Казалось бы, настало время, когда получить знание в какой либо области не составляет проблем. О таком количестве толкующих все отрасли знания текстов каких-нибудь тридцать лет назад мы могли только мечтать. Правда, сейчас сожалеть приходится не о количестве, но о качестве. Между читателем и знанием встал посредник, ставящий целью своих толкований не объяснение сути описываемых явлений, а удовлетворение собственных тщеславия и амбиций и извлечение коммерческой выгоды. Вот почему нас окружает аналитика, более напоминающая агитку и рекламу. Кажется, что выхода из этого лабиринта ложных смыслов нет. Однако есть ещё книги, где автор не считает читателя существом низшего сорта и пишет о сложном просто. Именно к таким книгам относится «Стратегия. Логика войны и мира» Эдварда Люттвака.
Считается, что читать труды военных теоретиков сложно, что это удел профессионалов. Но представление о стратегии важно для человека культурного настолько же, как и знания о поэзии. Мы учим математику не только для того, чтобы считать в столбик расходы, а потому, что она «ум в порядок приводит».
Стратегией же пронизана вся наша жизнь – социальная и личная, работа и семья. Люттвак об этом и пишет – для стратегии нет понятий «война» и «мир», поскольку они сплетены как взаимная причина и взаимное следствие: «…мы больше не можем рассматривать стратегию только в ее горизонтальном измерении, как волнующееся море, в котором волны и ответные волны парадоксальной логики взаимно уничтожают друг друга в постоянном движении к недостижимому равновесию. Не можем мы рассматривать стратегию и как многоэтажное здание, предполагая наличие своей, отдельной, правды на каждом из этажей. Взамен мы должны принять сложную картину, объединяющую оба этих образа: этажи не прочны как в реальном здании, но пребывают в оживленном движении, подчас готовые прорваться на другой уровень. Точно так же, как в динамической реальности войны, взаимодействие самих вертикальных уровней сочетается с горизонтальными измерениями стратегии и сталкивается с ними». Вертикальные уровни – это тактика, техническое оснащение, оперативное искусство, стратегия театра военных действий, а венчает вертикаль "большая стратегия"».
Военными науками занимается крайне непрозрачная группа почти секретных исследователей в погонах, что, возможно, эффективно с точки зрения безопасности, но крайне неэффективно для развития науки. Внутри этой замкнутой касты царят представления эпохи «холодной войны», что просто опасно в случае реального конфликта.
Сейчас много говориться о роли общества в решении важных вопросов государственного уровня. Но военные проблемы обсуждаются в обществе на уровне скетча или на уровне неприятия армии вообще, или на уровне объявления армии институтом главенствующим и безгрешным. Остро обсуждается вопрос технического обеспечения, принявший форму «догоняющей гонки вооружений», а более серьезные вещи не обсуждаются вообще. Например, в ходе многолетнего форума «Стратегия-2020» обсуждались вопросы социальные, культурные, хозяйственные... – словом, любые проблемы, кроме стратегических в первоначальном смысле этого слова. Единственное выступление в рамках форума, посвященное собственно стратегии было сделано… специально приглашенным из США Эдвардом Люттваком.
Рассуждения о стратегии, просчет вариантов, создание арсенала сценариев конфликтов отсутствуют вообще или носят «журналистский», крайне поверхностный характер. Кажется смешным, но это печальный факт – одна из немногих неконъюнктурных работ о будущем российской армии «О военной доктрине и Русской Армии» написана «национал-экстремистом», полковником Квачковым – в тюрьме.
Книга Люттвака опубликована в Штатах в 1987 году, а у нас печатается по дополненному изданию 2003 года. С момента написания «Стратегии» не произошло каких-либо событий, опровергающих его теорию – во многом потому, что сама схема многоуровневой вертикали стратегии вневременная, и по ней можно прогнозировать развитие конфликтов не только военных, но и, например, политических.
Возьмем конфликт, который прямо сейчас разворачивается на наших глазах – конфликт между властью и оппозицией, начавшийся с митингов на Болотной площади и проспекте Сахарова, и перешедший сейчас в стадию «Оккупай-Абай».
Представим, что нас совершенно не интересуют идеологические акценты в данном случае, поэтому отнесемся к власти и оппозиции как к «синим» и «красным» на армейских учениях.
Цель оппозиции – отстранение «путинистов» от власти. Цель власти – сохранение существующего «статус-кво». Периоду активного противостояния предшествовал «вооруженный мир» президентства Медведева. В этот период стороны активно занимались вопросами подготовки «вооружения» – в данном случае совершенствованием пропагандистского аппарата. Интернет по факту стал главным оружием оппозиции, а телевидение – власти. Бумажные СМИ «поделены». Пока никто не озаботился гигантским потенциалом провинциальной прессы, этого эффективного, локального и тактического оружия. Все сигналы исходят из центра. И власть, и оппозиция крайне настороженно относятся к самодеятельности на местах. Этому можно найти аналогии в военной истории. Вторая мировая война, несмотря на многочисленные технические новшества, велась теми же родами войск, основным из которых была пехота, и тем же оружием, что применялось в Первую мировую войну.
На организационном уровне оппозиция напоминает более всего армию «двунадесяти языков», вторгшуюся в Россию в 1812 году. Ядро – «французы» – либералы, а левые и националисты, это, допустим, армии «германских княжеств» и «Великого герцогства Варшавского». Отчужденность оппозиции к «этой стране» еще более ее офранцуживает. Тем более, что формальный повод и у Наполеона, и у оппозиции одинаков – принуждение к Liberte, Egalite, Fraternite.
Власть же вполне можно уподобить России эпохи Александра I – с ее желанием развития и инноваций, но с условием, что «все будет как при бабушке».
Кажущаяся несвобода этой модели компенсируется необязательностью исполнения «рабского» регламента. Массы в данном случае на стороне власти. Во-первых, потому что корневую систему взаимоотношений гражданин – государство, за короткий срок конца перестройки – начала ельцинизма разрушить так и не удалось. Очень быстро она приняла устойчивую, традиционную форму, характерную как для Российской Империи, так и для СССР. Во-вторых, оппозиция не может предложить ничего нового по сравнению с «перестройкой». Поскольку коллективная память крайне негативно оценивает «жизнь при Ельцине», второй раз верить, что после ликвидации «путинизма», как после «демонтажа СССР», наступит рай, люди не собираются. Перевербовать или нейтрализовать силовиков оппозиции не удастся, поскольку они тоже звенья спайки «власть-массы». Если рассматривать ситуацию по Люттваку, пространство единения власти и масс в вопросе антиоппозиционности и есть горизонтальный вектор стратегии, играющий роль глубины обороны и потенции оборонного ресурса. А если рассматривать конфликт «власть-оппозиция» как «столичный», то у власти имеется гигантский кадровый потенциал, так как максиму «незаменимых людей нет» никто не отменял.
У оппозиции тоже есть достаточно глубокие и обеспеченные тылы, один из эшелонов которого – это «воля к капитализму» значительной части пассионарного населения. Но пока власть проявляет достаточно мудрости и не начинает фронтальное наступление.
Но, что показательно, на уровне «большой стратегии», да и на всех остальных уровнях, ни власть, ни оппозиция не в состоянии объяснить своих действий. Зачем предприняты те или иные действия и каковы их прогнозируемые и реальные последствия? Объяснения ведутся на языке эмоций, фобий, «прожектов», а не проектов, но – не с позиций логики.
Это «экспертный парадокс России», когда при наличии сильного и многочисленного экспертного сообщества адекватная экспертиза происходящего фактически отсутствует. При обилии докладов различных институтов и фондов, эти доклады, как правило, скрытая реклама одного из многочисленных «-измов», а их практическое применение возможно только при выборе и суммировании содержащихся там позитивных фрагментов. Но самое обидное, что остальное экспертное сообщество, рассматривая эти доклады, обращает внимание исключительно на негативные и просто нелепые их аспекты.
Вот как объясняет исследователь творчества Люттвака Андрей Горев (в послесловии к другой книге Люттвака, «Государственный переворот») сложившуюся ситуацию. «Несмотря на то, что в России в течение всего ХХ века происходили радикальные трансформации социально-политической жизни, ни советские, ни (позже) российские социологи и политологи по разным причинам не имели возможности или способности в качестве «экспериментальной базы» для разработки и проверки своих теоретических представлений и гипотез. И, по нашему мнению, им до сих пор не удалось в полной мере провести социально-политическую рефлексию происходивших в стране событий. Отчасти это объясняется тем, что в этих событиях они не были активно действующими субъектами – без чего любая рефлексия – в том числе и социальная – затруднена.
В Соединенных Штатах обстоятельства сложились по-иному… Американские интеллектуалы получили возможность изучать социальную действительность и, кроме того, ставить перед собой цели по ее изменению». Правда, замечает Горев, не в своей, а в чужих странах. В чем были свои плюсы – «специалисты получили возможность сохранять необходимую дистанцию от изучаемых или организуемых ими событий». Далее Горев пишет о том, что в СССР не существовало сближения власти и интеллектуалов. «Те российские/советские интеллектуалы, которые занимались серьезной наукой, стремились избегать идеологически заряженных тем, а диссиденты, антисоветчики и их коммунистические оппоненты оказывались в плену идеологических установок и социальных иллюзий. По этой причине в рядах российских интеллектуалов просто не могло зародиться ни каких-либо самостоятельных теорий, ни тем более их реализации на практике». И хотя времена изменились, диагноз Горева продолжает оставаться актуальным.
России необходимо появление на свет некоего российского аналога «коллективного Люттвака», тем паче сейчас доступ к любым исследованиям и текстам зарубежных авторов открыт – учиться нам не привыкать: Петр I учился у Европы, а большевики собирались «догнать и перегнать» США. Главное – преодолеть стереотип принадлежности к интеллектуальной секте, сбросить с глаз повязку «-измов». Ведь повторяя общепризнанные факты чужих учений, мы не приближаем, а отдаляем себя от истины.