В сентябре этого года исполнилось 8 лет со дня смерти Александра Сергеевича Панарина. Нельзя сказать, что он стал классиком общественной мысли, но интерес к его творчеству существует.
В данной статье нас будет интересовать в первую очередь оценка Александром Панариным «американского проекта», его реализации. Конечно, творческий путь Панарина прервался почти 8 лет назад, а за этот период в мировой политике произошли определённые изменения. Тем важнее сопоставить его взгляды Панарина и складывающуюся на данном этапе мировую практику, в том числе и геостратегию США.
***
Основа анализа – две последние работы Александра Панарина: «Искушение глобализмом» и «Стратегическая нестабильность в XXI веке». В них в наиболее полном объёме представлены итоги размышлений автора. Но надо учитывать, что эти исследования отражают и его изменившееся мировоззрение, эволюция которого произошла в конце 1990-х годах. По мнению А. П. Цыганкова на это повлиял ряд факторов: бомбардировка НАТО Югославии, заметно усилившаяся критика России Западом в связи с войной в Чечне и внешней политикой на пространстве бывшего СССР.
Внешнюю политику США (а шире – Запада), Панарин связывает с идеологией глобализма, которая для него является новейшей формой нигилизма, ищущей себе оправдание в так называемых объективных тенденциях. Ещё одним средством является демократия (куда ж без нее). Панарин немного с публицистическим задором обвиняет США в «преступлениях перед демократией»: американцы превратили её в средство достижения своекорыстных целей.
Разбирая социокультурные основы американской экспансии, Панарин отмечает, что для США изначально было характерно манихейское противостояние «остальному миру, как погрязшему в грехах». Связано это не в последнюю очередь с волнами эмигрантов, которые привносили с собой и неприятие Старого Света. Отсюда возникало и отторжение культурных традиций, прошлого оставленного за океаном. Внутри самой страны, по мнению учёного, безраздельно господствует экономическая власть, фактически подавляющая демократию. Безраздельная власть собственника на предприятии по Панарину, переносится и на всю страну.
Существуют и экономические предпосылки экспансии по Панарину. На современном этапе перед США возник выбор: «либо переориентироваться на «нулевой рост» ввиду экологических, энергетических и сырьевых ограничений планеты, либо осуществить передел мировых территорий и таким образом заполучить новые ресурсы». Рядом с экономической проблемой Панарин ставит и интеллектуальную катастрофу – то есть творческое бесплодие, охватившее западный мир. Последнее порождает страх перед «пределами роста», что ведёт к агрессивной внешней политике. Круг таким образом замыкается.
Стремясь к новому перераспределению ресурсов, американские глобалисты взяли на вооружение либеральные (неолиберальные) идеи «демократии», «свободы», «гражданского общества». Данные понятия, особенно термин «открытое общество», помогают в присвоении материальных благ других стран с помощью компрадорских элит. Так, открытое общество, полагает исследователь, «это общество, открытое внешней силе и внешним влияниям», сторонники такого общества запрещают странам третьего мира прятать национальные ресурсы «от конкурса мировых претендентов». Фактически под лозунгом «открытого общества» идёт речь о защите интересов крупных экономических корпораций и сильных западных стран (в первую очередь США).
Согласно Панарину, основой неолиберального (либертаристского) проекта, продвигаемого США и Западом в целом, являются три компонента. Во-первых, апокалиптика конца истории: человечество неминуемо движется к победе либерализма над мировым злом. В этом плане решения, которые принимает США – «апокалипсические решения, отмеченные близостью окончательной развязки исторической драмы человечества».
Во-вторых, «формационное высокомерие»: страны мира больше не рассматриваются как нечто самоценное, теперь их существование оправдывается близостью «к самому передовому строю». Соответственно, Америка, превратившаяся в «формационного гегемона» – венец развития человечества. Её обитатели – Гулливеры, окружены лилипутами (злодеями, недоумками, недотепами, которых нужно опекать и наставлять). В-третьих, «подтасовки» и «приписки» – стремление изобразить действительность иной, чем она есть.
Америке выгодно:
- чтобы влиятельные элиты в разных странах мира, тяготеющие к Западу, чувствовали себя неуютно среди собственного населения; так как элиты, нашедшие общий язык с туземным большинством, были бы менее зависимыми от внешней американской поддержки;
- чтобы увеличивалось количество стран-сателлитов, также противостоящих региональному окружению, не имеющих надежной геополитической опоры вокруг и потому нуждающихся в высоком американском покровительстве; одинокие, чувствующие себя во враждебном окружении и готовые опираться на могущественного заокеанского покровителя — вот кто будет выступать проводником американского влияния («атлантизма») в мире;
- чтобы над странами, лишенными или лишаемыми собственных средств обороны, постоянно тяготело чувство опасности, непредсказуемости окружающего мира, чреватого перманентной угрозой хаоса; всякая диктатура моментально повисает в воздухе, вызывая недоуменные вопросы, если она не подпитывается атмосферой апокалипсических ожиданий и присутствием врага, в любую минуту готового поднять голову.
Таким образом, воспроизводится древнеримская политика, проводящаяся под лозунгом «разделяй и властвуй». Только если Рим нёс другим народам наряду с разрушениями и культуру, то «новому Риму» (то есть США) исследователь отказывает в культурной роли, о чём ещё речь пойдёт дальше.
Большая роль в указанной политике отводится компрадорской верхушке, помогающей Западу присваивать ресурсы своих стран. По мнению Панарина, меняется и само понятие элиты: быть ей сейчас означает «поставить себя в независимое положение от национальных интересов и национальных чаяний».
Нельзя сказать, что Панарин полностью критикует либеральные идеи, тем более, что он сам на рубеже 1980-1990-х годов отдавал им дань уважения. Проводя сравнение между либеральным проектом Просвещения и проектом современным, учёный полагает, что первый был склонен к диалогу, а глобалистский – к монологу. Неолиберальное сознание «закрыто для апелляций извне, для свидетельств другой позиции и другого опыта». Фактически идеи «демократии», «свободы», «гражданского общества», пропагандируемые адептами новой идеологии, ими же и отрицаются.
Чем это вызвано, по мнению Александра Сергеевича Панарина?
Вернёмся вновь к обозначенному Панариным противоречию: на словах США говорят о «демократии», а на деле имеет место гегемония одной страны или одного класса.
Интересы общества, испытывающего на себе реализацию данного проекта, не совпадают с целями компрадорской элиты, стремящейся обменять ресурсы страны на власть. В подлинной демократии политические процессы протекают под знаком непредсказуемости, непредопределённости, что не может, по логике вещей, устраивать неолибералов. Существует опасность того, что народ выберет не того, кого нужно. Что остается неолибералам? Превращать социум в сумму индивидов, а не личностей, народ в электорат, которым легко манипулировать.
А. С. Панарин склонен разделять демократию как ценностную систему, опирающуюся на понятие политического суверенитета народа, и демократию как технологическую систему, прямо отрицающую этот суверенитет в пользу технологического отношения к народу как к обрабатываемой массе. В результате реализации «технологического принципа» возникает релятивистская система, в которой политики, лишённые идейного стержня и легко меняющие убеждения, обрабатывают податливую массу. Люди, имеющие определённые ценности, не вписываются в данную систему, «призванную приводить избирателя в заранее заданное состояние». Технологическая система демократии политически маргинализирует таких личностей. Тем самым в современной ситуации у человека возникает выбор: либо уходить из политики, если у него есть свои взгляды и убеждения, либо оставаться и превращаться в послушный объект манипуляции.
Появляется новый тип личности – человек, освободившийся от традиционных «запретных комплексов», имеющей право желать всего, и немедленно. Для него главное – наслаждение, а всё, находящееся «по ту сторону удовольствия», не существует; всё серьёзное и обязывающее вызывает отвращение. Такой личностью легко управлять, и в результате эти люди отрываются от своих корней, становятся проводниками внешних (то есть американских и западных) идей, идут на поводу компрадорских элит. Играя на потребительских настроениях, распространённых в обществе, антигосударственные элементы могут направить энергию народа на разрушение собственной страны, на приход к власти тех, кто устраивает Вашингтон (либо какой-то другой центр силы).
Другой части общества, которая остаётся ценностно-ориентированной и потому занимается реальным производством материальных благ, манипуляторы внушают мысль о порочности государственного патернализма, а под прикрытием этого происходит демонтаж систем социальных гарантий прошлых эпох. В результате «принцип удовольствия» для одних окупается бесчеловечно жёстким «принципом реальности» для других, не причисленных к избранным «баловням прогресса». Безграничная свобода либерального меньшинства должна быть обеспечена безграничным закабалением «нелиберального» большинства». Такая судьба ждёт, по мнению Панарина, весь мир.
Разбирая американскую (и западную в целом) внешнюю политику, Панарин останавливается и на роли России. Она со своими огромными ресурсами, по его мнению, стала одной из жертв глобалистского проекта. «Демократическая» элита на рубеже 1980-1990-х годов произвела передел собственности, присвоила себе огромные богатства, позволив и Западу взять часть российских средств. Панарин характеризует политику российских властей 1990-х как «новый апартеид» и «внутренний расизм» (нужно сказать, что и политику США он характеризует также).
Но компрадорская элита не заметила, что ей Западом отводилась особая роль: «Внутренний расизм российских «радикал-реформаторов» превратился на Западе во внешний расизм: расистское отношение к России в целом, как к стране, недостойной тех бесценных ресурсов», которые лежат на её территории».
Таким образом, полагает Панарин, компрадорская элита оказалась в сложном положении: ненавидимая народом, она испытывает нарастающее давление Запада. Это дало США возможность реализовывать свои стратегические замыслы в Евразии, не допуская при этом объединения России с потенциальными оппонентами политики США: Китаем, Индией, мусульманскими странами. Вместе с тем, по мнению Панарина, «демократические организаторы нового режима с самого начала мечтали о «пиночетовской диктатуре», поэтому они не раз сознательно провоцировали бунт с целью установления диктатуры». Россия, по Панарину, оказалась в одиночестве: без стратегических союзников, без патриотической элиты.
Какие же выходы видит А. С. Панарин для России и для мира?
В мире возникло два основных сценария развития ситуации:
- образование транснациональных федераций-империй, в основном по принципу цивилизационного сходства (т.е. в ареале мировых религий);
- глобальный социальный раскол мира по вертикали: между интернационалом элит, снявших ответственность перед собственными народами, и народным интернационалом отверженного большинства.
В первом случае предполагается изгнание компрадорских элит, возвращение к цивилизационным истокам, духовное преображение общества и создание социальных государств. Таких государств, которые бы заботились обо всех членах общества. Возможно, даже это будут своеобразные теократии. Другими словами, глобализму, ведущему мир к неоязычеству, хаосу, войне всех против всех, может быть противопоставлена монотеистическая традиция, а также культура.
Фактически в мире грядет новая биполярность: борьба богатых, вооружённых неолиберальной идеологией и ведомых США, против бедных, опирающихся на свои культурные ценности, в первую очередь на идею социальной справедливости. Друг другу будут противостоять две идеологии; с одной стороны – американизм, как идеология богатых всего мира, восхваляющая США как неоспоримого авторитета и непревзойдённого образца для всего человечества, идеология компрадоров и национальных отщепенцев, видящих в Америке гаранта внутреннего и мирового порядка. Американизм Панарин описывает как идеологию нового расизма, превращающую прогресс из достояния всех народов в новую привилегию избранного меньшинства. С другой стороны антиамериканизм, как идеология обездоленного большинства мировой периферии.
***
Конечно, можно не согласиться с А. С. Панариным по многим моментам. Справедливо упрекая США в экспансионизме, автор не учитывает, что в самих Штатах не все довольны имперским бременем, существуют и такие активные критики внешнеполитической линии Вашингтона, как Патрик Бьюкенен. Существует множество внешних ограничителей могущества Америки: возникающие трения с Евросоюзом, рост значения Восточной Азии в мировой политике. Нельзя не учитывать и мнения тех учёных, которые акцентируют внимание на положительных моментах глобализации, на экономическом развитии стран третьего мира (Д. Бхагвати, Ф. Закария, К. Престовиц).
Негативно оценивая западное общество, Панарин не отмечает (хотя, на наш взгляд, где-то и допускает это), позитивных тенденций, характерных для евроатлантической цивилизации. Произведения А. С. Панарина проигрывают в этом плане констатацией только негативных сторон жизни западного общества, порой создаётся впечатление субъективности автора по сравнению с книгами других исследователей США (А. И. Уткин, К. Н. Брутенц).
В самом неолиберализме существует несколько течений, конкурирующих друг с другом: часть неолибералов считает стратегию силового глобализма и унилатерализма бесперспективной, чреватой истощением ресурсов США (напр. Фрэнсис Фукуяма). Для некоторых направлений неолиберализма характерна тенденция к смягчению социального неравенства в обществе, из их рядов раздаются и предложения по поводу того, что государству не надо брать на себя излишние функции, чтобы оставались силы заниматься именно тем, что рынок не сделает – культура, экология, поддержание правопорядка и т.д.
С другой стороны, в современном мире неолиберализм и неоконсерватизм тесно переплетаются, что зачастую приводит к отождествлению одного с другим, и используется в политических играх. Иногда такое сложное идейное течение как либертарианство относят то к неолибералам, то к неоконсерваторам. Сам Панарин в некоторых местах, на наш взгляд, всё-таки, больше говорил о неоконсерваторах, например, когда он сравнивал новации либералов в области внешней политики с троцкизмом: общеизвестен факт, что многие неоконсерваторы являлись бывшими троцкистами. В целом вопрос о соотношении неолиберализма и неоконсерватизма является сложным и выходит за рамки этой статьи.
Актуальным остаётся и предупреждение о необходимости взаимодействия России с Востоком при противостоянии Западу и не только. Панарин писал о важности контактов с восточными культурами. Но не решённым является вопрос о характере этого сотрудничества. Скорее всего, идея антизападного военно-политического союза с ведущими странами Востока, которая порой становится популярной в публицистике и среди ряда исследователей, проблематична.
Например, Китай тесно взаимосвязан с Америкой, и пока он не желает вступать с ней в конфронтацию, хотя последнее время аналитики заговорили «торговых войнах» между Китаем и США. Свои интересы есть и у Индии во взаимоотношениях с США. Значительная часть индийского экспорта (до 40%) по подсчётам учёных, реализуется на западных рынках. Россия экспортирует на рынок индийского машиностроения в 25 раз меньше США, и в 7,5 раз меньше Германии и Великобритании (В. Я. Портяков, С. В. Уняев). Иран, по всей видимости, стремится к укреплению связей с Европой, испытывая вместе с тем влияние Китая (А. Лукоянов). Более того, ослабленная Россия рискует превратиться в исполнителя чужой воли, только теперь уже не западного, а восточного соседа. Вместе с тем, вполне возможен диалог культур, цивилизаций, сторонниками которого являются многие отечественные и восточные учёные. И в этом плане идеи А. С. Панарина также не устарели.
Важным остаётся и анализ автором формируемого типа личности, как удобного объекта для манипуляции. Разумеется, что людьми, оторванными от своей культуры, своих корней легко управлять и не только властям той или иной страны, но не исключён вариант внешнего информационного воздействия.
Всё это говорит о том, что идеи А. С. Панарина сохраняют актуальность и для нашего времени при осмыслении внешней политики США, а также происходящих мировых процессов.