Написать рецензию на «Государственный переворот: практическое пособие» Эдварда Люттвака дело нехитрое. Почти треть свежеизданной Университетом Дмитрия Пожарского книги занимает скрупулезный разбор этого и других текстов Люттвака, сделанный Андреем Горевым. В тандеме с великолепным переводом Николая Платошкина и его же исторической справкой о Венгерских событиях 1956 года, это фундаментальное послесловие к книге Люттвака делают любую, увы, рецензию вторичной. Будет гораздо интересней сравнить «пособие» образца 1968 года Эдварда Лютвака с более свежим и более известным у нас «оранжевым пособием» Джина Шарпа «От диктатуры к демократии» 1993 года.
Можно возразить, что у Шарпа речь идет не о перевороте, а демократической революции против диктатуры. Но что есть «демократическая революция», как не одна из форм государственного переворота? «Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе». Тем более имеется немало свежих примеров, когда «демократические революции» приводят к власти откровенно реакционные силы.
С позиций конспирологии естественно рассматривать Шарпа как продолжателя дела Люттвака. Но более верным будет говорить о двух «школах», причем школах-антиподах, взятия власти. Насильственной, с опорой на силовиков и минимальной ставкой на общество у Люттвака. И ненасильственной с максимальным использованием уличной (площадной) стихии, активизма, СМИ, социальных контактов – у Шарпа.
С одной стороны пособие Люттвака чисто технически не могло рассматривать всерьез активность масс как движущую силу переворота в силу довольно архаичных (в 1968 году «твиттер» был языком общения воробьев) средств общественных коммуникаций. СМИ интересует Люттвака во вторую очередь, постфактум. Дескать, после захвата власти надо установить над ними контроль, для благожелательного освещения деятельности новой власти. Будто не было титанической работы СМИ в подготовке таких важных переворотов ХХ века, как сомнительно «демократический» приход к власти Гитлера или путч «наоборот» 1991 года в СССР. Люттвак оценивает эффективность СМИ, по уровню «циркулирования», то есть, не беря во внимание количество выпущенных экземпляров, а то скольких людей охватывает напечатанная там информация. Он исходил из того, что большинство населения Земли не дружат с печатным словом, а радио и телевидение считают официальной пропагандой. Но подобное может произойти и в стране с высоким уровнем грамотности. Например, во второй половине 80-х годов ХХ века, в СССР тираж органа КПСС «Правды» достигал 10 000 000 экземпляров. Но интеллигенция читала малотиражные журналы со статьями идеологов перестройки, а народные массы использовали «Правду» для того, что бы заворачивать пищевые продукты.
Что касается политических сил, Люттвак почти не принимает их во внимание, что возможно и верно, по отношению к этим «бумажным тиграм» в самом буквальном смысле. Вспомним «скорбное бесчувствие» КПСС в августе 1991 года.
Даже в США, по мнению Люттвака, «…ни тред-юнионы, ни религиозные группы, ни политические партии не являются достаточно боевыми для того, что бы противодействовать перевороту». А вот американскую Национальную Стрелковую Ассоциацию Люттвак считает реальной угрозой для переворота, так как в случае если ее не удастся нейтрализовать, «она способна спровоцировать конфликты, которые заново поставят вопрос о власти». И действительно через 4 года после выхода «пособия» одним из главных подспорий переворота в Чили стала Конфедерация владельцев грузовиков, оказавшаяся в результате сильнее ее левых политических оппонентов.
В принципе вся идеология первой книги Люттвака выражена в одной цитате. «Вся власть, все участие в управлении государством находятся в руках маленькой элиты. Эта элита образована, грамотна, хорошо питается и живет в безопасности, чем радикально отличается от подавляющего большинства своих соотечественников – по сути, не меньше, чем от людей другой расы. Массы это сознают и признают пожизненную монополию элиты на власть, и до тех пор, пока какой-нибудь слишком явный акт произвола не приведет к мятежу, они принимают ее политику. Но в равной степени они примут и изменение правительства, будет оно законным или нет. Ведь в любом случае это будет всего лишь группа «ИХ», которая придет к власти».
Не надо воспринимать эти слова, как презрение по отношению к «быдлу». Осознание горькой правды лучше подслащенной лжи. Знай в советском обществе творчество Люттвака, как допустим, Солженицына, события 1991–1993 годов могли сложиться совершенно иначе.
В принципе то же, но с позиций своей школы говорит и Шарп. «Военный переворот против диктатуры может показаться сравнительно наиболее легким и быстрым способом устранить особенно отвратительный режим. Однако у такого способа имеются серьезные недостатки. Самое важное то, что он оставляет существующее несправедливое распределение власти между населением и элитой, управляющей правительством и вооруженными силами. Устранение одних лиц и клик с правящих позиций просто дает возможность другой группе занять их место. Теоретически, такая группа может оказаться более терпимой и открытой для ограниченных демократических реформ. Однако может случиться и противоположное».
Хотя «пособие» Люттвака написано на излете романтических шестидесятых, а Шарпа в начале прагматических девяностых, оно производит впечатление более реальной инструкции для взятия власти в «стране-мишени». Кстати на основании этого термина Люттвака записали в «троянские кони Госдепа», однако это чисто технический термин, недаром вторая его книга называлась «Сценарий военного переворота в США». У Люттвака все расписано «от альфы до омеги» и достаточно подкорректировать действия под особенности того или иного государства и можно осуществлять государственный переворот. Или наоборот его предотвратить.
У Шарпа при всей красивости происходящего нигде не сказано, что его сценарий пригоден только для стран с достигшим крайней степени распада режимом и гипертрофированной социальной активностью, пассионарностью и ювенальностью антиправительственных движений. Все «оранжевые» революции, соответствующие схемам Шарпа, происходили в странах с крайне неустойчивыми режимами, в силу их ветхости, переходности или политической неадекватности. Если взять самую знаменитую «оранжевую» революцию на Украине, то мы видим ликвидацию, причем в большей степени даже самоликвидацию, «полусовкового» режима Кучмы. Причем когда чаяния, в основном связанные с работой в ЕС, пассионарной части населения были выполнены, этот режим в софт-форме вернулся в лице Януковича. Сохранив при этом все негативные наработки «демократии» Ющенко.
На фоне четких рецептов Люттвака по внедрению, нейтрализации и организации тылов, советы Шарпа выглядят несколько комично. Например – раздевание в знак протеста, самоотдача во власть стихии (самосожжение, утопление и т.п.), политически мотивированное изготовление фальшивых денег, стремление к заключению в тюрьму и наконец, отказ от выполнения супружеского долга (прямо по «Лисистрате»). Государственный переворот – это захват власти, подразумевающий контроль над конкретными деньгами, иногда настолько огромными, что шарповская клоунада кажется неуместной или может быть использована лишь как прикрытие для неких более серьезных, глубинных процессов.
Могут последовать возражения, что относительно РФ сценарий Люттвака не приемлем. Что армия у нас всегда была инертной и нейтральной, принимавшей сторону сильного и в 1991, и в 1993 году. Однако следует вспомнить, что в 1991 году у армии не было никаких мотиваций защищать ГКЧП. Исполнения приказов, не подкрепленных даже обещаниями по улучшению плачевного положения в войсках, вызванного перестройкой, нельзя было и ожидать. В случае 1993 года адресная плата силовикам за подмогу Ельцину была более чем щедрой.
Держать армию на коротком поводке в 90-е годы оказалось довольно просто. Пассионарная часть была отправлена выпускать агрессию в горячие точки Кавказа. А оставшиеся были поставлены в настолько жесткие условия, что мысли о куске хлеба оказывались важнее фантазий о перевороте. Сейчас положение изменилось. Подготовлены новые генерации офицеров лишенные советских идеологических шор, и что немаловажно, цинизма девяностых. Замена коммунистическо-интернациональной идеологии на патриотически-имперскую в сочетании с улучшением материального положения настолько, что офицерам и сверхсрочникам можно не рассматривать службу как бизнес, делает армию более не политически инертной. Ясно, что в случае каких-либо неконституционных эксцессов, такая армия встанет на сторону консервативно-патриотических сил.
Когда СМИ называют случившиеся недавно арабские смуты «твиттерными революциями», делая акцент на столь любимые Шарпом социальные коммуникации, создается впечатление, что они действуют по заказу владельцев компьютерных сетей. Тем более что при настоящих диктатурах интернет находится под полным контролем власти. Ведь интернет-публикации – это те же листовки, нелегальные газеты, но лишенные романтического ореола подпольности.
Напоследок стоит коснуться еще двух факторов, акцентированных Люттваком и незамеченных Шарпом. Это этнический фактор и экономический фактор. У Шарпа первый почти не присутствует, хотя национальные мотивы звучат во всех «оранжевых» революциях, а в некоторых даже доминируют. Если у Шарпа этнический фактор проскальзывает разве, что в таком революционном совете, как «использование сегрегированных пляжей при расовой сегрегации», то Люттвак уделяет ему немало внимания. Шарп во многом предсказал постсоциалистические коллизии в Восточной Европе, написав: «…повсюду в Восточной Европе старые конфликты лишь спрятаны под поверхностью, а новая социалистическая политика только реанимирует их». Люттвак советует максимально учитывать этническую составляющую при планировании переворотов «избегая, однако, его отождествления с конкретной этнической группой. Что касается малой тактики, мы сведем каждого потенциального сторонника переворота с вербовщиком из его этнической группы и, если нужно, представим ему переворот так, как он его хочет видеть».
Учитывая, что этническая солидарность и межэтническая отчужденность за последние годы только усиливаются, этот фактор особенно немаловажен для такой многонациональной страны, как наша.
Далее Люттвак обращает внимание, как крупные межнациональные компании могут не только содействовать перевороту, но и организовать его. Его выводы блестяще подтвердились через пять лет в Чили, когда Пиночета «благословила» могущественная корпорация ITT. У Шарпа на этот счет имеется только какой-то, пардон, лепет, про «бойкоты товаров» по типу индийского отказа от английского текстиля.
При сравнении двух школ захвата власти, Люттвака и Шарпа, первая вызывает большее уважение. Ненасильственный «гандистский» метод, кстати, Ганди «победил» Британскую империю в критический для нее период, когда метрополия была измотана пятилетней войной с нацизмом, возможен только для победы над ослабленными режимами. Начиная с конца восьмидесятых «бонапартистский» метод Люттвака временно ушел в тень, поскольку, где можно победить и «твиттером», глупо прибегать к танкам. Но когда истощенные диктатуры кончатся, а это уже происходит в мире, наступит время школы Люттвака, как бы неполиткорректно это не звучало.