От университетской группы Terra America. 20 декабря 2012 года, в 18.00, в корпусе «Шуваловском», в здании философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова состоится третий семинар нашей группы из цикла «Америка: возвращение идеального», посвященный теме «прогресса» и «прогрессизма». Основной вопрос, который мы хотим поставить на семинаре – в какой мере идея «прогресса» перестала быть престижной философской идеей. Очевидно, что над дискредитацией этой идеи поработало много левых мыслителей, преимущественно из Старого Света. «Прогресс» как идеологема с определенного момента был объявлен явлением «реакционным». Концепт «прогресса», согласно его критикам, имплицитно вносил в международные отношения представление о «неравенстве» народов и стран: «прогрессивные» государства как будто обретали право не особенно церемониться с государствами «отсталыми». Любопытно, что на защиту идеи «прогресса» попытались встать американские консерваторы, в частности, социолог и политический философ Роберт Нисбет, который в своей книге 1980 года «Прогресс: история идеи» указал на христианские истоки «прогрессизма». Но и Советский Союз в свою очередь ратовал за «прогресс».
Кто же прав в этом споре – те, кто не боится называть себя «прогрессистом», или кто стесняется верить в будущее, когда на горизонте маячат Большая стагнация и Конец света. Свое мнение по этому вопросу высказывает постоянный автор портала Terra America и активный участник нашего университетского проекта, профессор философского факультета Василий Ванчугов.
* * *
В книге Роберта Нисбета «Прогресс: история идеи» много материала, но из него можно делать как оптимистические, так и пессимистические выводы, и не стоит относиться к этому мыслителю, как к оракулу. Отмеченные им «неверие, сомнение, разочарование и отчаяние» относительно прогресса звучали в истории так часто, что те, кто повторяют эти оценки сегодня, вызывают лишь разочарование.
История мысли открывает нам множество разнообразных «отказов от веры в идею прогресса». Можно вспомнить пессимистическое отношение Гесиода к современности, его представление о непрерывном ухудшении условий жизни, о движении от золотого века к железному. Но разговор о прогрессе не утихает, и в него втягиваются даже ретрограды. Находящиеся по разные стороны баррикад стороны потому и оказываются в перманентном противостоянии, что каждая из них по-своему понимает прогресс.
Разговоры о прогрессе в американском обществе – из той же серии. Тем не менее всякий раз приходиться определяться с этой темой.
Почему в СССР в «прогресс» верили больше, чем в США?
Несколько слов про высказанную Нисбетом в 1980 году убежденность, что вера в прогресс гораздо в большей степени характеризует Советский Союз, чем современный ему Запад. Безусловно, если смотреть на официальные документы того времени, то дело обстояло именно так. Но давайте вспомним СССР и разберемся, кто и как там мог думать о будущем, о прогрессе.
Что думали военные? Прапорщик, может быть, и ничего не думал на эту тему, другое дело, выпускник академии – он на основании курсов, знания истории не мог не замечать прогресс в вооружениях, тактике и стратегии, логистике и прочем. Однако угроза ядерной войны, третьей мировой, вряд ли содействовала ощущению прогресса человечества.
Верили в прогресс советские учителя, педагоги? Конечно, у них все курсы строились по эволюционно-прогрессивной модели. Университетские преподаватели, например, марксизма-ленинизма, так те обязаны были ориентироваться на прогресс, а вот историки философии могли в прогрессе сомневаться. А диссиденты, почитывающие дореволюционное идеалистическое наследие, так и вовсе были уверены, что в формате Советов Россия деградирует…
Рабочий на заводе, стоявший за станком, изготовленным еще до революции, видел, что современное оборудование ломается, а дореволюционное – нет. Но вот освоение космоса всем рассмотренным выше категориям советского народа и в самом деле давало ощущение прогресса. Тут партия вроде как слов на ветер не бросала.
Вместе с марксистской идеологией выход в космос мог привести советского гражданина к мысли, что СССР движется по столбовой дороге прогресса, что социалистический строй обладает перспективами нового состояния бытия, тогда как на долю Запада выпадают лишь несущественные модификации капитализма. Так что, конечно, у СССР была иллюзия лучшего будущего, доктринальное обоснование прогресса, и каждый эту иллюзию конкретизировал по-своему, согласно разумению, уровню образования и жизненного опыта. В СССР «прогресс» был, можно сказать, национальной идеей, на эту идею работала система воспитания и образования. Движение вперед, прогресс, понимается часто в двух аспектах – как накопление знания и как наращивание материального богатства. С накоплением знания у нас проблем не было, а вот с наращиванием материального богатства у советских индивидов было хуже. Но доминанта духовности у интеллигенции заставляла их смириться, запрятать внутрь свое недовольство.
Что же мы видим в сегодняшней России? Городской житель, потребитель гаджетов, видит прогресс, и верит в него, а живущий в деревне с коровой и прочей живностью не понимает, что такое прогресс, он верит в судьбу, случай и что угодно еще, внешнее, с чем он пытается договориться – где заговором, где молитвой, где просто матерком.
Прежняя интеллигенция, «совестливый ум», перестала существовать, распавшись на совестливых, связавших себя с Церковью, и экспертное сообщество, с его приматом разума. У первых проблематика прогресса обусловлена догматикой, верой; вторые конструируют схемы, которые никого не вдохновляют, а рассуждающие о регрессе никого не пугают. Многие испытывают чувство депрессии, видя в массах рост религиозности, что оценивается как деградация.
Конечно, часть населения знает и верит: знает химию, физику, историю и социологию, при этом веря в того или иного «всевышнего». Однако подавляющая часть не хочет знать, а желает лишь верить, и они даже не устали от научных занятий, они просто к ним не способны, не приспособлены, они убоги изначально, они самодовольны, поскольку убеждены, что сидят на коленках у Бога. Сегодня оказалось утрачено чувство прогресса, ощущение, что ты включен в поток жизни, направленный в лучшее будущее. И наши соотечественники все чаще и чаще обращают свой взор в ту сторону света, где, как им кажется, прогресс является не только теорией, но и практикой.
И часто они смотрят уже не в сторону Европы, а на Новый Свет, на США.
Насколько силен и влиятелен американский прогрессизм?
Посмотрим, что в свете последних событий можно обнаружить такого интересного в Америке… В США с давних пор существует и снова набирает силу такое идеологическое течение как «прогрессизм». Во многих ведущихся там дискуссиях (от спора об основах Конституции, роли партий и групп, до позиции Штатов в мировой политике), можно услышать эхо дебатов «эры прогрессивизма».
О степени актуальности этого явления, передаваемого и таким словосочетанием, как социальный активизм, говорит появление интересной антологии «American Progressivism: A Reader» [Lexington Books; First Edition edition (2008)]. Два представителя академического сообщества – Пестритто (Pestritto) и Атто (Atto) – собрали статьи, эссе, документы, относящиеся к эре прогрессизма (или, точнее, прогрессивизма) от Вудро Вильсона и Теодора Рузвельта, до феминистски Джейн Адамс и либерального богослова Вальтера Раушенбуша.
Но особенно примечательным явилось событие, когда в декабре 2011 года, в период предвыборной гонки, Барак Обама взывал к духу яркого деятеля эры прогрессизма, прибыв в Осаватоми (Osawatomie), крохотный городок (чуть более 4000 жителей, штат Канзас). Именно здесь, в ходе своей предвыборной поездки 31 августа 1910 г. выступил Теодор Рузвельт с обоснованием «нового национализма» (New Nationalism).
Еще в декабре 1901 года в своем первом послании Конгрессу Тедди Рузвельт объявил своей целью достижение большей социальной справедливости. Он был первым президентом, пригласившим в Белый дом представителя афроамериканцев, первым американцем, получившим Нобелевскую премию мира (1906). Только вот в Осаватоми Обама прибыл как демократ, а ведь Рузвельт был республиканцем… Но до определенного времени. В августе 1912 года в Чикаго Рузвельт будет выдвинут кандидатом в президенты страны, и произойдет это на конвенте Прогрессивной партии США. Тогда политическая жизнь Штатов приобретет «цветущую сложность», и между демократами и республиканцами появится третья партия.
В Осаватоми Рузвельт говорил много правильных вещей:
- что «основным состоянием прогресса является конфликт между теми людьми, которые обладают большим богатством, чем они заслужили, и теми людьми, которые заслужили больше того, чем они обладают»,
- что «следует установить правительственный контроль над процессом капитализации не только в отношении корпораций, работающих в сфере общественных услуг, включая, особенно, железные дороги, но и в отношении корпораций, осуществляющих деловые связи между штатами», и наконец,
-что «целью работы правительства является благополучие народа. Материальный прогресс и процветание государства желательны в той мере, в каком они ведут к моральному и материальному благополучию всех граждан» и так далее.
Обама в своем выступлении в Осаватоми, которое продолжалось почти целый час, призвал «не обделять» средний класс и не лишать его возможностей», что Соединенные Штаты должны быть страной, где рабочий человек может содержать семью, иметь дом и после выхода на пенсию – накопления; что экономическое неравенство – это проблема, которая угрожает демократии, поскольку те, кто способен жертвовать неограниченные средства на избирательные кампании и оплачивать услуги лоббистов, имеют непропорционально большое влияние в обществе.
Обама призвал продлить срок действия льгот по налогу с заработной платы и, в то же время, повысить налоги для более состоятельных. Также Обама подчеркнул значение реформирования экономики страны, благодаря чему средний класс получит «справедливый шанс», и вновь указал на необходимость сосредоточить внимание на образовании, на науке, на разработке и внедрении высоких технологий.
Так что в Осаватоми Обама продемонстрировал свои симпатии к политической философии Теодора Рузвельта («новый национализм»), показал себя приверженцем «эры прогрессизма».
Здесь нашего внимания заслуживает одно исследование, проведенное Центром американского прогресса (Center for American Progress). Этот Центр, кстати, был создан в 2003 году усилиями Джона Подеста (John Podesta) для обеспечения лидерства прогрессивного движения. Для определения состояния политической идеологии в 2009 году, Центр провел исследование по изучению ценностей и убеждений, в рамках которого американцев просили высказать свои мнения о политической точке зрения Обамы.
Опрос показал, что большое число граждан США, считающих себя прогрессистами, считают таковым и Обаму (48%); среди либералов своим его видят 31%, а среди умеренных своим его признают 32%. При этом примерно 3 из 10 американцев отнесли себя к «прогрессивным» или «либеральным» (31%), к «умеренным» 31%, и чуть более одной трети американцев, назвали себя «консервативными» (36%). Итак, многие, но далеко не все видят в Обаме прогрессиста, но вот Питер Берковиц прогрессизм Обамы считает скорее риторикой, чем реальным убеждением.
В стане демократов есть определенный разнобой с самоидентификацией, некоторые из них предпочитают термин прогрессизм понятию либерализма. Впрочем, и некоторые республиканцы утверждают, что республиканская партия – это прогрессизм в делах, что корни прогрессизма – в прошлом республиканской партии, и что эта идеология – ключ к будущему старой партии. Но в целом у республиканцев преобладает негативное отношение к прогрессизму, в котором некоторые видят даже элементы марксизма.
Особо шумный в этом деле – политический шоумен… Гленн Бек — американский консерватор, журналист, радио и телеведущий, политический комментатор, писатель. Темой одного из его шоу и был прогрессизм (печатная версия).
От Рузвельта, причем не только младшего, но и старшего, его просто трясет, прогрессизм для него – это «раковая опухоль Америки», Прогрессисты отказались от принципов отцов основателей, и путем эволюции они делают гадости, которые коммунисты совершают посредством революции, «прогрессизм ведет к нацизму» и прочее.
На свое шоу он пригласил и Рональда Пестритто, со-редактора книги «Американский прогрессизм», где подборка текстов оказалась настолько не апологетической, а настолько полноценной и всесторонней, что один из рецензентов позволил себе даже едко заметить: «Мы видим в этих очерках цели прогрессивистов – обойти Конституцию и попытаться централизовать политическую власть в руках немногих».
Но Рональд Пестритто делал подборку не для разоблачения, а в целях репрезентации всего круга идей. (О дебатах: Glenn Beck, Progressives and Me).
Но когда речь идет о консерваторах, то следует различать выступления против партии прогрессистов и дискуссии по поводу «прогресса». У прогрессистов в основе программы действий: материальное благополучие и демократия. Нельзя сказать, что консерваторы против этого. Но они против ограничения себя в материальном благополучии, то есть против увеличения налогов и активного вмешательства государства в частную жизнь, под предлогом защиты интересов народа.
Насколько справедлива и обоснована постмодернистская деконструкция идеи прогресса?
Но вернемся к прогрессу, и к Старому Свету, к вопросу, разрушительной или позитивной оказалась левая деконструкция идеи «прогресса», и каковы ментальные последствия.
Постмодернисты ставят своей задачей разработку способов сопротивления диктату властных дискурсов, однако, постмодернизм сам стал «властным дискурсом» для части читающей публики, и диктатуре этого дискурса мне хочется сопротивляться. «Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы,— говорил в романе «Отцы и дети» Базаров,— подумаешь, сколько иностранных... и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны»… Добавить бы сюда и «постмодернизм»… Но если серьезно, то я не вижу особой пользы выдвигать левую деконструкцию в авангард.
Постмодернисты выполнили свою миссию, и ретроспективный анализ показывает, что их критика репрессивных доминант и рассудочных идолов осталась всего лишь одной из критик. Следует взглянуть на постмодернистские учения сквозь призму истории философии, и становится понятно, что они лишь «момент», и их время прошло, в том смысле, что не стоит их ставить в центр вселенной. Постмодернисты всего лишь один из инструментов того самого «прогресса», который они умело развенчивали.
Если исходить из того, что модерну, Новому времени, с его «верой в прогресс и всемогущество разума», постмодернизм противопоставляет критику прежних доминант, то не менее полезной и конструктивной оказывается и критика модерна, например, Константина Леонтьева. Не менее интересно прочитать в этом ключе «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» Вл. Соловьева (1900), «Основные проблемы теории прогресса» Булгакова и «Проблему прогресса» Устрялова (1931), рядом с ней по времени статья Вл. Ильина «Эйдократическое преображение науки» (1931), где есть весьма примечательная фраза: «Над пошлой и философски безграмотной идеей прогресса посмеялась духовная элита; но эта идея «перешла к неграм», по выражению Кайзерлинга, овладела «черными» душами – и сделалась фактором ужасающего регресса». Материала в нашей истории мысли, на тему прогресса, достаточно много, и могла бы получиться книга не менее интересная и поучительная, чем у Роберта Нисбета.
Является идея «прогресса» необходимым элементом ультраструктуры западного капитализма?
Ну и в завершение относительно представления, что идея прогресса является элементом идеальной структуры («ультраструктуры») капитализма, поскольку, как пишет Гэри Норт в предисловии к книге Нисбета, «Капитал – это результат бережливости, а бережливость – это результат ориентации на будущее».
Бережливость – результат ориентации на будущее? Отчасти да. Наши пенсионеры откладывают из пенсии на «похоронные расходы». Не потому ли, что государство не сможет и не захочет похоронить достойно, да и свои дети не всегда к этому расположены. Так что эта модель ориентации на будущее, ведущая к бережливости, есть следствие страха, типичного для регрессивного движения общества.
Возьмем иной случай. Наш представитель «общего дела» Н. Ф. Федоров думал о будущем, зациклившись на прошлом, на всех когда-то живших, но умерших. Он хотел всех воскресить, и способность к воскрешению и была для него критерием прогресса.
Ну а Циолковский пытался радикально изменить настоящее, исходя из того, что в будущем мы должны покорить весь космос, всю Вселенную.
Критика прогресса звучала и слева, и справа. Но ни та, ни другая не несет ответственности за то чувство исторического отчаяния, которое преобладает сегодня в интеллектуальных средах. Тема прогресса изначально и принципиально конфликтна и полемична. Одни живут в модели, что отделение от религии – это прогресс, другие воспринимают секуляризацию как регресс.
Одни видят прогресс в полной власти человека над природой, но такой власти не было, нет, и в обозримом будущем не будет. Зато есть очевидная власть государства над индивидом. И для кого-то такая власть оказывается свидетельством прогресса, потому как наибольшей опасностью представляется разгул масс. Только вот одни выбирают теократический модус прогресса, другие технократический, и у первых прогресс представляется в облике Президента-патриарха, у других – президента-Управляющего.
Если у нас преобладают сторонники первой модели, то Штаты все-таки выбирают вторую. Но в России часто прогресс служит обоснованием того, почему достижение гармонии постоянно переносится в будущее, а в Штатах требуют реализации своих ценностей – «демократии и процветания» – в настоящем. Так что и в самом деле неизвестно, кто сегодня из нас больший «прогрессист»?