Христианские правые и Республиканская партия: брак и по расчету, и по любви

Когда религиозные правые ворвались
на политическую сцену в конце 70-х, многие
аналитики были шокированы. … А удивляться было нечему.
(Из аннотации к книге)

Не позволяйте никому заявлять, что он истинный американец, если он
намерен удалить религию из политической жизни.
(Джордж Вашингтон)

Никакой неожиданности!

Об американских религиозных правых написано много книг. Этому обстоятельству, в отличие от, как многим казалось, внезапно случившейся под началом Рональда Рейгана и Джерри Фалуэлла «великой консервативной контрреволюции», удивляться не приходится: слишком большой вес и влияние имеют «религиозные правые» на протяжении последних десятилетий, слишком велика их роль в формировании политической повестки и слишком вызывающе само их наличие в высокой политике по отношению к тому, что происходит в толерантных и практически полностью секуляризированных социальных государствах Европы.

Мы уже не раз рассказывали читателям Terra America о том, какое ожесточенное сопротивление оказывают сегодня консерваторы либералам практически по всем политически и социально значимым вопросам, как созданное проповедником из Вирджинии движение «Моральное большинство» помогло Рональду Рейгану взойти на властный Олимп, и как поддержка самого Рейгана невероятно усилила влияние религиозных правых на Республиканскую партию, и насколько существенное значение имело противопоставление либерального пакета консервативному во время президентской гонки-2012.

Из аннотации к книге понятно, насколько большой фурор произвел прорыв правых консерваторов с их религиозными лозунгами в верхние эшелоны власти. Если почитать или послушать какого-нибудь либерального профессора на данную тему, то мы поймем степень его удивления и недовольства. Казалось бы! Америка развивалась в «правильном» направлении, от патриархального уклада к «прогрессивному», шла по пути, который у нас в стране иной либерал назвал бы «истинно европейским», а последнее препятствие на пути победного шествия лево-либеральных идей — президентство Ричарда Никсона — было устранено.

И вдруг в прямом эфире, в Конгрессе и в Белом Доме оказываются люди, говорящие о семейных ценностях, традициях, религиозности и моральных устоях в прямой политической импликации. Разумеется, это должно было вызвать шок! В стране сексуальной революции, тотального либерального диктата в медиа и образовании возникла мощная сила, провозгласившая своей целью, ни много ни мало, вернуть американской нации ее христианскую идентичность.

Стоит отметить, что наиболее ответственные левые исследователи вроде Майкла Казина всегда признавали, что построение в США социального государства, превращение нации религиозных индивидуалистов в секулярное общество полного равенства и терпимости — задача невыполнимая.

И все же, казалось, что Новая Сделка 1930-х годов, надолго прописавшая Демократическую партию как на Капитолийском холме, так и в Белом Доме (7 президентов из 8 с 1933 по 1968 годы), закрепившая либеральные ценности в политическом истеблишменте, создавшая новую городскую среду, которая позже на ура воспримет «ветер 60-х», а также обеспечившая исправную поставку все новых голосующих за демократов граждан (big city machines politics)^[1], навсегда похоронила прежнюю консервативную Америку.

Вышло, однако, по-другому.

С тех пор аналитики не раз, не два и не десять раз предрекали право-консервативному движению скорый закат, раскол, упадок и полное исчезновение. Прогнозы не сбывались с завидной последовательностью.

Возник разумный вопрос: «Почему?», сменивший растерянный и полный отчаяния: «Как же так?».

Как я уже сказал, в солидных публикациях на данную тему недостатка не было. Одним из первых фундированных исследований феномена религиозных правых, их выхода на национальную политическую сцену для распространения своих взглядов, считается книга социолога Уильяма Мартина «Бог на нашей стороне: подъем религиозных правых в Америке»^[2], увидевшая свет в середине 90-х годов. Как и многие специалисты, стремившиеся разобраться в описываемом явлении, Мартин считает отправной точкой консервативного контрнаступления культурные войны 70-х, когда правые «не могли больше терпеть».

Того же мнения придерживается историк и биограф Джерри Фалуэлла (не во всем, кстати, ему симпатизирующий) Майкл Шон Уинтерс, написавший книгу с говорящим названием «Правая рука Бога»^[3].

Долгое время объяснения Мартина, Уинтерса и вторящих им авторов всех в целом устраивали, оставляя, тем не менее, смутное ощущение непроясненности вопроса с пресловутой внезапностью развертывания правого религиозного фронта. От этого ощущения не осталось и следа, когда в 2010 году появился бестселлер Дэниэля Уильямса «Собственная партия Бога»^[4], который, по мнению авторитетнейшего историка религии и социальных процессов Расселла Хоукинза, стал новым стандартом исторической летописи религиозных и социальных консерваторов.

В 2012 году книга была переиздана и снова стала бестселлером. И если у кого-то есть время на прочтение всего одной книги об истории право-консервативного движения в Америке, я бы посоветовал именно ее. По многим причинам. Но прежде всего потому, что после ее прочтения не останется и тени сомнения в том, что ничего неожиданного ни в культурных войнах, ни в весомом представительстве религиозных правых в политике не было.

Перепрограммировать партию, вернуть страну

В программировании есть такое понятие — прерывание. Это особое событие, которое позволяет вмешаться в последовательность выполнения программного кода, перехватить управление на себя^[5]. Управление передается модулю, который послал прерывание (обработчику прерывания). После выполнения всех необходимых манипуляций управление передается обратно основному программному коду. Соответственно, алгоритм остается прежним, но обрабатываемые параметры могут существенно отличаться от тех, что имелись до прерывания.

Так вот для прорыва в большую политику религиозные правые, после долгих и последовательных (как правило, не очень удачных) попыток, воспользовались похожей технологией — они перехватили управление Республиканской партией.

Вот что пишет Дэниэль Уильямс:

«Консервативные христиане были весьма политически активны с самого начала двадцатого столетия и никогда не уходили из публичной сферы. Их приверженность политическому активизму и консервативной повестке была гораздо глубже и насчитывала гораздо больше лет, чем полагают большинство аналитиков. В 1980 году^[6] новым был не интерес, проявленный евангелистами к политике, а уровень их партийной приверженности. Евангелисты обрели известность и влияние во время предвыборной кампании Рональда Рейгана не потому, что высказывались на политические темы — они это делали на протяжении десятилетий, — а потому что они получили контроль над Республиканской партией. Этому событию предшествовали пятьдесят лет подготовки и становления».

Первый опыт партийной самоидентификации у евангелистов (а именно эта деноминация и возглавила религиозных правых и до сих пор имеет среди них наибольший вес) оказался неудачным. В 1920-е годы консервативные христиане пытались мобилизовать Демократическую партию США на борьбу за введение сухого закона, а также — во главе с трехкратным претендентом на пост президента Уильямом Дженнингсом Брауном — против безальтернативного преподавания в государственных школах теории эволюции.

Позже взгляды консерваторов обратились к Республиканской партии. Альянс с ней, согласно Уильямсу, формировался в два этапа. На первом, в 1940-1960-х годах консервативные протестанты, что называется, определились с партией, которая, по их мнению, может стать оплотом антикоммунизма и христианского морального порядка. В этот период сложились тесные отношения евангелистов с политиками-республиканцами, среди которых выделялись Дуайт Эйзенхауэр и Ричард Никсон, однако отсутствие развитых политических навыков и конфессиональные разногласия привели к тому, что почти все практические успехи религиозных правых были нейтрализованы в ходе президентства Джона Кеннеди.

Оппозиция администрации Кеннеди была значительной, но, во-первых, поначалу не имела ярко выраженного партийного характера — как бы сказали сегодня у в России, оппозиция эта была непарламентской, — а во-вторых, евангелисты были в большей степени напуганы тем, что во главе страны стоит католик, что на несколько лет отдалило их союз с консервативными христианами других деноминаций. Католики же были рады этому событию, разумеется, не ожидая, что именно при Кеннеди всерьез утвердиться культурно-политическое течение, сегодня называемое «левым католицизмом». Ярким представителем этого образа мыслей сегодня является вице-президент Джо Байден, выступающий за полную легализацию абортов, несмотря на каноны своей Церкви. Хуже того, именно в то время от евангелистов отшатнулись протестанты традиционных деноминаций (англикане, лютеране и другие), не желавшие «выглядеть, как анти-католические фанатики».

Как показали дальнейшие события, лево-либеральная идеология поразила традиционные протестантские церкви даже в большей степени, чем церковь католическую, среди прихожан которой сформировалось влиятельное консервативное крыло.

Не было полного единства и среди самих евангелистов. Так, на выборах 1964 года выдающийся проповедник Билли Грэм поддержал демократа Линдона Джонсона, увлекая за собой наиболее умеренных евангелистов, в то время как многие крайние социальные консерваторы поддерживали кандидата Барри Голдуотера. Разделение вскоре приобрело географический характер: на Юге христианские правые отнеслись к действиям Грэма по меньшей мере с непониманием, а на Севере его поддерживали, как сторонника движения за гражданские права. Начинающий свою общественную деятельность молодой Джерри Фалуэлл уже тогда понимал, что с Билли Грэмом ему не по пути, и, поддавшись эмоциям, сделал несколько весьма неосторожных высказываний, позже объясняя их тем, что в действиях правозащитников и противников сегрегации на Юге (которую Джонсон и отменил в 1964 году) он усматривает «руку Кремля и самого дьявола».

И именно тогда, в 1960-х годах религиозные правые перешли ко второму этапу сближения с республиканцами — они стали менять политическую повестку партии.

В 1967-68 годах вспыхнули расовые бунты, антивоенные манифестации достигли пика, порнография стала общедоступной, и по всей стране стали появляться лагеря хиппи, где те проповедовали (и телевидение охотно помогало им) беспорядочный секс, наркотики и асоциальный образ жизни. Ричард Никсон осознал, что у него появляется реальный шанс отыграться за поражения 1960-го и 1962-го годов (в 1960-м году он проиграл президентские выборы Джону Кеннеди, а в 1962 году — выборы губернатора Калифорнии, после чего его весьма преждевременно посчитали политическим трупом).

К тому моменту, когда Никсон приступил к своей новой президентской кампании, 81% американцев считали, что «нация не может поддерживать закон и порядок».

Когда Никсон вновь заручился поддержкой религиозных правых, заговорив о традиционных ценностях, то многие посчитали его циничным охотником за голосами. Однако Уильямс оценивает изменения во взглядах Никсона его политической эволюцией:

«Скептики сомневались в искренности Никсона. В конце концов, это был не первый раз, когда он пытался подать себя в новом свете. Он был агрессивным консерватором-антикоммунистом в конце 40-х-начале 50-х; матерым центристом в 1960-м, озлобленным проигравшим политиком в 1962-м; а на выборах 1964 и 1966 годов — лояльным республиканским солдатом, сражавшимся за кандидатов от своей партии вне зависимости от их идеологии. Многие сочтут это непоследовательностью, но дело здесь в политической проницательности. С его инстинктивным чувством беспокойства “Средней Америки”, он разумно предположил, что нарождающееся “молчаливое большинство” хочет президента, который поставит моральные ценности на первое место. И Никсон счел эту роль для себя естественной… Возможно, мотивы Никсона были циничными, но евангелисты заждались лидера, отстаивающего традиционные ценности и не сомневались в искренней вере Никсона».

И хотя президентство Никсона закончилось плачевно, все же его время было весьма важным для религиозных правых — им нужно было договориться об очень многих вопросах, преодолеть межконфессиональные барьеры и сформулировать свои внешнеполитические предпочтения прежде, чем успешный претендент на президентский пост мог бы полностью ассоциировать себя с ними. В президентство Никсона, по мнению Уильямса, выиграло не просто «молчаливое большинство», но христианское, в основном евангелическое, «молчаливое большинство», которому еще предстояло обрести голос.

Роль Никсона автор книги оценивает весьма высоко: «Если бы не евангелическое “молчаливое большинство” Никсона, задача Фалуэлла по мобилизации “Морального большинства” могла оказаться куда более сложной».

Дальнейшую историю мы в целом знаем. Но это, разумеется, не означает, что книгу Дэниэля Уильямса не стоит прочесть целиком, тем более что написана она очень простым и ясным языком и может служить энциклопедией по истории религиозных правых в Америке. За пределами моего повествования остались многие важные сюжеты этой истории, например, содержание многих судебных процессов по социально чувствительным вопросам, которые доходили часто до Верховного Суда, действия многих ее героев, а также весьма интересный нарратив о религиозных воззрениях и социальной политике Джорджа Буша-младшего — удовольствие прочесть о них я оставлю читателю без «спойлера».

Вместо заключения

Дэниэль Уильямс, в отличие от многих своих предшественников, бравшихся за описание религиозных правых и «великой консервативной контрреволюции», старался максимально избегать оценочных суждений и быть предельно нейтральным в своем повествовании.

С одной стороны, это делает книгу привлекательной для человека любых политических и воззрений и избавляет читателя от необходимости отделять позицию автора от позиции персонажа книги, проверенную информацию от пропаганды.

Однако с другой стороны, на мой взгляд, автор чрезмерно увлекся отстраненностью. Прекрасно описав, каким образом в 1940-50-е годы совпали политические интересы Республиканской партии и религиозных правых — одни были партией, постоянно находящейся в меньшинстве, другие были маргиналами, несмотря на то, что представляли едва ли меньше половины населения страны, — то есть показав, какой расчет стоял за «браком» политической партии и социально активных верующих, он упустил из виду, что в этом браке, очевидно, была еще и подлинная страсть. А без понимания этой страсти мотивы и образ действий религиозных правых крайне сложно понять, ведь очень многое у них идет не от рассудка, а от сердца. Не принимая эту страсть в расчет, сложно представить себе, почему так неузнаваемо изменилась «партия слонов» и как консерваторы смогли так долго сопротивляться, казалось бы неостановимому лево-либеральному наступлению.

Впрочем, их борьба продолжается. Вот что пишет Уильямс:

«В начале президентства Обамы христианские правые насчитывают в своих рядах многие миллионы сторонников, у них есть все необходимое, чтобы продолжать оказывать влияние на жизнь страны. Консервативные христианские лидеры все еще верят в то, что с помощью Бога и Республиканской партии они могут восстановить христианский моральный порядок в нации».

В начале XXI века Америка остается уникальной страной не только по причине своего могущества и технологической развитости. В этой стране все еще не решены главные и предельные вопросы социального бытия.

И я бы не спешил с очередным пророчеством о скором и окончательном разгроме религиозных правых.