Знакомство с Элвисом Пресли не сулило любви с первого взгляда. Особенно представителям моего поколения, для которых рок-н-ролл был, прежде всего, одноименной песней Led Zeppelin, а не частицей титула, обладатель которого отпугивал молодежь своим консервативным обликом на фоне каких-нибудь Slade.
Официальные дозы элвисизма лишь усугубляли недоверие толпы. Первая ласточка – спиричуэл I Believe in The Man in The Sky промелькнула в сборнике «На всех широтах» еще в 1966, никем незамеченная. В начале 70-х годов на «Эстрадной орбите» появились Gentle on My Mind и True Love (Travels on a Gravel Road). Мне до сих пор стыдно вспоминать комментарий «дворовых музыковедов». Хотя по-своему они были правы: «Король» не тот, за кого его выдают. Куда ему соперничать с голосами Лосева, Борткевича и Головина».
За океаном отношение к тому, что делал Элвис на исходе голливудского кинорабства, было не лучше. Как минимум дюжина первоклассных песен оказалась похоронена в густой тени общеизвестных шлягеров, записанных «королем» после армии. Эти отринутые композиции увидели свет в сборниках-апокрифах дешевой серии RCA-Camden, которыми торговали по стабильно низкой цене в супермаркетах для малоимущих. Жадные советские туристы и делегаты волокли их в Союз пачками в надежде озолотиться, но, как правило, помыкавшись с полгодика, умоляли забрать оптом. Не нами сказано: «Звоните, остальное приложится».
Обособленных любителей музыки дешевизна лейблов, низкий уровень популярности и грубость оценок не отталкивали, а скорей привлекали. После уничижительной тирады в адрес Элвиса Пресли доморощенный критик всегда напоминал портрет Дориана Грея после убийства Бейзила Холлуорда. А что еще можно услышать от человека с такой рожей?
Элвис был великолепен. И песни, и то, как они аранжированы и спеты, почти всегда звучит безупречно. Но даже самым честным и внимательным слушателям был присущ поверхностный подход. А поверхностность автор «Дориана» считал тягчайшим из грехов.
Мало кто обращал внимание на имена авторов песен, которые вызывали интуитивный восторг, вопреки равнодушию большинства. Классический репертуар раннего Элвиса – шедевры гениальных тандемов Джерри Либер – Майк Столлер, Док Помус – Морт Шуман, ювелирные салонные рок-миниатюры Отиса Блэкуэлла обеспечили своим создателям мирскую славу и авторитет. Но имена тех, кто поддерживал жизнь стареющего монарха инъекциями волшебных снов и мелодий не знали и, если честно, не хотели знать. Так обыденное и общедоступное попадает в сферу оккультно-метафизическую, наделяя знающего превосходством перед профанами. Одним из наиболее эффективных реаниматоров Пресли (помимо родственного ему стилистически Марка Джеймса, который тоже родом из Техаса) был и остается, конечно, Мэк Дэвис, которого мы поздравляем с наступившим семидесятилетием. О нем и пойдет дальнейший разговор.
«Я почти влюблен» – так назывался один из куцых и неряшливых сборников, куда были втиснуты 11 пьес в расчете на неразборчивость покупателя. В переводе на русский их названия очень напоминают названия фокстротов и НЭПовских артелей эпохи Ильфа и Петрова: «Мой дружочек», «Длинноногая в коротком платье», «Грань реального», «Чарро», «Философия Резиновой Шеи» и «Больше дела – меньше слов». Убогая упаковка скрывала шедевры. Edge of Reality, например, несет в себе заряд паранойи, смутно намекая на дельнейшую судьбу рок-музыки, если бы Элвис согласился таки занять в известной группе место покойного Моррисона.
«Резиновая шея» и «Длинноногая» своей скабрезной краткостью бросали вызов Velvet Underground и MC5. Авторами A Little Less Conversation значились Мэк Дэвис и опытный гитарист-продюсер Билли Стрейндж.
Впрочем, и Мэка Дэвиса к тому времени было бы трудно зачислить в разряд дебютантов-аутсайдеров. К 1968 году в активе музыканта была работа со звездами соула на легендарном лейбле VeeJay, приличное количество синглов и демо как чужого, так и собственного сочинения. Одну такую вещицу определенно можно считать теневым хитом, подпольной классикой советских 60-х. «Фантом» (быстро, как и подобает призраку, растаявший на заре нового десятилетия) мог соперничать с «Мирзой» и «Балла-Балла». Его записали легендарные «Фараоны». По стилю и смыслу это были типичная «новелти», шуточная исповедь школьного хулигана, в духе песенки «Чарли Браун» (Либер-Столлер), которая известна у нас в очень неплохом исполнении квартета «Аккорд» из Тбилиси. Мелодия «Фантома» пародирует не менее ироничную исповедь деревенского плейбоя Mohair Sam. Про Мохерового Сэма, грозу поселковых девиц, пели Чарли Рич, Том Джонс и Пегги Ли. На «Фантома» позарились одни только «Фараоны» (уважившие земляка-техасца). Их харизматичный лидер Сэм Мошенник поет «Фантома» голосом первого Дракулы в звуковом кино, голосом Белы Лугоши. Этот затертый прием не спас «Фантома» от забвения, столь благодатного для подлинных шедевров, нетленных, как соблюдающий правила хранения, вампир. Такие вещи как «Фантом» забывают те, о ком забывают еще быстрей.
В текстах, там, где речь идет о сексе и социальных язвах, Мэк Дэвис, как правило, откровенен и грубоват. Но прямолинейность слов и аллегорий с лихвой компенсирует изящество мелодии и гибкость интонации.
Находилось место чудесами и в эпоху управляемого хаоса, то есть в начале 90-х. Среди пластинок, которыми в ту пору торговали как картошкой – с грузовиков, мелькал сборничек ранних записей Мэка Дэвиса. Рядом, прямо скажем, с дурацкой Honey Love соседствовали весьма солидный swamp rock и белый соул. То есть те самые стили, которые были взяты на вооружение на пороге 80-х, продолжая приносить доход и по сей день.
Вообще-то первой его заметила Нэнси Синатра. Билли Стрейндж регулярно принимал участие в записи ее альбомов с Ли Хейзлвудом. Мы не можем утверждать со стопроцентной уверенностью, но возможно, от Нэнси Элвис узнал о талантливом композиторе на съемках совместной картины Speedway. Через год Элвис возобновил концертную карьеру блистательным телешоу Elvis TV Special. Это документ большого артистического мужества: кумир тридцатилетней аудитории дерзко напоминает о себе – времени и моде наперерез.
Несмотря на эффектный пролог и темпераментное попурри из старых хитов, первая песня, на которую по-настоящему обращаешь внимание в этом концерте – все-таки Memories Мэка Дэвиса. Она звучит впервые, но притягивает и запоминается помимо воли.
Параллельно с возвращением на сцену, Элвис возвращается в студию звукозаписи для работы над альбомом новых песен, максимально далеких от сомнамбулического убожества (чего греха таить) голливудских лет.
Результат – неимоверной художественной красоты и силы сюита из песен, требующих максимальных усилий и от солиста и от аккомпаниаторов.
Белый соул – Only The Strong Survive, южная готика и смертельный эрос – Power of My Love, Long Black Limousine, и, как наиболее опасный вызов – сложные по структуре баллады, три подряд: Any Day Now (Бакарак-Дэвид), True Love Travels on The Gravel Road (это она не впечатлила советских слушателей) и закрывающая альбом, последняя - In The Ghetto.
Ее можно считать эпилогом десятилетию, потраченному (в основном) зря, и невеселым вступлением в новое, триумфально-трагическое для Элвиса десятилетие, за которое он все-таки успеет сделать немало, не щадя себя, как и полагается истинному гению.
Первоначально песню про гетто (по замыслу ее автора) должен был петь Сэмми Дэвис-младший. Один из самых ярких и талантливых деятелей американской поп-культуры говорил о себе так: «Я – единственный в мире одноглазый чернокожий еврей» (все три качества соответствуют истине). Презентация песни происходила в присутствии диссидентского истеблишмента. Негры были настроены весьма воинственно. Композитор чувствовал себя не в своей тарелке. У Достоевского такие ситуации обозначены как «скверный анекдот». Один из не менее скверных одесских анекдотов заканчивается воплем: «Ты был бы негром!»
Негром герой In The Ghetto так и не стал, зато песня в исполнении Элвиса Пресли доползла до третьего места в хит-параде журнала Billboard, впервые после четырехлетнего перерыва. Любопытная деталь – рабочее название In The Ghetto – Vicious Circle, «порочный круг». Что ж, у преступников нет национальности, так, по крайней мере, утверждают специалисты, а у неудачников – тем более. Их родина – порочный круг. «Гетто на белом свете, там, где всегда»… соответственный климат. Герой In The Ghetto – преступник, одиночка и неудачник без имени и без лица. Пример работы с тематикой Блейка без университетской претенциозности The Doors.
In The Ghetto стала просто песней «о судьбе молодого бедняка». Так ее обозначил некто Беленький, автор пышущей ветхозаветным высокомерием статьи в журнале «Ровесник». «Порочный круг» настиг эту песню в конце 80-х, когда до нее добрался Ник Кейв.
Окрыленный успехом, Мэк Дэвис записывает Songpainter – альбом собственных сочинений, включив в него и авторские версии того, что уже прозвучало в исполнении Элвиса Пресли. Человек, тонко понимающий предмет, не может не содрогнуться от тихой «хирургической» фразировки, виртуозной, начисто лишенной схематизма расстановки акцентов. Это отнюдь не напетые для приманки именитых интерпретаторов «демонстрационки», это глубоко индивидуальное исполнение для себя – отчет и исповедь. Совсем не удивительно, что Baby, Don’t Get Hooked On Me стала шлягером мирового масштаба. Мэк Дэвис доказал, что его талант выходит далеко за рамки придворного поставщика и заготовщика песен при дворе Короля Элвиса.
Это был период реванша негромкой, рафинированной музыки, когда в эфире царили The Bread, Paul Williams, Mac Davis и Carole King. У нас же почему-то всегда предпочитали чересчур экспрессивных ковбоев и негров, выдумывая и фабрикуя (как слабоумный Франкенштейн) сногсшибательные гибриды Джигурды с Джонни Кэшем, Джона Фогерти с Градским или Дона Маккаферти с Аллегровой. К сожалению, этот злокачественный подход восторжествовал.
Песни Мэка Дэвиса просачиваются в репертуар самых различных музыкантов. Лирическая Watching Scottie Grow приносит успех Бобби Голдсборо, в то время как весьма удачная версия Hello L.A., Bye Bye Birmingham не приносит ничего интересной рок-группе Juicy Lucy. Барбра Стрейзанд отпускает коллеге из Техаса весомые и пылкие комплименты. I Belive In Music поет по советскому ТВ ренегат Дин Рид, и, демонстрируя отличную физподготовку, делает стойку на руках (Элвису такое уже не по силам). Личное обаяние делает Мэка Дэвиса частым гостем американских телешоу, он популярен почти как Джерри Рид, еще один не чужой для Элвиса человек в ковбойской шляпе.
При неоспоримых достоинствах сольных альбомов, Мэк Дэвис останется, прежде всего, автором, чьи песни вернули доверие к мифу об Элвисе, и продлили его жизнь в искусстве. Грубо говоря – заткнули рот назойливым брюзгам, для которых «раньше было лучше», а все остальное «невозможно слушать».
Нет худа без добра, читатель – возрастной слой любителей все измерять степенью привязанности к шестидесятым, благополучно переходит в мир иной, оставляя беспристрастному исследователю свободу самостоятельного выбора. Отмирает, заметим, не оставив потомкам ни единой разумной мысли, ни одной ценной детали…
Мэк Дэвис и Марк Джеймс! Похожие имена, похожие названия песен – Hooked on a Feeling и Baby, Don’t Get Hooked On Me. Волнительно-ироничную Raised On Rock, на счастье истинным ценителям, не обошли внимание ни Элвис, ни блюзмен-альбинос Джонни Винтер. Обращает на себя внимание и смутное родство Don’t Cry, Daddy с It’s Only Love (не путать с одноименной вещью Битлз). Мэк Дэвис обеспечил Элвису эффектный «камбэк» грустной историей In The Ghetto, Марк Джеймс помог ему уйти под звуки бодрой Moody Blue, которой было суждено стать последней number one при жизни Короля.
Может ли консерватизм проявлять себя намеками, действуя, так сказать, «под личиною ласкательства под эгидою любви»? Например, Нил Даймонд – кто он? Богемный бард или посланник Средневековья? Ответ скрывается в деталях и мелочах, чей поиск требует максимального внимания на грани аскезы
В этом плане символична фигура Би Джей Томаса. Казалось бы, самый «безликий» (в смысле отсутствия скандалов и юродивых черт) певец, которому зачем-то жертвовали свои лучшие, наиболее зрелые сочинения такие мастера как Барри Манн и Синтия Вайль (I Just Can’t Help Believing), и вышеупомянутый Марк Джеймс. Гениальнейший Берт Бакарак доверил этому поющему баптисту свою самую загадочную пьесу Everybody’s Out of Town…
Би Джей Томас ровесник Мэка Дэвиса. В августе у него тоже юбилей. Тогда мы и поговорим о нем подробней.
Каждая эпоха выдвигает в центр внимания и уводит во внешний сумрак своих трубадуров. Мэк Дэвис – младший классик американской поп-музыки. Такой статус вызывает нелестные аналогии с коллегами в других странах, которые делали то же самое, но намного хуже.
Сегодня в его существование трудно поверить, его целесообразность трудно осознать. Возможно, когда-нибудь это взаимное недопонимание растворится в объятиях последней Разрядки, когда вся Солнечная система признает законным однополый брак Союза с Аполлоном в холодном космосе, куда смотрят с тротуара стеклянные глаза неудачника In The Ghetto…