Был конец июля. В эфире уже царствовали Майкл Джексон и Брюс Спрингстин. По тротуарам советских городов, ошеломленных «сухим законом», змеились очереди за водкой – две бутылки в руки. Лет пятнадцать назад эти люди так же, с боем, рвались бы на концерт знаменитого певца, который (далеко от Москвы) зашел в престижную клинику навестить тяжелобольного учителя и друга.
Гордон Миллс умирал, и Тому Джонсу это было известно. У пятидесятиоднолетнего отца семейства оказалась не язва, болезнь деловых людей, а рак желудка. Джонс приехал попрощаться. Уже на пороге Миллс окликнул его: «Каковы мои шансы?» Отводя взгляд, Джонс нехотя вымолвил: «Пятьдесят на пятьдесят». Гордон Миллс, азартный и везучий картежник, вздохнул: «Нормально». Той же ночью его не стало.
Судьба людей, обязанных ему карьерой и славой, на тот момент выглядела примерно одинаково – Энгельберт Хампердинк (теперь уже просто Энгельберт) радовал стареющих поклонниц в стареющей Европе, Том Джонс перепевал классику кантри на дисках, предназначенных только для американского рынка, Гилберт О’Салливан, ностальгировать по которому тогда было рановато, не делал, судя по всему, ничего. Голосистый кантор Соломон Кинг (яркий, но не «выстреливший» протеже Гордона Миллса) вернулся к своим синагогальным обязанностям.
При жизни Гордон Миллс занимался бизнесом, не размениваясь на интервью и не отвлекаясь на мемуары. Рассказано им и о нем очень мало, слишком мало, чтобы в ту или иную сторону исказить его почти призрачный образ. И это досадное обстоятельство одновременно затрудняет и упрощает разговор об одной из ключевых фигур поп-менеджмента шестидесятых, еще об одном британце, чьи питомцы оказали колоссальное воздействие на американскую культуру XX века. Гордон Миллс – личность парадоксальная. И будет вполне уместно начать наш свободный рассказ с парадоксального заявления.
Многие певцы прошлого поколения, известные благодаря эффектным коротким песням, записали свои наиболее интересные, неброские, но изысканные альбомы в зрелом возрасте, когда шумная истерия вокруг их имен поутихла, став частью сентиментального прошлого. В качестве ярчайших примеров назовем After The Loving того же Хампердинка, Headlines Пола Анки, работы Нила Седаки с группой 10СС, песни Пола Вильямса и группы Bread в блистательном исполнении Энди Вильямса и Джека Джонса. Их восприятие требует определенных усилий. Они могут казаться излишне усложненными и скучными, но слушатель, преодолевший капризный инфантилизм, неминуемо признает эти диски вершиной творчества любимых исполнителей.
В случае с Томом Джонсом, как нам кажется, все получилось как раз наоборот. Его второй официальный альбом A-Tom-Ic Jones по праву можно считать самым провальным (была реальная опасность завершения едва стартовавшей карьеры) и в то же время наиболее эзотерическим, глубинным и безупречным по форме и содержанию.
Сама обложка этого диска (он поступил в продажу 14 января 1966 года) бросает вызов господствующим в «обществе» настроениям – безупречно одетый и причесанный певец в экстатичной позе на фоне атомного взрыва. И это, когда демонстранты на центральных площадях западных столиц скандируют лозунг «лучше быть красным, чем трупом несчастным!» (по крайней мере, так его переводили у нас). Разумеется, об издании пластинки с таким оформлением в пострадавшей Японии и в повинных в ее страданиях Штатах не могло быть и речи. Американский вариант украшает скромный логотип «мирного атома», или «сахаровский могендовид», как окрестили этот знак здешние масоноловы.
Необходимо оговориться сразу – мгновенная популярность песни It’s not unusual, отвергнутой певицей Сэнди Шоу (ради такой же странной There is Always Something There To Remind Me), была не более чем счастливой случайностью. Важно было ею воспользоваться. У Джонса был только голос, талант и… Гордон Миллс – гармошечник-самоучка, сын военного и домохозяйки. Как Клифф Ричард и Хампердинк, он родился в колониальной Индии (хотя эта подробность и не говорит ни о чем существенном).
Для послевоенной молодежи крайне важно было вырваться за пределы пролетарского гетто любой ценой. Многие видели свой шанс в набирающей силу поп-индустрии, адресованной в первую очередь молодому поколению. Британский рок-н-ролл, с его сугубо локальным колоритом дал возможность заявить о себе и заработать многим будущим знаменитостям. В ансамбле гениального композитора Джона Берри (чью Thunderball великолепно исполнил Том Джонс в одноименном фильме про Джеймса Бонда) начинал Лэс Рид, будущий соавтор Гордона Миллса. А сам Гордон Миллс работал в трио The Viscounts (Виконты!), исполняя на британский лад американские шлягеры, типа Who Put the Bomp. Специфическое обаяние «добитловского» периода британской поп-музыки ощущается в них по сей день. В подвалах Уэльса и клубах Лондона подвизался и коллектив Tommy Scott & The Senators (виконты, сенаторы…), которому Миллс даст простой, но звучный псевдоним, имя героя плутовского романа – Том Джонс. A-Tom-Ic Jones.
Провокативная обложка не главное, главное – это репертуар, который надо уметь подобрать и составить. Четырнадцать пьес – и ни одной антивоенной, остросоциальной или философской! Только эмоции и переживания вожделеющего эгоиста и сибарита.
Уже первый трек Dr. Love буквально всасывает, затягивает нас в воронку безответственного гедонизма (это свойство вулканического вокала Тома Джонса – он не сдувает, а скорей проглатывает слушателя, как удав кролика). Характерно, что авторы этой, без преувеличения, суперпесни – Кен Лобер и Сидней Вайк – не новички в данном жанре: All Right, Ok, You Win (Пеги Ли, Билл Хейли), Ain’t No Use (поздний джазовый стандарт), воспетая великим Джеки Уилсоном A Woman, A Lover, A Friend.
На противоположном полюсе расположились пафосная The Loser (авторы Дебора Лошак и Шарон Ванзелов!) с проникновенной True Love (Сomes only once in a life time), которую по-своему чудесно спел Эрик Бердон. Кажется, в одном интервью Стив Винвуд, собственно, и назвал Джонса с Бердоном лучшими ритм-энд-блюзовыми голосами Англии. True Love написан тандемом Холли-Нейдер. Американцы. Авторы таких необычных вещей как «Мекка» (Gene Pitney) и Progress (The Pretty Things).
Гордон Миллс – расчетливый и цепкий бизнесмен, не чуждый риска, поступил мудро, настояв, чтобы сторону «Б» каждого сингла занимала песня его собственного сочинения (Миллсу – певцу и композитору посвящена вторая часть данного очерка). В альбоме A-Tom-Ic Jones таких песен сразу четыре. Особенно хороша Key To My Heart, с ее теплой мелодией поверх мотауновского ритма, и обворожительным запевом: Smile for me!..
Наверное, нигде больше бит не сочетается с эстрадой так естественно и гармонично, как на этой «провальной» пластинке». Правда, две песни со словом «лузер» в названии зловеще намекают на его коммерческую неудачу. Зато сколько нежности и оптимизма, сколько свежести в этих не «затертых» композициях! И это немаловажно. В дальнейшем Джонс будет обращаться к немецкой, итальянской эстрадной лирике (Lingering On Джеймса Ласта, You’re My World Умберто Бинди и др.), но все это будет лишь мастерским повторением пройденного. Наверное, этот альбом можно считать A Hard Day’s Night в дискографии большого певца.
Соул всегда был ему по плечу. Но достаточно одной It’s Been a Long Time Comin, чтобы это понять, и не искать доказательств в дальнейших записях (хотя они того заслуживают). При всем виртуозном владении приемами негритянского пения, Том Джонс – певец европейский. Он лишь демонстрирует свое всемогущество, звуча как Брук Бентон или Чак Джексон.
Нам доводилось выслушивать крамольные рассуждения рядовых, но оригинальных людей о «белом» звучании британских The Tremeloes, немецких The Lords, старых Scorpions. Они – неангажированные любители с мощной интуицией, высоко ценили эти коллективы за отказ от попыток соперничества с чернокожими мастерами. К Тому Джонсу у них было тоже странное отношение.
«Ты не знаешь, как должен звучать настоящий, тот Джонс», – загадочно поясняли они, по существу не давая пояснений. И правильно делали.
Недаром одна их лучших песен советской эстрады «А снег повалится (Евтушенко – Соловьев-Седой) повторяет аранжировку одной из пьес в альбоме A-Tom-Ic Jones.
Консервативный романтизм, чью незаменимость тонко понимал далекий от словоблудия человек дела Гордон Миллс, породил целую плеяду достойных исполнителей, условно говоря, «второго эшелона». Это и недавно умерший «испанский Хампердинк» Маньоло Отеро, и пражский денди Карел Готт, ну и, разумеется, украшение тропических курортов – Тони Кристи. Плюс назойливые фрики-подражатели с лужеными глотками при полном отсутствии стиля, вкуса и чувства меры. Не будем называть их имена.
Гордон Миллс уверенно держался в тени двух созданных им гигантов. Правда, была у него и третья креатура – Гилберт О’Салливан, автор-исполнитель иронично-печальных песенок в духе Пола Маккартни, без которых музыкальный пейзаж начала семидесятых просто невообразим. Думается, в виду того, что в наши дни и Хамп, и Джонс буквально не сходят со сценических подмостков, нет необходимости привязывать разговор к какой-либо конкретной дате. О чем обычно говорят поклонники? О личной жизни и о пластинках. Мы говорим о пластинках. Одну уже обсудили. Пора переходить ко второй.
Человек в лодке демонстрирует улов. Он поймал на хорошую, «импортную» удочку дамский бюстгальтер большого размера, но старомодного фасона. Что это – везение или насмешка судьбы? В ту пору Гордон Миллс (а человек в лодке – это он) сам не знал, что пару лет спустя невменяемые дамочки будут бросать лифчики с телефонами под ноги его подопечному артисту. Пока же, это был маленький «звездный час» самого Гордона Миллса, который, наконец, выпустил большой диск композиций собственного сочинения.
Некоторые из них принесли ему определенный коммерческий успех, некоторые прошли незаметно. К числу последних, увы, принадлежит замечательная Jealous Girl, одна из лучших в репертуаре Джонни Кидда и «Пиратов». Впрочем, на пластинке ее нет. Зато есть гипнотическая аллегория The Rose (ее поет Том Джонс); красивейший инструментал David’s Theme; Three Little Words – уже прославившая группу Apple Jacks; достойно адаптированная «Пиратами (а еще лучше – The Searchers) Hungry for Love;.сдержанно пропетая Клифом Ричардом Lonely One, чья взрывная версия два года спустя всплывет таки на сорокапятке Тома Джонса, и гурманы ее оценят.
Большую часть композиций на тот момент не востребованных, Миллс сумеет пристроить в недалеком будущем. Это касается и вещей с большим потенциалом, таких как Call on Me (не путать с хитом Петулы Кларк) и Smile (не путать с известной мелодией Чарли Чаплина), так и нелюбимой многими песенки Promise, из которой у Миллса получился приличный танцевальный номер в ритме blue beat.
Так везет рыболову, или нет? Подсака на фото как будто пуста – рыбы не видно. Имя фотографа не указано. Год и лейбл позволяют предположить участие в записях Биг Джима Салливана и Джимми Пейджа.
Ace of Clubs, крестовый туз – так называлась серия недорогих изданий фирмы DECCA. Наряду с американскими блюзменами и рок-н-роллистами, на этом лейбле выходили сборники Дэйва Берри, Кэтти Керби, Лулу и др. Для ценителей старины диски этой категории обладают особым очарованием, которое исходит только от неодушевленных предметов.
Сольный альбом Гордона Миллса был обречен сделаться неуловимой и никому не нужно редкостью. Нелепое название Gordon Mills – Do It Yourself (Гордон Миллс – Самоделкин) не вызывало ни умиления, ни гнева.
Мы решили воспользоваться аннотацией Джона Роуленда, поскольку там, где дело касается старой поп-музыки, самые незатейливые тексты того времени несут наиболее ценную информацию, заключая в себе, как правило, и прошлое, и настоящее, и будущее артиста. Тем более, как известно, со временем все три эти категории превращаются в одну – прошлое. Поэтому короткие и шутливые аннотации бывают глубоки по смыслу, как иероглифы древности.
«У нас уже есть самодельная мебель, автомобили и радиоприемники. А теперь к ним добавился еще и «самодельный» диск. Между двух створок обложки, покрытой ламинатом (его мы сами не делали) вас ждут 16 песен, написанных, спетых, и даже частично сыгранных Гордоном Миллсом».
В такой манере обращался к потенциальному покупателю Джонни Роулендс, с умеренным оптимизмом перечисляя заслуги неутомимого гармошечника. Был отмечен и неожиданный успех It’s Not Unusual, однако будущее оставалось неясным, непроницаемым, как темная вода на фотографии: «Данная пластинка лишь образец того, что мы можем ожидать от Гордона Миллса».
От себя нам хотелось бы добавить, что в исполнении Гордона Миллса есть то, чего нет, да и не должно быть в версиях других артистов – композиторская легкость, скромное обаяние человека, демонстрирующего плоды своего вдохновения. Струя свежего воздуха, которая иногда проникает в легкие, когда вспоминаешь старого друга, или узнаешь знакомые с детства места.
И A-Tom-Ic Jones и Do It Yourself астрономически далеки от списка одобренных специалистами «лучших альбомов», большинство которых честно признаться, давно невозможно дослушать даже до середины. По крайней мере, про Гордона Миллса никто никогда бы не спросил: «Боже мой, кто это?!» и тем более: «Сколько стоит?» А прослушав под дулом пистолета, процедил бы в лицо истязателю: «Ничего особенного». Именно так – ничего особенного. Подлинная, не раздутая искусственно, загадка поп-культуры. Реплика «и что ты в нем нашел» давно стала индикатором чего-то неизъяснимо прекрасного.
Сегодня можно проникнуть в гримерку к Хампердинку и вручить ему коробку сигар. Можно сфотографироваться с Томом Джонсом, скрыв свое позорное и плебейское нутро. Нельзя только сесть в лодку к Гордону Миллсу, потому что это всего лишь фотография, как нельзя переспать с гетерой с помпейской фрески.
Осведомленнейший журналист Джонни Роган озаглавил свой очерк, не проявив особой выдумки – «Гордон Миллс: мультимиллионер, изготовитель суперзвезд». Зато у него мы можем почерпнуть ряд емких и точных замечаний, дабы не ограничиваться только нашим взглядом из постсоветской глубинки.
«Я всегда был фасцинирован загадкой успехов Гордона Миллса, – признается Роган, – и с нетерпением рассчитывал на острое, аргументированное интервью. Которого уже никогда не будет, потому что…» Все постепенно становится прошлым.
Роган превосходно формулирует вопрос, не давая на него четкого ответа (это тоже, кстати, черта мастера, дилетант знает все наверняка): «Каковы качества, позволившие Миллсу успешно трансформировать столь неподходящие для этой роли фигуры (Джонс. Хамп, О’Салливан) в звезды мировой величины? Казалось бы, раскрутить одного такого исполнителя – задача неимоверно трудная. А тут целых три – мистика. Его легендарным коллегам Лэрри Парнсу, Брайену Эпштейну и Малкольму МакЛарену сильно помогли культурные перемены, выдвинув их в первые ряды уже сформировавшихся и разрекламированных движений, таких как: британский рок-н-ролл, биг бит и панк. Однако у Миллса ничего этого не было. Все его выдвиженцы были типичные «солисты», отстающие от моды и времени, не востребованные массами. Как же Миллсу это удалось? Возможно, благодаря его интуиции и настойчивости…»
Исследовательский энтузиазм англичанина встречает все меньше понимания со стороны «масс». Скоро и вовсе не останется людей, которым это вообще о чем-либо говорит. Если не на планете в целом, то в личном окружении каждого из нас. Это мы к тому, что спонтанный, не спровоцированный разговор на подобные темы уже почти невозможен.
Подходит к концу очерк о звездах, причем звездах первой величины. И об одном из наиболее загадочных изготовителей этих небесных тел из плоти и крови. Но все-таки мы не астрономы. И нас интересуют люди – их чувства, страхи, симпатии. Поэтому еще большей загадкой, нежели успех Гордона Миллса, остается интригующий вопрос, был ли на территории СССР хотя бы один человек, у которого Do It Yourself (хотя бы в 60-е годы) была любимой пластинкой?
Такие вещи впору спрашивать на спиритических сеансах. От таких вопросов либо трезвеют, либо сходят с ума. Тут, как нигде больше, уместен уклончивый ответ Тома Джонса своему умирающему наставнику: «Пятьдесят на пятьдесят». Может, и был, а может – нет.
Terra America рекомендует к этой статье песню Тома Джонса, написанную героем этого эссе: