От редакции. 22 ноября 2013 года исполнится 50 лет со дня убийства Джона Кеннеди – президента Соединенных Штатов. Так что роман Стивена Кинга «11/22/1963» пришелся весьма кстати к этой грустной дате. О нем размышляет Дмитрий Петров – автор книги «Кеннеди», что готовится к печати в серии ЖЗЛ[1].
Большая книга
Я отвык от больших книг.
Но именно такую написал Стивен Кинг.
И блистательно «удержал» и сюжет на восьмистах без малого страницах, и меня – над страницами. «11/22/63» я прочел за три дня – с перерывами на работу, пищу и сон.
Я не любитель Кинга. И за книгу его взялся по необходимости: завершая биографию Джона Кеннеди, как можно было пропустить последний роман о его убийстве? А точнее – спасении… И несолидно это, и вообще: глядишь – пригодится…
И пригодился! Прежде всего – для создания особого настроения, без которого не обойтись, если хочешь понимать жизнь и атмосферу в той Америке, где жил Кеннеди.
Атмосфера эта у Кинга густа. А жизнь – богата и полна особых черт.
Скажем, дама не может пригласить в дом незнакомого мужчину (если он не агент ФБР) в отсутствие мужа. Из страха. Перед сплетнями. По той же причине холостяк не покупает презервативы в своем городке – не хочет толков о вероятной партнерше.
Не состоящие в браке мужчины и женщины могли вместе появляться на людях в кино, кафе, на вечеринках и танцах. Но после десятого раза – без объявления даты помолвки – такое поведение могло вызвать серьезные нарекания. Ну, а развод дочери иные родители считали позором. Даже если ее муж был психом склонным к насилию.
В 60-м году учитель нередко не только не смел обсуждать с детьми роман «Над пропастью во ржи»[2], но не смел даже упоминать о нем, без риска быть вызванным на директорский ковер с вопросом: «ты что, сынок, ведешь подрывную деятельность?»[3]
Появление в обычном баре обычного города обычного мужчины с волосами, скрывающими уши, могло кончиться в лучшем случае отказом в обслуживании, а в худшем – увечьями, нанесенными на том основании, что он либо долбанный битник, либо гребанный гомик. Нет, на Манхэттене в Нью-Йорке или Нижнем Бродвее в Сан-Франциско это бы ему сошло, но не в Афинах (Джорджия), не в Париже (Техас), не в Москве (Айдахо) и уж точно не в Лисбоне (Мэн). И попади этот самый учитель из нашего времени в Лисбон рубежа 50-60-х годов прошлого века, так бы с ним всё и было.
Да так оно, собственно, и вышло. В книге Кинга. Учитель Джейк Эппинг внезапно отправляется из наших дней в прошлое, чтобы спасти для мира президента США Джона Кеннеди. Как, при каких обстоятельствах отправляется и что там делает – легко узнать, прочитав книгу, а вот зачем это нужно автору – неплохо бы обсудить здесь.
В отличие от многих других своих книг, в этой Стивен Кинг в первую очередь живописует не страсти-мордасти (хотя и они порой попадаются и случаются). И не о нашей уязвимости в мире, где с каждым в любую минуту может произойти всё что угодно (и происходит). И даже не о прошлом, которое не желает меняться (хоть ему и приходится).
Он пишет об Америке. О ее судьбе. Точнее – о неизбежности этой судьбы.
Неизбежность
В Штатах рубежа 50-60-х годов XX века Джейку (и автору) многое нравится.
Судите сами. Пусть там все курят; и даже в автобусах. Пусть дымят трубы фабрик. Пусть шурует мафия (будто теперь не шурует). И всё пропитано лицемерием (будто сейчас его нет). Пусть в кабинках сортиров рисуют отрезанные яйца и пишут: «Это будет с тобой, Джек, если еще раз трахнешь мою жену» (будто нынче не пишут). Пусть почти никто не слыхал о «Битлз» и «Роллинг Стоунз». Пусть о покупке голосов говорят как о чем-то само-собой разумеющемся. Пусть дельцы-евреи, озираясь, кушают лобстера, подмигивая собутыльнику-протестанту: «только не говорите ребе Храпуновичу». Пусть за небоскребами корпораций и таунхаусами среднего класса лежат разбитые улицы с развалюхами вечно бухой белокожей бедноты – white trash – «белого хлама»…
Пусть! Но как взвиваются… Как реют… Как рдеют полосами… Эти флаги. Эти стяги! Звездно-полосатые знамена республики, где все еще, в целом, знают свое место. И богатые. И бедные. И белые. И черные. Не говоря уж о чиканос и китаезах.
А еще! Можно купить: кабриолет «Форд-Санлайнер» – за триста двадцать (320) баксов; «кольт полис спешл» тридцать восьмого калибра (без предъявления документов) – за девять долларов девяносто девять центов (9.99); роскошный кожаный чемодан – за два кола (2.00) и фунт отличного говяжьего фарша – за пятьдесят четыре цента (0.54). А еще учительский колледж в Оклахоме за бесценок продает заочную учебу: заполняешь тест, высылаешь вместе с чеком по нужному адресу и получаешь роскошный подлинный диплом преподавателя. И – главное – подателя сего обычно никто не проверяет.
Все это покупал герой Стоуна по пути в город Даллас (штат Техас), где он решил остановить Ли Харви Освальда – «маленького ублюдка» решившего убить президента. На этом пути он встречал немало людей. И их появление подчеркивало неизбежность американской судьбы. Были тут и дети, танцующие свинг. И тетки, склонные к суициду. И дядьки, готовые убить свою семью пудовой кувалдой. И фанатики, и бандиты, и аферисты, и шарлатаны… Было даже нечто, сидящее во тьме рухнувшей фабричной трубы и клацающее там зубами злобы. И всё для того, чтобы показать героя в движении. Сделать текст динамичным. А то и – поинтриговать читателя нарочитым замедлением действия – ну, чтоб он, типа, задался вопросом: вау, а что будет дальше?
А попутно – поспорить с Бобом Диланом.
Ну как не поспорить прозаику-консерватору Стивену Кингу с поэтом-радикалом Бобом Диланом? Особенно, если речь идет об Америке 60-х годов, кумиром которой тому предстояло стать уже вскоре. О ней он пел в своем «Тяжелом дожде»[4]:
Я видел новорожденного в окруженьи волков;
видел пустой бриллиантовый хайвей;
видел черную ветвь, сочащуюся кровью;
видел толпу мужчин с кровавыми молотами;
видел ружья с мечами в руках у подростков…
А Джейк «видел скаутов у костра под присмотром вожатого; видел женщин в пальто и галошах, хмурым утром снимавших с веревок белье…; видел поезда «Южный экспресс» и «Звезда Тампы»; видел стариков с трубками на скамьях городских площадей; видел миллион церквей…; видел людей, помогающих людям…»
Поэтичной безысходности Дилана, в которой сквозит драматический выбор Америки, Кинг противопоставляет оптимистическую прозу ее жизни. Которая говорит: а выбор-то сделан. И это выбор в пользу жизни. Даже если ради этого кому-то надо погибнуть. Например – Кеннеди.
Кеннеди
Куда ж без него?
Ведь Джейк метнулся в прошлое спасать Джека. В надежде, что, быть может, не случись трагедии, и не лишись мир и Штаты президента, провозгласившего новый путь развития человечества[5], и оно встанет на этот путь. И жить в том будущем, откуда Джейк прибыл в мир, где говядина стоит полдоллара за фунт, станет еще лучше, еще веселее.
Нет, в целом и так неплохо – жаловаться нечего. Атомной войны не случилось. Вторжения инопланетян и коммунистов – тоже. Землетрясения, циклоны и торнадо не смели пол-Америки. Дождь сменяет солнце. Кризис сменяет подъем. Почти никто не курит и промышленность почти не засоряет среду. Отношения между мужчинами и женщинами куда проще. Взрослые – трудятся. Дети ходят в школу. И даже слабоумный уборщик может получить диплом о среднем образовании.
И это – в ситуации, сложившейся после того, как Кеннеди убили. То есть очень может быть – по крайней мере логично – что если б не убили, то всё было бы еще лучше… Ну, то есть надо спасать президента.
По пути в Даллас герой опробует свой «кольт полис спешл» – убьет злодея, спасет от смерти большую американскую семью и одну красивую американскую женщину, столкнется с мафией, снова станет учителем, проведет частное расследование подготовки Освальда к покушению и найдет большую любовь.
Кстати, характеры – и Освальда и невесты главного героя Сейди, и ряда других персонажей написаны живо и ярко, широкими и свободными мазками большого художника. Доброта и женственность Сейди жестко контрастирует с ничтожеством невротика Освальда и униженностью его несчастной жены Марины Прусаковой. Не случайно эта самоотверженная и добрая красавица и пробуждает любовь Джейка.
С этой-то любовью он и отправится спасать Кеннеди.
И выяснит – уже не впервые – что прошлое упрямо. Оно упорно не хочет меняться. И чем больше потенциальное изменение, тем сильнее сопротивление. Вы спешите спасать президента – но незадолго до покушения получаете по мозгам от бандитов, да так, что к нужному дню едва очухиваетесь. А в этот самый день – по пути к месту действия – переживаете автокатастрофу; потом, пытаясь «поймать» машину, сталкиваетесь со шпаной; сев в автобус – снова попадаете в аварию; а добравшись в угнанной машине до дома, где засел чокнутый стрелок, видите, что он заперт. Врываетесь в помещение когда тот уже готов спустить курок. Стреляете. Дважды мажете из пресловутого «полис спешл»… Теряете любимую…
Но – президента спасаете. Получаете благодарность от него, несколько теплых слов от его жены. Море шампанского и всякой всячины от восхищенных сограждан и совет убираться, откуда явился, от директора ФБР Эдгара Гувера.
Что и делает герой с удовольствием. Во-первых, ничто не держит – невеста погибла; во-вторых – не терпится взглянуть на дивный новый мир, расцветший после спасения президента. Однако новый мир оказывается настолько дивным, что вызывает у главного героя недоумение и ужас. Землю, изрытую ядерными взрывами, сотрясают землетрясения и прочие катаклизмы, свет подают по часам, по улицам бродят шайки буйных подростков со сгнившими носами, а в городской библиотеке Лисбона проводят митинги ненависти.
Тут-то Джейк и понимает: прошлое упрямилось не зря. Что в его нежелании меняться было скрыто предупреждение: судьба Америки – неизменна. И насильственное нарушение этой исторической нормы опасно не только лично для нарушителя, но и для мира, который он искренне и с немалым риском для себя старался сделать лучше.
Ему приходится вновь погрузиться в минувшее и… не спасти Кеннеди. А написать эту книгу. А после – вернуться откуда пришел: в наши дни. Те самые, из которых ушел.
Возвращение
Возвращение Джейка в неизменный современный мир – это не бегство, не отступление. Это – героическая победа над своими желаниями, смирение собственной воли ради того блага, которое, может, и не слишком велико, однако ж – лучше мира погруженного в хаос и тьму. Да, Кеннеди мертв. Но в этом обычном, простом, прозаичном, лишенном героики мире, жива любовь Джейка.
Она его никогда не видела и не знает его имени. Но она существует. И это существование, как и сравнительное благополучие сегодняшней Америки, куплено ценой жизни Джона Кеннеди. И это очень важный вывод, слегка завуалированный автором. Он нигде не говорит впрямую, что этот умница, красавец и краснобай – самый молодой президент Соединенных Штатов – жертва, принесенная ради будущего. Вместо автора об этом говорит логика повествования и приведенная им краткая история США и мира в ситуации, где Кеннеди спасен.
И не важно, что могло бы быть, а чего ни за что не случилось бы, минуй его пули в Далласе. Важно, что производство реальности, осуществить которое порой берутся люди из будущего, которых в книге Кинга так легко принять за метафору столь привычных нам людей, обогнавших свое время, вовсе не обязательно. И даже опасно.
Предоставим истории Америки, каждого отдельного человека и всего человечества течь своим порядком. Вот что советует Кинг. Да, насильственное вмешательство в нее возможно, и, с высокой долей вероятности, на коротком отрезке времени его ждет успех. Но это не значит, что на отрезке длинном такого рода перемены не принесут неисчислимых бед, страданий, социальных и природных катаклизмов. Эффект бабочки… По мере развития сюжета Кинг – а, точнее его герой – не раз вспоминает рассказ Брэдбери, где отправленный в прошлое путешественник во времени наступает на бабочку, а вернувшись видит, что в Штатах царят террор и тирания. А тут вам – не бабочка. Тут целый президент. И с Джейком и его миром происходит нечто похожее. Только масштабнее. И куда неприятнее.
Слава Богу, в романах авторы вольны многое исправить.
А кто волен в жизни?
Прошлое более чем зримо присутствует в ней. И не только в виде историй и воспоминаний. Но и в виде тоски и надежд. Так, в сегодняшней России многие тоскуют по СССР, лелеют его образ, зашитый в управляющую знаковую систему на уровне символов, и надеются на его восстановление (пусть и в редуцированной версии). В Америке не так уж мало людей, до сих клянущих поражение Юга в гражданской войне. И – спустя более века – мечтающих о его реванше и благоговейно хранящих верность флагу конфедерации.
Стремление возродить прошлое, втиснуть его в настоящее или будущее – обратная сторона попыток его изменить. Пусть даже всего лишь (!) и переописывая – опять и опять. И любые практические действия в этом направлении могут быть не менее опасны. Потому что прошлое – не хочет меняться. И если в этом слишком усердствовать – оно догонит. И на поверку окажется куда менее приятным даже чем будущее, ждущее незадачливых и чрезмерно деятельных героев романов, путешествующих во времени.
Не об этом ли предупреждает нас прозорливый Стивен Кинг?
[1] ЖЗЛ – «Жизнь замечательных людей», серия книг, посвященных видным деятелям политики, культуры и науки, много лет выходящая в издательстве «Молодая гвардия» и ставшая его фирменной маркой.
[2] «Над пропастью во ржи» – принятая в России версия названия романа Джерома Сэлинджера The Catcher in the Rye («Ловец во ржи») (1951). Его герой 16-летний школьник Холден Колфилд откровенно обсуждает лицемерные каноны и фарисейскую мораль тогдашнего американского общества. В 50-60-х годах в ряде школьных округов США учащимся было запрещено читать эту книгу, как аморальную и опасную. В 2005 году журнал Time включил ее в список 100 лучших романов, написанных на английском языке.
[3] Ряд событий говорят о том, что, возможно, скоро то же случится с российским учителем, дерзнувшим обсуждать в классе роман Ивана Тургенева «Накануне» или пьесу Александра Островского «Гроза».
[4] Песня американского поэта Боба Дилана A Hard Rain's A-Gonna Fall – «Пройдет тяжелый дождь», отражающая отчаяние и страх поэта пред окружающей действительностью. Записана осенью 1962 года – за год до ключевых событий романа – предотвращения убийства Джона Кеннеди.
[5] В своей речи в «Американском университете» 10 июня 1963 года Джон Кеннеди возвестил новый курс развития США и наметил альтернативный путь развития человечества.