От редакции. Портал Terra America уделял много места исследованию левых протестных движений в США и во всем мире, пытаясь взвесить и оценить их потенциал, и созидательный, и разрушительный. Тем более что формы и лозунги американских протестантов находят живой отклик и в нашей московской молодежной оппозиционной среде. Пока выводы – неутешительные, протест, чем дальше, тем больше, превращается из способа изменения системы в средство интересного проведения времени. Бунт, в первую очередь левый бунт, на глазах становится своего рода экзистенциальным наркотиком.
Наш постоянный автор Александр Кустарев, рассказывая об одной из концептуальных попыток критического взгляда на левый протест последнего времени, выражает надежду, что обсуждение новых форм политического поведения, только начавшись, вскоре принесет серьезные теоретические и практические плоды. И в самом деле, может быть, эра политического карнавала еще только начинается? И все что мы пока видим – лишь отдаленные зарницы грядущей бури?
* * *
Политическое пространство формальных представительных демократий теряет, если уже не потеряло, raison d’etre. Реальные проблемы общества теперь в этом пространстве не решаются. Если они вообще решаются, то не в этом пространстве. Тематика политических дебатов определяется удобствами медиа, а не реальной проблематикой общества. Политическая жизнь утратила некогда ясную морфоструктуру с хорошо заметными фронтами социального конфликта, сознательными и организованными интересантскими агентурами. Эти фронты нужно теперь проводить заново и искать новые формы эффективной конфронтации, то есть, в сущности, новые формы политической жизни.
Начавшиеся лет 15 назад новейшие протестные движения сигнализируют надобность реконструкции политического пространства. Но куда они ведут, если ведут куда-либо вообще?
* * *
Thomas Frank, основатель и редактор журнала The Baffler и сам участник всех левых инициатив последнего времени, в № 21 своего журнала критикует эти инциативы. Франк начинает с обзора нескольких книг, интерпретирующих политическое значение акции Occupy Wall street. Он, прежде всего, упрекает их в нереалистическом самохвальстве. Названия этих книг говорят сами за себя: «This Changes Everything», или «The 99% has awakened», «The American political landscape will never again be the same». Восторженный автор в «Нью-Йорк Таймс» сравнивает акцию в Zuccotti Park с революциями в Восточной Европе в 1989-1990 годов. Апологеты пророчествуют, что OWS, хотело оно или нет, дало толчок «всемирному движению сопротивления», «пошатнуло непрочный status quo, установленный элитами несколько десятилетий назад». И что будто бы «оформился новый нарратив власти» и «революция началась».
Всю эту риторику, пишет Томас Франк, мы уже слышали, когда в 1999 году в Сиэттле левые устроили обструкцию ВТО. В 2008 все точно также кричали, что появление Обамы – сигнал начавшейся революции. Почему эти движения совершенно неспособны к самокритике? Почему они так однообразны во всех деталях? Потому что, говорит Томас Франк, это карнавал. И то обстоятельство, что медиа, обычно равнодушные к левым инициативам, так неумеренно тиражировали OWS, объясняется все тем же карнавальным характером инициативы.
Tea Party movement – зеркальный близнец OWS - весьма результативно: у республиканcкой партии, внутри которой TPM наращивает влияние, теперь большинство в Палате представителей; представители «чайной партии» успешно чистят республиканскую половину конгресса от ненадежных; вице-президентом был номинирован их человек.
А даже самые популярные акции Левой «безнадежно вязнут в болоте академической говорильни и бесплодной антииерархической позы». Чего собственно добиваются их участники? В чем они видят смысл своей активности?
В Zuccotti Park возникла и некоторое время существовала «общность», «община», community. Ноам Хомский объявил это большим достижением, потому что американцы, видите ли, изолированы и заперты в своих «соседствах» (neighbourhoods), а тут они выходят на простор. Прекрасно, но как это помогает бороться с могуществом финансового истеблишмента, все остается непонятным. В апологетических томах, где артикулирован нарратив движения, об этом ничего на говорится.
Грехи Уолл-стрита в этой литературе едва упоминаются. Это совсем странно, если принять во внимание, что Уолл стрит – главный злодей в их нарративе. Такое впечатление, что OWS не помышляет ни о чем другом, кроме выстраивания communities в публичных местах и одухотворения человечества благородным благопожеланием не культивировать «вождей». Ни требований, ни забастовок, ни осадного саботажа. Все сводится к «культуре горизонтальности» (horizontal culture). Дежурная фраза дня «процесс – это благая весть» (The process is the Message).
Но ошибется тот, кто заподозрит это протестное движение в, стихийности и наивности. Отсутствие требований – это не тактическая «недоработка». Наборот, в полуофициальных документах движения «требования» высмеиваются как «фетиш» либеральных масс-медиа, тоскующих по иерархии и командирстве. «Требования» – это, дескать, удел элит и их пророков; тот, кто требует, признает легитимность (господствующих агентур) правительства и его дружбанов-банков. Протест без требований – якобы более высокая форма демократии.
Это симптоматично. Потому что если чего-то требовать, так это перестройки полномочного и компетентного государства-регулятора и реорганизации рабочего движения. А это означает реконструкцию бюрократии.
Это все скучно, не так ли? Карнавал куда веселее. Но как поддержать карнавал? Ответ: бесконечно откладывая очевидные следующие шаги. Воздерживаясь от требований. Конечно, когда выдвигаются требования, на передний план выходят совершеннолетние доктринеры безо всякого чувства юмора – и конец кайфу (the fun is over). Так иронизирует Томас Франк.
Риторика сборища в Zuccotti Park апеллировала, разумеется, к большинству. Но, в сущности, судя по итоговой печатной продукции движения, это риторика академии и карьерного активизма. Весь эпизод – мечта радикальных теоретиков культуры с их отказом от простого человеческого языка в пользу заумного жаргона, симулирующего глубину. При всех успехах OWS оказалось заложником тех, кто хотел только доказать некую теорию. В движении доминируют профессионалы; они как будто бы намереваются доказать свою профессиональную академическую состоятельность. Но при всех своих интеллектуальных достижениях левые продолжают проигрывать. Они просто не могут больше найти общую платформу с простыми американцами (ordinary American people).
Почему так произошло? Может быть потому, что в нынешней Левой доминирует одна профессиональная школа, чей стиль сознательно темен для широкой публики, высокомерен (Т. Франк пишет ultrahierarchical, что мне не совсем понятно, если эта школа иерархизма так опасается) и самоутвердителен (argumentative, and judgmental). Может быть, потому, что Левой на самом деле органично пуританское презрение к среднему человеку. Человеку, греховно причастному к той или иной стороне империализма. Может быть, потому, что в результате упадка крупноразмерного промышленного производства общественные движения устарели. Мы сейчас не знаем точного ответа на этот вопрос.
Далее Томас Франк возвращается к сопоставлению OWS и TPM и обнаруживает их как будто бы неожиданное и, надо думать, многозначительное родство в нескольких отношениях.
Во-первых, и те и другие выстраивают протестные общности (общины) ad hoc, которые захватывают различные публичные места.
Во-вторых, и те и другие возмущаются выкупом фактически лопнувших банков в 2008 году.
В-третьих, и те и другие ненавидят «дружбанский капитализм» (cronycapitalism).
В-четвертых, и те и другие крайне враждебны к Центральному банку (End the Fed). Во время предвыборной кампании в обоих лагерях имел поддержку Рон Пол. В обоих лагерях схожая символика (например, маски Гая Фокса). Наконец, «чайники», как и «оккупаторы», тоже сознательно туманны в своих требованиях. И оба лагеря фетишизируют (демонизируют) своих гонителей. Левые – полицию. Правые – либеральные медиа. Оба лагеря провозглашают антивождизм и беспартийность.
Еще одно сходство. «Оккупаторы» очень много говорят об управлениии размещением людей в пространстве; их ориентация на создание альтернативных общностей должна пониматься в контексте борьбы с этой государственной практикой. При этом они почти дословно повторяют популярную в право-либертарианском дискурсе критику нормативов районной планировки, а шире – землепользования (landuse).
В самом общем виде, и левые и правые теперь одержимы децентрализацией. И те и другие презентуют себя в качестве борцов с государством. Отсюда вся антисистемная риторика: отсутствие лидеров, беспартийность, беспрограммность, альтернативная общинность.
Но огромная разница между двумя лагерями в том, что у правых вся эта риторика – только дымовая завеса, показуха. У них есть лидер, есть требования, и они, хотя и не создают собственную партию, свили гнездо в одной из двух партий истеблишмента, которую и норовят себе подчинить. А OWS ничего подобного не делает. Оно занимается «горизонтализацией» коллективного социального действия всерьез.
Однако становится все виднее, считает Томас Франк, что «консервативная эра закончится только в результате какого-то массового общественного движения левой ориентации».
Вопрос в том, какое же массовое движение может оказаться успешным.
Ответ Томаса Франка: только широкое общественное движение, вытекающее из повседневной жизни трудящихся. Нужно прекратить все эти имитации Парижа-68. Вот настоящие образцы успешных протестных мобилизаций: антирасовое движение в Миссисипи в 50-е годы, сидячие забастовки на автомобильных заводах в городах Flint, Michigan в 1937 году, популистское движение с требованием системы кредитования фермеров в конце XIX века, борьба радикальных профсоюзов IWW (wobblies) за свободу слова в начале ХХ века.
* * *
Эссе Томаса Франка указывает на то, что обсуждение содержания и форм политического действия выходит на новый уровень. Мы не можем больше списывать такие явления как анти-вождизм, беспартийность и беспрограммность протеста только на неспособность протестантов осознать и артикулировать, чего собственно они добиваются. Их «горизонтализм» рефлективен и обдуман. Томас Франк именно в этом качестве его и критикует. Такое впечатление, что он считает эту черту тупиковой. И склонен реабилитировать то политическое пространство, которое сложилось в индустриальных демократиях на рубеже XIX-XX веков.
Его критика во многом справедлива. Но это не последнее слово, разумеется. Объявить протестные движения нынешнего стиля карнавалом нетрудно. Можно даже утверждать, что в качестве карнавала они скорее укрепляют систему, чем разрушают. И выстраивание эфемерных общин ad hoc тоже не выглядит пока впечатляюще.
Но мы начинаем видеть все это в несколько ином свете, когда задумаемся над реалистичностью широкого общественного движения, способного изменить систему. Если считать нынешнюю систему несостоятельной, то не следует забывать, что ее создали не государство и финансовый капитал. Они ее не создавали, а сами возникли в ходе ее становления при участии, между прочим, широких общественных движений, которые Томас Франк склонен ностальгически вспоминать.
Кроме того, аллергия на политические партии и вождей после опыта ХХ века понятна, и попытки «переизобрести» политическое пространство, где ничего этого не было бы, кажутся в высшей степени желательными.
При всей неэффективности нынешнего протестного движения, оно, я думаю, не ублюдочно, и в нем вполне можно разглядеть признаки чего-то нового. Это не тупиковая форма социогенеза-культурогенеза. Оно имеет свою интересную и, мне кажется, еще толком не рассказанную историю. И оно может развиваться.
Теория и практика карнавальности и альтернативной общинности (коммунальности) едва лишь начинает обсуждаться. И у нас всех будет еще, что сказать по этому поводу, если только мы всерьез заинтересуемся этой тематикой, к чему я и пытаюсь подтолкнуть коммуну, возникающую на базе нашего сайта.