В «нулевые» годы, когда Россия ожидала проникновения «оранжевого вируса» в свое евразийское подбрюшье, Манн работал политическом лоббистом каспийских нефтяных проектов. Вполне естественно, что России не слишком комфортно сознавать, что где-то рядом с ней в самом чувствительном месте сидит «специалист по хаосу»…
Кризис в Северной Африке, в результате которого пали диктаторские режимы, чьи руководители десятилетиями находились у власти, многим российским наблюдателям напомнил события недавнего прошлого, развернувшиеся на пространствах бывшего СССР. Как и в 2003-2004 гг. практически ничто не предвещало столь радикальных перемен. «Политическое цунами», как назвал события2011 года российский политолог Сергей Кургинян, пришло в Северную Африку внезапно. Также внезапны были и «цветные революции» для государств СНГ. Более того, сценарий, по которым разыгрывалась борьба за власть в Египте, Тунисе, Йемене, Сирии, Ливии, уж очень походил на сценарий классической «цветной революции»: незначительное событие приводит к росту недовольства среди народных масс; наиболее активные представители властной элиты, при поддержке народа, формулируют политические требования; толпы народа занимают главную площадь страны; в зависимости от степени авторитарности режима и желания его руководителей сопротивляться, недовольные либо разгоняются силой, либо режим трансформируется (в идеале сменяется на другой) новый политический режим признается мировым сообществом и объявляется демократическим.
Безусловно, конкретное содержание событий может меняться, но его структура остается идентичной.
Единство структуры событий, произошедших в разное время, в разных географических и социальных условия, заставило многих отечественных политологов в качестве объяснительной матрицы происходящего на Ближнем Востоке и в Северной Африке использовать казалось бы уже подзабытую доктрину, столь популярную в начале 2000-х годов, – теорию «управляемого хаоса».
В крайне выхолощенном изложении отечественных публицистов теория «управляемого хаоса» выступает как злостное измышление американских ученых-обществоведов, которые, желая предоставить Пентагону идеологическое оружие, использовали идеи ученых-естествоиспытателей Ильи Пригожина и Изабеллы Стенгерс о существовании неравновесных систем, в которые изначально заложено стремление к хаосу.
Любая политическая система является такой неравновесной системой, в авторитарном обществе – стремление к хаосу выражено более сильно, а в демократическом (за счет существования механизмов саморегуляции) менее сильно. Соответственно демократический порядок, из-за своей устойчивости, является более желательным, тогда как авторитарный – гораздо менее. Таким образом, Соединенные Штаты Америки, будучи ведущей демократической державой, должны снижать степень неустойчивости мировой политической системы путем превращения авторитарных режимов в демократические. Однако делать это они должны, в соответствии с доктриной «управляемого хаоса», то есть путем стимуляции активности населения внутри самих авторитарных государств.
В результате будет наблюдаться усиление хаотизации общественной жизни в авторитарных государствах. В конце концов, в какой-то момент будет достигнута критическая масса хаоса, с которым авторитарное правительство справиться не сможет и в качестве эффективного политического актора вынужденно исчезнет. Ему на смену обязательно придет демократическое правительство, которое обязано принести клятву верности правительству США.
Популярная в нашей публицистике трактовка теории «управляемого хаоса», без сомнения, отсылает к известным пассажам мифической «Доктрины Даллеса», взятой со слов полковника Лахновского, отрицательного персонажа романа «Вечный зов»: «Окончится вторая мировая война. Как-то всё утрясётся, устроится. И мы бросим всё, что имеем, всё золото, всю материальную мощь на оболванивание русских людей. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти ценности верить. В управлении государством мы создадим хаос, неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ их оболгать и объявить отбросами общества...». Без сомнения, «Доктрина» Даллеса-Лахновского, может пристрастным зрителем рассматриваться как подлинная программа уничтожения СССР. Однако давайте разберемся с тем, что все-таки представляет собой реально зловещая теория, на которую многократно ссылаются.
Теория «управляемого хаоса» – это чрезвычайно интересный феномен, который требует специального изучения, свободного от идеологических пристрастий и поспешных оценок.
Научно-синергетические истоки
Во второй половине XX столетия бельгийский физик русского происхождения Илья Пригожин сделал удивительное открытие – существование диссипативных структур, систем, для которых не выполняется условие термодинамического равновесия. Иными словами, систем, характеризующихся спонтанным появлением сложной, зачастую хаотичной структуры.
Классическая механика, начало которой было положено работами сэра Исаака Ньютона, существование подобных структур не просто отрицала. Диссипативные структуры прямо противоречат основным принципам классической механики, однако вполне отвечают принципам теории относительности. Одним из последствий отхода от принципов классической ньютонианской механики стал отказ от признания мира детерминистически определенным. Иными словами в исследования естественнонаучных процессов было привнесено понятие неравновесности или одновременного сосуществования порядка и беспорядка, то есть понятие энтропии.
Понятие энтропии не являлось чем-то новым для физики. Еще второй закон термодинамики, ставящий ограничение для создания «вечного двигателя», предполагал, что в закрытых физических системах энтропия или хаос в силу физических процессов нарастает. Соответственно при достижении определенных показателей энтропии физическая система разрушается. Новаторство Пригожина состояло в признании позитивной роли энтропии в физических процессах. Рост энтропии в физических системах, по его мнению, подтвержденном многочисленными экспериментами, ведет отнюдь не только к разрушению физической системы, но и открывает возможность для перестройки этой системы в соответствии с новыми требованиями окружающей среды. Какой станет система после трансформации и произойдет ли трансформация зависит от выбора системы того или иного аттрактора, служащего для обозначения пути дальнейшего изменения. Выбор этот происходит в период пребывания системы в точке бифуркации. Причем количество возможных путей развития системы после точки бифуркации не сводится к двум – либо погибнуть от роста энтропии, либо каким-либо образом ее понизить, а может быть огромным и ограничиваться только количеством аттракторов, порожденных системой в добифуркационный период своего существования.
Идея нестабильности и отказ от детерминистической картины мира возобновили попытки создать единую науку, в которой были бы объединены представления о физическом и социальном универсуме. Одним из немногих научных учреждений, цель которых состоит в том, чтобы создать такую единую науку является Институт сложности в Санта-Фе, созданный в 1984 году физиками Джорджен Коуэном и Мюрреем Гел-Манном. Это научное учреждение объединяет тех, кто решил посвятить свою жизнь возрождению ренессансной науки, науки, не разделенной на течения и разделы, науки, интегрированной в единое целое. Ведь в современной науке уже образовались свои течения, которые препятствуют формированию цельной картины мира, в свою очередь требующей от современных ученых желания и умения учить других и самому у них учиться. Как считали Коуэн и Гелл-Манн, только это позволит создать общую терминологии и общий понятийный аппарат, необходимый для единой междисциплинарной науки. Необходимо отметить, что важнейшим условием существования Института сложности в Санта-Фе является его аполитичность. В Институте традиционно не проводятся исследования с политической окраской, которые могут сузить круг партнеров Института или лишить его дополнительного финансирования. Тем не менее, в Институте изучаются проблемы гуманитарных наук, в том числе политической и международных отношений.
Так, в 1998 году в стенах Института сложности в Санта-Фе прошла конференция по проблемам современных международных отношений, на которой Стивеном Манном, функционером Государственного департамента США, был прочитан доклад «Реакция на хаос», в котором были изложены основы теории «управляемого хаоса».
«Управляемый хаос» подбирается к Каспию
Методологические основания теории «управляемого хаоса» покоятся на выводах Пригожина о том фундаментальном изменении, которое претерпела природа научного знания во второй половине XX столетия. Соглашаясь с выводами бельгийского физика относительно естественных наук, Манн экстраполировал его выводы и на науки гуманитарные – социологию, экономику, психологию. Этим наукам, с его точки зрения, как и естественным наукам немногим ранее, пришло время отказаться от ньютонианской парадигмы, предполагающей механицистскую модель осмысления процессов мировой политики, которая покоится на признании взаимодействия ограниченного количества факторов политики и экономики.
Как признает Манн, механицистская модель работала вполне достойно в течение двух веков (XVIII-XIX вв.), но в XX столетии она все перестала соответствовать требованиям эпохи, поскольку не предоставляет возможности объяснить причины столь значимых событий как Первая и Вторая мировые войны, а также окончание Холодной войны. В самом деле, как убийство одного человека, пусть и наследника европейской империи, могло привести к гибели 10 миллионов человек? Или как объяснить одномоментное, никем не предсказанное разрушение СССР?
Классическая наука международных отношений, построенная на механицистском предположении о существовании в мировой политики «тектонических плит», движение которых предопределяет все состояние мировой политической системы, дать внятное объяснение этим событиям оказывается не в состоянии. Более того, оперирование понятием «тектонических плит» может быть опасно, поскольку «заявляет о первоначальной стабильности, разрушенной из-за перестройки некоторых основных сил». Как следствие, «вся сложность ситуации в воображении читателя улетучивается», а, значит, читатель оказывается не способен адекватно оценивать происходящее.
Единственная возможность избавиться от этой «лживой стабильности» видится Манну в изменении метода, который используется для анализа состояния мировой политики, а именно в обращении к теории хаоса, базирующейся на следующих принципах:
- Теория хаоса прилагается к динамическим системам – системам с очень большим количеством подвижных компонентов;
- Внутри этих систем существует непериодический порядок, по внешнему виду беспорядочная совокупность данных может поддаваться упорядочиванию в разовые модели;
- Подобные «хаотические» системы показывают тонкую зависимость от начальных условий; небольшие изменения каких-либо условий на входе приведут к дивергентным диспропорциям на выходе.
- Тот факт, что существует порядок, подразумевает, что модели могут быть рассчитаны для более слабых хаотических систем.
Стратегу теория хаоса предоставляет новые возможности для мышления, поскольку она «описывает статистические тенденции очень многих взаимодействующих объектов», что немаловажно в мире, в котором «растут глобальные коммуникации, прогрессирует экономическая взаимозависимость», а «количество политического влияния экспоненциально возрастает».
Иными словами, теория хаоса необходима для адекватного анализа хаотического мира мировой политики, как неустойчивой системы, в которой наличествует множество акторов разного размера и уровня влиятельности. И деятельность любого, даже самого малого, актора в мире XXI столетия может иметь катастрофическое воздействие на всю систему, которая, впрочем, в силу своей природы, описываемой Манном в терминах «самоорганизованной критичности», всегда прогрессирует в сторону временной стабильности после катастрофического переустройства.
Манн выделяет 4 подобных обстоятельства: изначальная форма системы; структура системы; единство акторов; энергия конфликта индивидуальных акторов. Изначальная форма и структура системы определяют направления усилий акторов. Единство акторов предопределяет степень трансформации системы, то есть, чем более единым фронтом выступают акторы, тем более высокой степени трансформации системы можно ожидать и наоборот. Знание энергии конфликта индивидуальных акторов позволяет предположить, будут ли изменения системы осуществляться насильственными или ненасильственными способами.
Учет данных обстоятельств позволяет сделать хаос мировой политики феноменом, который поддается управлению. Как следствие, теория «управляемого хаоса» приобретает инструментальный характер, о чем Стивен Манн открыто упоминает в своем докладе «Реакция на хаос»: «Мы должны быть открыты перед возможностью усиливать и эксплуатировать критичность, если это соответствует нашим национальным интересам – например, при уничтожении иракской военной машины и саддамовского государства. Здесь наш национальный интерес приоритетнее международной стабильности. В действительности, сознаем это или нет, мы уже предпринимаем меры для усиления хаоса, когда содействуем демократии, рыночным реформам, кода развиваем средства массовой информации через частный сектор».
В другой статье («Теория хаоса и стратегическое мышление») он продолжает свою мысль, предлагая использовать теорию «управляемого хаоса» для распространения ценностей демократии: «Наша национальная безопасность будет иметь наилучшие гарантии, если мы посвятим наши усилия борьбе за умы стран и культуры, которые отличаются от нашей. Это единственный путь для построения мирового порядка, который будет иметь длинный период (хотя, как мы видим, никогда нельзя достичь абсолютной постоянности) и будет глобально выгодным».
Едва ли можно было ожидать иного от американца, ориентированного на инструментализацию любого знания, являвшегося в 1990-х годах штатным сотрудником Государственного департамента, а в настоящее время занимающего должность старшего советника по международным делам Exxon Mobile. Однако для многих отечественных мыслителей именно факт ангажированности Стивена Манна оказался более важным, чем содержательная часть его теории «управляемого хаоса». Тем более, что в «нулевые» годы, когда Россия ожидала проникновения «оранжевого вируса» в свое евразийское подбрюшье, Манн работал политическом лоббистом каспийских нефтяных проектов, а еще ранее он занимал должность посла в Туркменистане. Вполне естественно, что России было не слишком комфортно сознавать, что где-то рядом с ней в самом чувствительном месте сидит специалист по хаосу, чем-то руководит и кого-то консультирует...
Российские оппоненты американского советника
Одним из главных российских критиков теории «управляемого хаоса» в российском интеллектуальном истеблишменте стал Сергей Кургинян. Еще в 1990 году под его редакцией вышел сборник статей «Постперестройка», в котором говорилось об организованном в СССР «управляемом хаосе», провоцируемом лавиной криминала и ростом фашистской угрозы.
В настоящее время Сергей Ервандович активно использует метафору «управляемого хаоса» для критики деятельности администрации США на мировой арене. С его точки зрения, Соединенные Штаты отказались от идеи создания нового мирового американского порядка в пользу принципа управляемого хаоса на планете, который может помочь им сохранить глобальную гегемонию. Едва ли, считает он, можно объяснить чем-то иным, как специальным продуцированием хаоса такие действия администрации США как помощь ХАМАС в борьбе за власть в Палестине, отказ от поддержки режима Хосни Мубарака в Египте и Муамара Каддафи в Ливии, что означает скорый триумф исламистов в Северной Африке и деструкцию национальных государств.
США, по мнению Кургиняна, все более отказываются от роли Рима в новом мировом порядке, принимая на себя роль нового Карфагена в мировом беспорядке.
Аналогичную точку зрения отстаивает и отечественный геополитик Александр Дугин. В телефонной беседе с одним азербайджанским экспертом он говорил, что согласно новой стратегии национальной безопасности «в приоритетах Америки значится дестабилизация внутренней ситуации в любом случае, во всех обществах, которые, как говорится, находятся за пределами социумов, строго интегрированных в американский мир».
США не ставят себе цели достичь предопределенного результата, они не желают предложить альтернативную стабилизирующую общественно-политическую модель. Они, следуя теории Стивена Манна, занимающегося подрывной деятельностью на Каспии, формируют постмодернистскую империю, в одних регионах которой допускается возможность управляемости, а в других – нет. Российская Федерация, полагает Дугин, вместе с Турцией и Ираном, входит в «зону потенциального хаоса» как государство, которое не может быть безболезненно интегрировано в панамериканское пространство. Вследствие такого развития событий современная Россия стоит перед грозным испытанием, поскольку США готовы запустить в нее вирус революции.
С еще более инструменталистских позиций теорию «управляемого хаоса» рассматривает директор русских исследований МГУ Андрей Фурсов. Он полагает, что «управляемый хаос» – это программа хаотизации зоны Северной Африки Соединенными Штатами, которые более не способны эту зону контролировать. Одновременно с задачей недопущения усиления в регионе влияния какой-либо иной державы США решают еще одну задачу – продвижение собственной модели организации политической системы, поскольку под влиянием хаоса в Северной Африке и на Ближнем Востоке можно ожидать рост беспорядков в Китае и Евросоюзе (последний под влиянием этих беспорядков распадется).
Теория «управляемого хаоса» также была использована для объяснения существующего миропорядка российским экономистом и философом Александром Неклессой. Однако в отличие от Сергея Кургиняна, использующего данную теорию для бичевания пороков миропорядка, и Александра Дугина, раскрывающего тайны американской закулисы, для Александра Неклессы теория «управляемого хаоса» – это инструмент описания новой реальности, «мира контролируемого и управляемого хаоса». В этой реальности США являются господствующей мировой державой. Однако господству этому может быть положен конец.
Критический срок – 2015-2020 гг., именно в этот период США будут пребывать в наименее благоприятном положении. Для того чтобы сохранить свое положение, им необходимо действовать на опережение, начать выстраивать «опорные площадки» для «системы управления турбулентными процессами на планете, которая идет на смену прежней структуре международных связей» (одной из таких опорных площадок является война в Афганистане). С точки зрения Неклессы, такая система должна носить название глобальной динамичной системы мировых связей. Ее характерные черты – гибкость и нестационарность. Как следствие стабильность превращается в динамическую категорию, превентивно регулирующую негативное развитие событий. Обратной стороной глобальной динамичной системы мировых связей становится умножение числа недоурегулированных конфликтов, а значит, и нарастание хаотизации всей системы международных отношений. Вследствие этого рождаются новые субъекты мировой политики, для которых существующие институты публичной политики и демократии утрачивают прежнее значение. Для борьбы с ними создается новая глобальная иерархия (Большая восьмерка, НАТО и т.п.), которая своими действиями только умножает количество таких новых субъектов мировой политики.
Можно ли управлять без хаоса?
Очевидно, что для российских исследователей, за небольшим исключением, теория «управляемого хаоса» выступает не в качестве обладающей значительным эвристическим потенциалом объяснительной модели, позволяющей государству найти верный путь развития в бушующем океане мировой политики, но опасной выдумкой ангажированных Госдепом и ЦРУ ученых-обществоведов, поставивших себе целью утвердить господство США над миром в целом, и над Россией в частности.
Российскими аналитиками не принимается во внимание, что теория «управляемого хаоса» является в первую очередь теорией, а уж во вторую – программой конкретных действий. Справедлива эта теория или ошибочна – другой вопрос. Проблема в том, что никто не размышляет над тем, насколько и в самом деле управление осуществляется в современном мире посредством усиления, а не ослабления социальной энтропии.
Критиками теории совершенно упускается из вида тот факт, что любые изменения и трансформации, продуцируемые системой, в соответствии с теорией «управляемого хаоса», продуцируются внутри самой системы и, что важно, самой системой. Иными словами, система не может произвести никакую трансформацию, которая не была бы в ней изначально, в виде потенции, заложена и которая бы не нашла своих носителей в виде тех или иных акторов, действующих внутри самой системы. Если мы хотим добиться трансформации системы в нужную для себя сторону, мы по неизбежности усиливаем в ней уровень хаоса, а потом пытаемся создать внутри него нужный нам порядок. Разумеется, сама система может и должна этому воздействию сопротивляться.
Другое дело, что использование синергетических моделей часто служит оправданием для элементарных провалов в работе тех организаций и структур, которые пытаются управлять процессами во всем мире. Поэтому на теорию надо отвечать концептуально, а вину за политические неудачи и глупости не следует сваливать на Максвелла и Пригожина.