От редакции: Сотрудники Terra America начали задумываться об этом проекте еще в феврале этого года, когда «на носу» был очередной международный женский день. Но в последние месяцы было слишком много событий, слишком много новостей, слишком много волнующих поводов отвлечься от «вечных тем». Чего стоил хотя бы пропавший аккурат 8 марта Boeing Малайский авиалиний, который до сих пор не нашли! А Украина!... А Крым!... А угроза «новой холодной войны»!...
Однако мир всегда будет «штормить» (будем надеяться, что в ближайшем будущем – лишь слегка), в мире всегда будут происходить события, которые требуют нашего внимания, а вызовы и угрозы – это уже вроде как повседневность… Увы! Так что все это не повод не говорить о вопросах, которым уже более ста лет (а то и больше!). Вопросах, которые… Впрочем, хватит ходить вокруг да около! Речь идет о женщинах и о женском вопросе. Действительно ли эмансипация и левое движение помогли женщинам? Защитили ли правые консерваторы (во всяком случае, «там») своих жен, дочерей и сестер от «либерального урагана» XX века? Каковы чаяния женщин сегодня? И что такое «шовинизм» сегодня? Да и существует ли женский вопрос вообще во втором десятилетии века 21-го?
Когда мы задумывали проект, то он предполагался весьма скромным: две аналитические статьи от наших уважаемых членов редакции Натальи Войковой и Натальи Демченко. Судя по тому, что я отправляю «в эфир», дело этим не ограничится… Я просто не могу не пригласить к обсуждению наших авторов и читателей, наших друзей в социальных сетях. Это будет увлекательное приключение! Сегодня мы предлагаем вашему вниманию чрезвычайно дерзкую статью обозревателя Terra America, специалиста по гендерным вопросам Натальи Войковой. Итак: угналась ли цивилизация за женщиной?
* * *
«Ты – женщина, и этим ты права»,
– писал Валерий Брюсов в 1899 году, как раз тогда, когда мир начала накрывать первая волна феминизма, а суфражистки активно боролись за предоставление женщинам избирательных прав. Разумеется, Брюсов не имел в виду права человека. И едва ли вообще мог предположить, сколько новых смыслов внесет воспетый им «век урбана» в эту лирическую строку. Минувший век изменил почти все. И особенно женщину…
Свободы, изменившие мир
Получив в ХХ веке необходимые свободы, женщина начала сначала обживать, а затем и менять современное мироустройство.
Распространение эмансипационных настроений изменило политику, не только обозначив на политических горизонтах ранее не представленные женские объединения, но и уступив во многих странах женщинам место у руля управления государствами.
Изменилась и экономика. Теперь у нее женское лицо. Ведущий американский эксперт в области гендерного формирования рынка Мэдди Дитчвальд в книге «Влияние: как растущая женская экономическая мощь изменит жизнь к лучшему»[1] предсказывает, что к 2024 году среднестатистическая женщина в США и ряде богатых стран Европы будет зарабатывать больше, чем среднестатистический мужчина. И именно она, расходуя средства, станет локомотивом роста потребительского спроса, двигающего мировую экономику вперед.[2] К этому моменту количество экономически активных женщин достигнет одного миллиарда, а количество образованных женщин вдвое превысит число образованных мужчин[3].
Но главное – изменилась медицина. Современная цивилизация добралась до двух главных моментов в жизни человека – начала и конца жизни. Новейшие биотехнологии обладают сегодня фантастическими возможностями. Генная инженерия позволяет вторгаться и менять геном человека, продлевать и сохранять жизни, а благодаря репродуктивным технологиям возможно создание новых жизней.
Еще член Римского клуба Сергей Капица говорил, что регулятором численности населения постиндустриального времени станет Комфорт, который «возьмет человечество качеством» и «человек захочет пожить для себя». Сегодня в развитых обществах молодой женщине некогда думать о потомстве: нужно поспевать за технологиями, постоянно учиться и самосовершенствоваться, чтобы поддерживать качество своей жизни на должном уровне.
Женщина пока не желает полностью отказываться от деторождения. Но гигантский скачок, совершенный наукой в XX веке и приблизивший к реальности давнюю мечту человека о победе над старением, сделал свое дело. Современная женщина уже не торопится заводить детей, поскольку эволюция и прогресс расширили для нее границы фертильного возраста. И уже через несколько поколений позднее зачатие станет абсолютной нормой.[4]
Да что там… даже понятие биологического пола не избежало перемен – его поставили под вопрос. Если в ХХ век человечество входило с идеей дихотомии мужского и женского без вариантов, то научные открытия и социально-политические достижения положили конец этой ясности. Вдруг обнаружилось, что биологический пол не так однозначен, как казалось, к тому же, помимо него, есть ещё некая социокультурная конструкция, которая называется «гендером»; что женщины и мужчины вполне способны справляться с одними и теми же задачами, носить одинаковую одежду и испытывать одни и те же чувства; и что, по сути, абсолютных мужчин и абсолютных женщин не существует, зато есть масса вариаций и переходных состояний. Общественные движения ХХ века сместили привычную половую модель с правящих позиций.
Изменилась скорость жизни. С ее резким увеличением главным дефицитом стало время и внимание. На этом фоне активно развивается snack culture, сжимающая размеры товаров, услуг, информации и отношений для более легкого, доступного и быстрого их потребления. С дефицитом времени размылись границы между реальным и виртуальным миром, снизилась зависимость женщины от группы, в том числе и от семьи. Теперь она стремится к уникальности, расширяет границы внутреннего мира, и собственную идентичность превратила в некий проект, нуждающийся в инвестициях.
В мире, где правит культ молодости (который вовсю используют дизайнерские дома, косметологи и health-индустрия), для семьи остается мало места. Все чаще она играет лишь роль этапа в независимой и эгоцентричной жизни, а представления о ней как об очередной жизненной стадии поддерживаются еще одним культом – жаждой новизны и ярких впечатлений.
Отчасти поэтому сегодня все больше так называемых пробных браков, а домашние животные стали полноценными членами семьи, со всеми соответствующими правами. Дети вне брака, матери-одиночки, гражданский брак, разводы и повторные браки, одинокие и холостые стали совершеннейшей нормой. Мир пестрит невероятным разнообразием семейных форм: серийные гражданские браки, гостевые браки, свободные браки, однополые браки, ассиметричные браки…
В этом многообразии перспектив и вариантов, храбро завоеванные в прошлом свободы (политические, социальные и личные) стали для женщины повседневностью. Настолько, что наша современница просто не поймет, а как это сегодня быть несвободной? Впрочем, устраивает ли ее такая «свобода»?
Эволюция равенства
Современную женщину – сильную, самодостаточную, образованную, деловую, одинокую[5] – конструировали как левые, так и правые[6].
Левый дискурс, сохраняющий актуальность уже много десятилетий, всем знаком. Несомненно, ранний феминизм преследовал благие цели. Однако уже в 20-х годах прошлого века он начал терять актуальность, а после 60-х в нем и вовсе пропала нужда. Точнее, нужда в борьбе за права женщин осталась лишь в Африке и отсталых странах Азии. В бóльшей же части мира феминизму нужно было или переродиться, или исчезнуть.
Однако исчезнуть сразу он не мог. Однажды познавшая свободу половина человечества не стала бы расставаться с таким «богатством возможностей». Поэтому феминизм переродился. Переродился в идеологию. Искусственную, а потому требующую поддержки и одобрения, поддерживающую постоянный градус истерики и невроза, чтобы сохранять и расширять аудиторию. Отчасти – конспирологическую, в которой на роль евреев или масонов поместили мужчин (как абсолютных врагов женщин).
Как и любое крупное левое течение, феминизм неоднороден. Внутри него есть масса движений: от вполне логичных (защищающих женщин от жестокого обращения), до маргинальных (вроде Общества полного уничтожения мужчин – да, и такое существует!). Каждый может выбрать свой феминизм, но конечная цель все равно одна: устранение любых иерархий и вертикалей. Есть даже симпатичные варианты, без кровожадности, охот и костров, с повесткой, весьма похожей на консервативную. Например, индивидуалистический (его еще называют либертарианским), который борется с позитивной дискриминацией, защищает право собственности и признает оружие законным средством самозащиты от более сильного агрессора. Есть и вовсе консервативный феминизм, который опасается, что полное равенство приведет к смерти семьи.
Но это лишь кажется, что две противоположные, воюющие друг с другом повестки – левая и правая – хоть в чем-то, наконец, совпали.
Увы!
Левые видят в женщине не больше, чем политический предмет – бесполый[7], перспективный на выборах, ведущий к конкретной цели, а потому более живучий, чем «библейский» консервативный вариант того же «предмета».
Вся эта левая повестка требует, как минимум, обновления. А еще лучше – принципиально нового подхода. Но левые упорно продолжают развивать устаревшие идеи об узаконенных абортах и доступной контрацепции…
Но это ли нужно женщине?
Сегодня на политическом уровне никто не уделяет внимания ни развитию репродуктивной медицины, ни новым возможностям женского жизненного цикла, который интересует образованную эмансипированную женщину гораздо больше, чем какие-то абстрактные права. Особенно отчетливо это упущение просматривается в программе Obamacare (в той самой ее части, где речь идет об абортах, контрацепции и материнстве). Ни американская система здравоохранения, ни ВОЗ, ни европейские институты не делают этот вопрос своей политической повесткой.
Но и правые, которых сегодня модно обвинять в попытке вернуть женщину «на кухню и в спальню», не меньше поучаствовали «эволюции равенства». Изначально (в свое время даже больше, чем феминизм) в освобождении женщины был заинтересован «мужской и шовинистический» капитализм, который так не любят и отрицают левые. Если вспомнить, что главный нравственный императив капитализма – выгода, то феминизм был как нельзя кстати только окрепшему капитализму. Феминизм провоцировался и поддерживался им.
Когда набирала силу борьба женщин за равноправие (во времена Брюсова), в моде был марксизм. Говорили о расцвете капитализма и его переходе в стадию империализма. Тогда развитие производительных сил легко покрывало существующий спрос на внутренних рынках, а вопрос о внешних рынках был еще в отдаленном будущем. Не случилось пока мировых войн, преобразивших экономику, а глобализация не могла присниться даже в самом смелом (или страшном?) сне.
Но спрос нужно было увеличивать. И женщина стала в этом процессе самым логичным звеном. Необходимо было лишь дать ей экономическую свободу от мужа, чтобы она сама решала, что покупать в дом, сколько одежды иметь и как выглядеть. По логике капитализма, борьба за женские права прошлого века являлись борьбой за право потреблять без оглядки на мужчину[8].
Но с тех пор многое изменилось. Пройдя на Западе разумную фазу, когда были решены реальные вопросы расовой и половой дискриминации, законодательно закреплены все базовые права личности, «маятник освобождения» левых не остановился, а продолжил движение в сторону воинствующей толерантности. С 90-х годов феминизм окончательно мутировал и стал озверело кидаться на всех своих врагов.
В результате получился своего рода контур обратной связи: правым всячески инкриминируют архаические и радикально-утопические интенции, а они, в свою очередь, уверены: современная женщина с промытыми феминизмом мозгами сама делает себя несчастной.
Я не буду с последним соглашаться. Это было бы слишком просто. Я задам чисто методологический вопрос: а что мешает консерваторам включить в свой арсенал приёмы оппонентов?
И ведь ответ на этот вопрос очень прост: ровным счетом ничего.
Поскольку на фоне прогресса вчерашнее меньшинство стало большинством, сегодня вполне можно бороться за традиционные ценности в стилистике протестов 1968 года – под лозунгами борьбы за права. Яркий тому пример – массовые протесты во Франции против закона «Брак для всех»[9]. В кои-то веки у консервативной идеологии возникло имиджевое преимущество, которого никогда ранее не было! Имидж оппозиционера традиционно вызывает симпатию, «быть против» – это всегда было модно! А сегодня «быть против Системы» на Западе[10] как раз и значит быть консерватором.
Так или иначе, ни одна из концепций так и не ответила на вопрос: чего же хочет женщина? Что ей нужно? Думали – свободы… Но внутренняя свобода от внешних обстоятельств, как мы теперь, в новом веке понимаем, мало зависит. Предложенный же вариант «разрешили, значит можно» подмял под себя все, не оставляя выбора на пути к обществу унисекс.
По правилам бесполого общества
У молодого китайского скульптора Фэнь Сяоянь (одна из работ которой на фото к этой статье) свой взгляд на будущее и на место женщины в нем. Женщины-киборги, в которых тесно переплетаются плоть и металл, – всего лишь метафора будущего. Сяоянь описывает свои творенья как «приход новой эры, нового вида человеческого существа, новой власти в сюрреалистический виртуальный мир, в котором мужчины и женщины равны».
Сочетание мужского и женского в современной женщине, освоившей новые степени свободы, уже является ее неотъемлемой частью. В современном мире женщина уже не гонится за мужчиной. Она обгоняет его. Но «дивный новый мир» для нее может оказаться куда более иерархичным и конкурентным, чем наш сегодняшний.
Люди избавились от «глупостей», касающихся неравенства полов, женщины получили шанс продемонстрировать свои интеллектуальные способности. И возможности начали делиться не между мужчинами и женщинами, а между способными и неспособными ими воспользоваться.
Уже сейчас мы наблюдаем гораздо больший уровень неравенства среди женщин. То есть, не между мужчиной и женщиной, а между женщинами и женщинами. Как и в общем классовом расколе, уровень неравенства здесь определяется образованием. Хорошо образованные люди женятся друг на друге. И наоборот.
И одновременно складывается общество унисекс. В Швеции появилось местоимение «hen» – нечто среднее между «он» и «она». В Германии отменили пол у новорожденных. В Австралии «зарегистрирован» первый бесполый человек…
В погоне за женщиной цивилизация почти потеряла женщину. Хочется верить, что в новом мире у нее все же останется выбор: заниматься социальной жизнью и продолжить захват новых, не свойственных ей сфер влияния или в ответ на общую тенденцию, напротив, – уйти в семью. Кстати, социологи предполагают, что жизнь в семье может «неожиданно» войти в моду. Другой вопрос, какой будет эта семья? И будет ли вообще? И будет ли семья или, скажем так, не-семья, отвечать потребностям современной женщины? женщины, которая сегодня может желать всего… и не получить ничего.
Да и много еще вопросов остались без ответа…
[1] «Influence: How Women’s Soaring Economic Power Will Transform Our World for the Better» by Maddy Dychtwald and Christine Larson, May 2010, Hyperion, New York.
[2] Сегодня на долю женщин в США приходится 83% всех потребительских покупок, 89% счетов, открытых в американских банках, 51% всего личного состояния; их потребительские расходы превышают 5 трлн долларов, что больше, чем вся японская экономика. По подсчетам исследования Hurun Rich List, данные которого приводит The Financial Times, представительницы Китая в 2010 году стали лидерами среди богатейших женщин мира, сколотивших состояние самостоятельно. А по данным исследования PricewaterhouseCoopers (PwС), доля женщин на руководящих постах российских компаний тогда же превысила 40%.
[3] Как пишет Newsweek, «В Соединенных Штатах среди выпускников колледжей, докторантур и юридических школ преобладают женщины — их на 20% больше, чем мужчин. Та же закономерность действует во многих развивающихся странах: в Бразилии, ОАЭ и России, где подавляющее большинство выпускников вузов (80-90%) — женщины».
[4] Исходя из многочисленных исследований, мода на заведение детей в возрасте от 40 лет и старше со временем приведет к тому, что в будущем будет рождаться все больше девочек, способных к оплодотворению в позднем возрасте. Они передают свои гены детям, и в результате естественный отбор, сохраняющий репродуктивную способность в юном возрасте, постепенно ослабевает, а сила отбора, направленная на способность к оплодотворению в позднем возрасте, наоборот, возрастет.
[5] В части «одиночества» мнение редакции не совпадает с мнением автора (хм-м.. и да, члена редакции): почему это обязательно одинокую?!
[6] Следует также привести и другое растождествление: как либералы, так и консерваторы.
[7] Левые «не любят» все, что связано с телом. Давно стала объектом травли адалт-индустрия, которую в левой повестке приравнивали к изнасилованиям и к нарушению гражданских прав женщин. Везде, где левые приходят к власти, они первым делом прессуют принцип женского тела и секса. В Исландии премьер-министр запретила стриптиз. В Швеции феминистки запретили проституцию. А «горячие пацаны» типа Чавеса и Моралеса, неоднократно заявляли, что публичная эротика противоречит идеям социализма и национального строительства.
[8] В этой же логике, когда рынок обнаружил для себя еще один слой потенциальных покупателей – детей – точно так же заговорили о равных правах детей со взрослыми. Нужно было заинтересовать специальным товаром (этому поспособствовали детское телевидение и реклама, рассчитанная собственно на детей), придумать и обосновать юридические трюки (при помощи ювенальной юстиции) и морально расшатать семью чтобы «отменить родителей» как вредное препятствие на пути ребенка к рынку. Отныне ребенок все решать должен сам.
[9] Протесты преподносились тогда как результат гомофобии или ультрарадикализма католиков-традиционалистов. Однако основным аргументом сторонников «Французской весны» был вовсе не религиозный консерватизм. В своем анализе французских протестов против данного закона публицист Дэвид Белл в журнале Foreign Affairs писал:
«В действительности наиболее значимая часть оппозиции имеет корни в профессиональных сообществах, таких как профессора права и психоаналитики, чьи коллеги в США в большинстве своём обычно благоволят однополым бракам. Значительное число публичных интеллектуалов также громко выступили против закона».
Более того, Белл утверждает, что против такого гендерного радикализма выступили даже французские феминистки — поскольку во Франции феминизм, говоря о равенстве прав, не подразумевает стирания различий между полами.
[10] Отметим: лишь в Европе, Японии и Южной Корее… Ну, если это Запад. В США речь идет не о моде. Там не на шутку грохочут культурные войны.