От редакции. 20 марта 2013 года исполнилось 10 лет со дня начала вторжения США и их союзников в Ирак. В Ираке Соединенные Штаты Америки дважды успешно решали практические военные задачи, но вот политические результаты более чем десятилетних усилий коалиции – под большим вопросом. История блестящей военной победы и очевидного политического неуспеха – в публикации политолога, эксперта Центра изучения современного Афганистана Никиты Мендковича.
* * *
Война в Ираке стала важным примером «продолжения политики» стран Запада. Участникам антииракской коалиции удалось быстро одержать военную победу и разгромить режим Саддама Хусейна в 2003 году. Позже США и союзники передали власть новому национальному правительству, а также смогли снизить региональную террористическую угрозу, созданную, конечно, самим фактом войны – это позволило вывести войска из страны к концу 2011 года.
Но при этом просто невозможно сказать, что все политические цели Америки были достигнуты. Ирак оказался ослаблен как политический игрок и больше не является региональным оппонентом США, однако новое иракское правительство вовсе не стало проамериканским. Западу также не удалось установить контроль над нефтяными запасами страны, право собственности на которые сохранили национальные власти. В Ираке не были открыты военные базы НАТО, а местные власти предпочитают самостоятельно справляться с террористической угрозой. Однако все это – не вина военных, которые успешно достигли всех поставленных перед ними целей в иракской войне 2003-2011 годов.
«Миссия выполнена!»
Первые недели конфликта, в которые США и их союзникам пришлось сталкиваться с организованным сопротивлением иракской армии, как ни парадоксально, стали временем наибольшего военного триумфа Вашингтона. Армии вторжения, основу которой составляли американские войска, удалось в течение нескольких недель захватить страну.
Между тем, антииракская коалиция не располагала численным преимуществом. Иракские вооруженные силы составляли более 350 тысяч человек, коалиционные – лишь 183 тысячи[1], более половины из которых были представителями ВС США.
В отличие от афганской кампании, технологический и организационный разрыв между воюющими сторонами не был столь уж велик. Иракская армия была устоявшейся структурой, имела опыт участия в конфликтах в том числе с участием США, собственный парк военной техники (почти 6000 тысяч единиц), авиации (300 бортов) и тому подобное.[2]
Ситуацию в Афганистане повторяло лишь подавляющее воздушное превосходство сил антииракской коалиции и отсутствие возможностей адекватно реагировать на угрозу с воздуха. Однако в отличие от событий 2001 года отнюдь не это превосходство играло главную роль в военных победах. Авиация не наносила наибольших прямых потерь иракской армии, а скорее способствовала победам наземных сил, сокращая возможности противника. Последний, в частности, был вынужден рассредоточивать свои силы, опасаясь авиационных налетов. Кроме того, чтобы избежать обнаружения с воздуха тепловыми сенсорами, иракские бронетанковые войска глушили моторы в ночное время, что давало американцам тактическое преимущество при ночных атаках.
Однако необходимо признать, что основной причиной успехов антииракских сил оставалась лучшая выучка личного состава и качественное превосходство материальной базы, которая выручала атакующих даже в условиях боя, исключающих возможность применения авиации[3].
Впечатляющей является и статистика потерь. В результате боев марта-апреля 2003 года, завершившихся взятием Багдада, наступавшая армия потеряла менее 1000 человек убитыми и раненными, а вооруженные силы Ирака, по разным оценкам, от 4 до 6 тысяч человек[4].
Ситуация во многом повторяла недавние события в Афганистане, где в течение двух месяцев 2001 года Северному Альянсу при поддержке авиации НАТО удалось кардинально изменить ход войны, разгромить стотысячную группировку Талибана и захватить все ключевые города страны[5].
Вскоре после завершения операции в Ираке президент США Д. Буш произнес свою знаменитую речь «Миссия выполнена», лейтмотив которой казался вполне оправданным: несмотря на бегство Хусейна, его режим в Ираке был уничтожен, и страна оказалась под полным контролем иностранных военных. Можно предположить, что именно после завершения весенней кампании 2003 года у американской администрации произошло определенное «головокружение от успехов», возникла ложная убежденность в возможности решения любых военных задач ограниченными по численности силами.
Однако активизация партизанской войны в Ираке и Афганистане середины 2000-х годов быстро развенчала эту концепцию.
«Идет война народная…»
Ни в Афганистане, ни в Ираке США не осознавали важность удержания под контролем ситуации после завершения начальной стадии боевых действий. Массовый разгром частей противника создавал иллюзию деморализации личного состава вражеской армии, от которого, казалось, странно ожидать готовность вновь, без руководства и принуждения, объединяться в отряды для войны против оккупантов.
Здесь сказывалась и официальная идеология США, описывающая режимы противника как тоталитарные образования, «держащиеся на насилии и не имеющие реальной социальной базы».
Кроме того, успехи авиации на начальных стадиях конфликтов заставляли предполагать, что в будущем оккупационные силы смогут отслеживать любую активность на территории страны и оперативно обнаруживать партизанские соединения, если таковые возникнут. Однако практика показала, что путем визуального наблюдения трудно опознать в перемещающихся людях – боевиков.
А широкое применение ракетно-бомбовых ударов по подозреваемым ведет лишь к потерям среди мирного населения и озлоблению против иностранных войск.
Контрпартизанская война силами оккупационных войск требует большой численности наземных частей для обеспечения постоянного контроля над территорией страны. Однако в Ираке после завершения основных боев США и их союзники стали только сокращать свои контингенты. Создание же иракских сил безопасности требовало времени, так что многочисленные районы страны оказались «оголенными».
Первоначально противниками оккупационных войск становились выходцы из суннитского населения страны, которое в наибольшей степени пострадало в результате ликвидации режима Хусейна. В их числе были и баасисты, и исламские радикалы, и просто иракские националисты, отказывающиеся принять контроль иностранных держав над собственной страной.
По имеющимся данным, вскоре после начала партизанской войны в 2003 году численность активных боевиков достигла 20 тысяч человек, с учетом пособников, не участвующих непосредственно в боевых действиях – 100 тысяч человек. В основном, они объединялись в отряды численностью 9-12 человек, совершали обстрелы и минные атаки против американских военных колонн и патрулей. Практикуются террористические атаки смертников и акты индивидуального террора. Уже в первый год войны атаки боевиков отличались высокой интенсивностью, составляя 10-35 инцидентов в день (в Афганистане такое число вылазок боевиков фиксировалось далеко не каждый месяц), к 2005 году численность атак достигает – 65-90 инцидентов[6].
Наиболее громкими терактами стали взрыв в национальной Миссии ООН, в ходе которого погибли 17 человек, включая ее главу Сержио ди Мелло, подрыв итальянских казарм в городе Насирии (до 20 погибших). Однако в последующие годы уровень жертв в каждой из атак будет возрастать. За 2004-2006 годы в стране погибло более 2,6 тысяч иностранных военных и 56 тысяч иракцев[7].
Происходит быстрое качественное развитие боевых действий. В 2004 году в сопротивление включаются исламистские группировки, которые проводят масштабное восстание в Фаллуджи, и для его подавления приходится провести серию войсковых операций с применением авиации. Боевые действия в регионе вновь приводят к массовым жертвам среди мирного населения. В других регионах страны начинают возникать анклавы, не контролируемые иностранными войсками и новыми иракскими властными структурами.
Становится ясно, что время легких побед в Ираке закончилось и ситуация развивается по нежелательному сценарию.
Надежды, проблемы, решения
В первую очередь руководство коалиции искало пути решения проблем в политической плоскости. Ситуацию должны были разрядить создание временного правительства в 2004-м году, выборы 2005 года, а также решение американских властей отказаться от попыток приватизировать нефтяные месторождения Ирака. Однако эффект этих мер был очень ограниченным, и в стране продолжали происходить террористические атаки. Часто речь шла о взаимной войне суннитских и шиитских отрядов боевиков, для которых иностранные контингенты становились второстепенной целью.
Главной проблемой коалиционных сил в этот момент становится налаживание повседневного контроля над территорией. Имеющихся в их распоряжении войск недостаточно для решения этой задачи, создания сети опорных баз в различных регионах, интенсивного патрулирования нестабильных районов, обеспечения безопасности крупных городов. Кроме того, силы большинства европейских союзников США уклоняются от активного участия в контрпартизанской войне и выбирают крайне пассивную тактику несения службы в Ираке.
Так или иначе, к 2006-2007 годам у западных политиков возникло понимание того, что война в Ираке явно затягивается, причем именно в этот период ее поддержка в обществе начала критически снижаться. В результате руководство США приняло решение о сосредоточении усилий на стабилизации ситуации в Ираке. Для этого в 2007 году в страну были направлены дополнительные войска численностью в 30 тысяч человек, которые должны были усилить контрпартизанский контроль.
Основной упор делался на охрану Багдада и окрестностей, так как именно эта часть страны была целью заметной части террористических атак. На 2007 год пришелся пик боевых действий: годовые потери иностранных войск стали самыми высокими за всю историю кампании, достигнув почти тысячи человек. Кроме того, в стране было заменено командование, новым главой которого стал известный американский теоретик контрпартизанской войны Дэвид Петрэус.
Усилия ВС США оказались успешными. Уже в следующем 2008-м потери и мирного населения, и солдат коалиции сократились почти в три раза. Основной причиной успехов стала интенсификация войны против боевиков и расширение сети блокпостов на опасных направлениях. Кроме того, власти и коалиции стали вести агрессивную пропагандистскую кампанию против боевиков. Захваченных пленников часто заставляли зачитывать перед камерой признания в наркомании и сексуальных девиациях, которые потом показывали по местному телевидению, чтобы подорвать доверие населения к повстанцам[8].
Определенный успех приносила и тактика политического сотрудничества с шиитским населением, которое существенно расширило свои политические возможности после падения режима Хусейна. Однако следует помнить, что крупные выступления шиитских радикалов имели место даже в 2008-м году и были подавлены преимущественно благодаря усилиям иностранных и иракских военных.
Именно к этому времени относится курс на передачу ответственности за охрану правопорядка иракским силам. В 2009 году иностранные войска были полностью выведены из городов и передали свои укрепления в них национальной полиции, с 2010-го – официально отказались от прямого участия в боевых действиях. В декабре 2012-го страну покинули последние части США, хотя Вашингтон вплоть до последнего момента добивался создания в стране долгосрочных военных баз НАТО.
Уроки конфликта
Иракские события во многом схожи с теми процессами, которые идут в современном Афганистане. Изначально ситуация там была гораздо менее сложной, чем в Ираке, однако США значительно позже стали уделять достаточное внимание афганским проблемам, поэтому реализация там сравнительно успешного иракского сценария идет с большим «отставанием от графика».
Впрочем, процесс передачи ответственности местным силовикам практически завершен, и, по мнению ряда экспертов, страна может быть готова к выводу иностранных войск в 2014 году. С точки зрения анализа ситуации в Афганистане Ирак служит своего рода моделью, с помощью которой можно прогнозировать развитие ситуации в регионе. Хотя, конечно, нельзя исключать, что в силу местной специфики афганские события не станут повторением иракской истории.
Не исключено, что уже сейчас какие-то черты иракской стратегии могут быть воспроизведены Францией в Мали, где ее миротворческий контингент столкнулся с партизанской войной боевиков-исламистов.
Наконец, несмотря на достигнутые успехи, страна так и не вернулась к довоенному уровню безопасности. Террористические вылазки больше не представляют реальной угрозы для официального Багдада, однако бытовой уровень безопасности все еще гораздо ниже, чем во времена правления Хусейна. С учетом прямых потерь от военных действий, разрушения экономики и проч. приходится констатировать, что война была проиграна не только правящим режимом, но и самим иракским народом.
[2]Cordesman A. H., Burke A. A. If We Fight Iraq: Iraq and The Conventional Military Balance. Washington D. C.: Center for Strategic and International Studies, 2002. P. 1.
[3]См. Маркин А. Тактические уроки двух последних войн Ирака для общевойскового командира // Альманах «Войны. История. Факты», № 11, 2009.
[4]Conetta C. The Wages of War: Iraqi Combatant and Noncombatant Fatalities in the 2003 Conflict // Project on Defense Alternatives Research Monograph, № 8, 20 October 2003.
[5]Подробнее см. Мендкович Н. А. История Афганской войны (2001-2012). Часть 1 // Новое восточное обозрение, 13 ноября 2012.
[6]Eisenstaadt M., White J. Assessing Iraq Sunni Arab Insurgency // U.S. Marines and Irregular Warfare, 1898-2007: Anthology and Selected Bibliography. Compiled by Evans S. S. Quantico: Marine Corps University Press, 2008. P. 259-260, 270.
[8]Сообщение наблюдателя, работавшего в стране вплоть до 2008 года.