенная оценка людей интеллектуальных профессий уйдет в прошлое под натиском компьютеров. Вы знаете, наверное, что уже можно самому себе поставить диагноз online, просто введя описание симптомов.
В долгосрочной перспективе эти высокооплачиваемые профессии пойдут все дальше по пути средневековых гильдий, контролирующих свой профессиональный ресурс. Это будет выгодно для потребителей медицинских услуг, высшего образования и юриспруденции, но при этом придется расстаться с укоренившимся в умах американцев убеждением, что полученное в университете профессиональное звание дает право на значительно более высокий заработок.
— Надо ли обязательно жить в большом городе, чтобы быть высокооплачиваемым профессионалом? Может ли высокообразованный гражданин России, Бразилии, Китая или Индии оставаться в своей стране, но при этом относиться к этому классу высокооплачиваемых профессионалов?
— Конечно же, существуют отдельные случаи, когда работа может быть сделана удаленно людьми из других стран или сотрудниками, проживающими в пригородах и сельской местности. Однако по недавней оценке Глобального института Маккензи, не более 17% услуг потенциально возможно вывести в оффшор, хотя эта цифра может и незначительно вырасти в будущем. Телекоммуникации будут открывать новые возможности интерактивного общения на расстоянии, это правда. Сегодня в США, например, профессионалы и менеджеры имеют больше возможностей перейти на домашнюю работу. Но что касается низкооплачиваемых работников сферы обслуживания или исполнителей разовых контрактов, то они гораздо больше привязаны к рабочим местам в привычном понимании этого слова, и им ничего не остается, как приходить на работу вовремя. Элитные профессии в США уже имеют возможность выбора между офисом и домом, где они могут также успешно выполнять свою работу.
— Некоторые эксперты называют этот класс образованных проживающих в городе людей «креативным классом». Вы согласитесь с таким определением? Как вы думаете, обладает ли этот класс какими-либо отличительными социальными чертами? Считаете ли вы, что они заслуживают такого названия?
— Это миф. Если брать финансовые элиты и их профессиональную обслугу, то их отличает отнюдь не творчество. Американские финансисты и их обслуживающая клиентела в других частях света обязаны своим богатством тому факту, что им позволено возлагать свои риски на государственный сектор, зная наперед, что их выкупят. И вот они прибегают к рискованным операциям, распоряжаясь по большей части чужими деньгами. Если азартная игра приносит удачу, они присваивают доходы, а если фортуна от них отворачивается, то государство берет на себя их потери, ведь эти институты столь значимы для государства, что нельзя позволить им обанкротиться.
Это чисто паразитическая экономическая модель, и «креативный класс» — часть этой паразитической модели, и он никак не способствует росту экономики. И причисление себя к этому классу точно не означает наличие большего творческого потенциала, нежели у других членов общества.
Высокооплачиваемые профессионалы добиваются собственных целей, используя свое политическое влияние. Ассоциации американских юристов не требуется никаких особых творческих способностей, чтобы контролировать рынки труда, поддерживая, таким образом, высокий уровень зарплат. Если сравнивать американских исполнительных директоров компаний с азиатскими или европейскими, то можно прийти к выводу, что благодаря своему влиянию в американском обществе и особенностям американской системы доходы здешних топ-менеджеров гораздо выше. И я думаю, что это просто оскорбление для всех остальных членов общества говорить, что эти профессиональные элиты проявили больше творчества или трудолюбия, чем кто-либо еще.
— Как вы считаете, обладают ли эти городские классы своим собственным ярко выраженным мнением или отличительной идеологией? Сегодня во всех крупных городах есть свой класс высокооплачиваемых профессионалов – не только на Западе, но и в России – и считается, что они являются движущей силой всего на свете, но у них, похоже, нет никакой идеологии...
— У современных интеллектуалов имеется своя пошлая идеология, выразителями которой являются такие люди, как Томас Фридман из «Нью-Йорк Таймс». Они называют свою идеологию «либертарианский капитализм», а суть этой идеи в том, что они якобы принадлежат к «креативному классу», людям творчества, и зарабатывают «честным интеллектуальным трудом», а вовсе не манипулируют рынками услуг себе на пользу. Это часть их идеологии.
Многие из них в это искренне верят – вы же понимаете, что хорошие идеологии всегда делают вид, что они вовсе не идеологии. Так что весь этот бред про «креативный класс» и «глобальный рынок труда» – все это, извините, мифы, с помощью которых они укрепляют свой статус в среде элит.
Богатство и власть добываются ими не на глобальных рынках и не исключительными творческими способностями, а благодаря тому, что они принадлежат к сильным в политическом плане профессиям, к профессиям, тесно связанным с обслуживанием правящих элит и регулярно могут манипулировать системой в целом в свою пользу. Присваивая себе непропорционально высокую долю богатства, они щедро оплачивают свои старания и старания себе подобных, которые склонны мыслить в том же ключе, чтобы последние выражали их взгляды. Вы же знаете, что многие журналисты и научные эксперты продвигают вполне определенные точки зрения, выражая явно пристрастную оценку деятельности инвесторов, управляющих директоров компаний и высокооплачиваемых профессионалов, оказывая соответствующее влияние на развитие дискурса в США и на Западе в целом.
Беседовала Юлия Нетесова