Terra America

Рождение концепции

Сегодня мы говорим о «Латинской Америке» как об идее, чей смысл абсолютно понятен для нас и естественен. Однако еще 200 лет назад даже немногие существовавшие тогда интеллектуалы этого региона просто бы не поняли, что означает это словосочетание. В ходу были иные термины – «Америки», «Испанские Индии», «Испанская Америка», «Лузитанская^[1] Америка». Понятие «Латинская Америка» появилось на свет совсем недавно, в середине XIX века. Его начали впервые использовать для описания региона во Франции. Популярность оно обрело благодаря геополитическим амбициям французского императора Наполеона III (1852 – 1870 годы), племянника знаменитого корсиканца. Он всеми силами пытался расширить французское влияние в мире, в том числе и самыми необычными средствами.

Середина XIX века стало эпохой распространения концепций, деливших мир на расово-культурные блоки, объединявшие родственные нации. Процветали доктрины пангерманизма, панславизма, англосаксонского родства, оформлялась идея пантюркизма. Наполеон III стремился найти способ, который позволил бы ему успешно играть и на этом политическом поле. Таковым способом стала идея союза всех романоязычных, «латинских» стран под эгидой «старшего брата»  Франции. Подобная коалиция могла серьезно усилить положение Парижа на международной арене перед лицом Британской империи, Соединенных Штатов, России, Австрийской империи, объединявшейся Германии.

Концепция союза «латинских» стран сыграла немалую роль во французской политике в период от Второй империи до Второй мировой войны. Вытекавшими из нее соображениями было продиктовано, например, участие Франции в войне за объединение Италии (1859-1860 годы), содействие Парижа объединению Румынии (1856-1866) и противодействие попыткам посадить на вакантный испанский трон немецкого принца. Экономической основой альянса романоязычных стран являлся Латинский валютный союз, многие годы функционировавший в интересах Франции.

Одним из самых важных компонентов блока «латинских» стран под эгидой Франции могли стать бывшие испанские и португальские колонии в Америке. Несмотря на отсталость и слабую освоенность, с ними связывались большие перспективы развития. Вторая империя активно участвовала в делах этих стран, апогеем чего стала французская интервенция в Мексику в 1862-1867 годах, когда Наполеон III безуспешно пытался посадить на трон в Мехико своего ставленника Максимилиана Габсбурга, брата австрийского императора Франца-Иосифа.

Попытки включить ибероамериканские страны в сферу французского влияния требовали убедительного обоснования. Им оказалась концепция «Латинской Америки», утверждавшая родство данных стран с «латинскими»^[2] державами Европы, включая Францию^[3]. Учитывая этническую и расовую разнородность романоговорящих стран, концепция «Латинской Америки», разработанная еще в 1830-е годы сен-симонистом Мишелем Шевалье, была обречена находить их общность только в языке и в культуре, в противоположность, например, пангерманизму с его идеей «крови и почвы». С той поры латиноамериканцами в мире в равной степени считаются и чистокровный белый немец из Бразилии (например, генерал-президент Эрнст Гейзел, и бразильский негр (футболист Пеле), потому что их объединяет один язык и одна культура.

Люди и вещи

Почему идея Латинской Америки воплотилась в жизнь, хотя Вторая империя не пережила позорной капитуляции своего основателя Наполеона III перед Бисмарком в ловушке Седана? Ответ прост: Франция оказала огромное влияние на становление многих аспектов культуры латиноамериканских стран. Безусловно, освободившиеся колонии иберийских держав вначале обратили внимание на США и Англию, в которых видели образцы обустройства общественной жизни. Но уже второе поколение латиноамериканского образованного класса с 1830-1840-х годов обрело свою Мекку в Париже. Эти люди увидели во Франции родину настоящей культуры, изящного вкуса и искусства жить. С того момента все французское, от вин Бордо до новаторских проектов Густава Эйфеля, с жадностью поглощалось иберийской Америкой, превращавшейся благодаря французам в Америку Латинскую.            

Иногда влияние Франции приходило не с миром, а с войной. В Мексике французская интервенция 1862-1867 годов привела к тому, что гастрономические предпочтения двора злосчастного императора Максимилиана Габсбурга, которые принесли его повара из Парижа, распространились сверху донизу. Можно вспомнить и внедрение привычки подавать на завтрак круассаны, и распространение шампанского как признака роскошной жизни, и даже пристрастие мексиканской элиты к коньяку – независимо от политических предпочтений. Недаром генерал-президент Викториано Уэрта (1913-1914), один из самых кровавых диктаторов Мексики, остался в памяти не только жестокостью, но и фразой, что Хеннеси и Реми Мартель – единственные иностранцы, которым мексиканцы имеют основание быть благодарными.  

Французские образцы стал моделью изменения самой структуры ряда латиноамериканских городов. Знаменитая реконструкция Парижа его префектом бароном Османом в 1850-1860-е годы стала прототипом для обновления в конце XIX – начале XX века ведущих столиц региона – Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро, Мехико. Каждый из этих городов подражал Парижу Третьей республики с его блеском Belle époque. На берегах Ла-Платы или бухты Гуанабара изменения были аналогичны тем, что произошли ранее на берегах Сены. На смену кварталам старой застройки с их узкими улицами и антисанитарией пришли широкие проспекты и бульвары, монументы, помпезные общественные и частные здания в эклектическом стиле. «Маленьким Парижем» по праву мог быть назван не только Будапешт или Бухарест, но и Буэнос-Айрес. Даже в Манаусе, затерянном центре добычи каучука в центре бразильской Амазонии, был построен гигантский оперный театр, сумевший подражать парижской Гранд-опера не только в оформлении интерьеров, но и в репертуаре (Карузо). 

Скрытым каналом влияния на Латинскую Америку была финансовая власть Франции над миром. От Июльской монархии до Первой мировой войны Парижская биржа оставалась крупнейшим в мире рынком свободного капитала, а сама Франция имела репутацию «мирового ростовщика». Займами ее банков пользовались все государства, от Российской империи до Сиама. К этому источнику капитала активно обращались страны Латинской Америки, поощрявшие приход французского бизнеса. Хотя коммерческие и финансовые вопросы стали причиной интервенций Франции против аргентинского диктатора Росаса и мексиканского президента Хуареса, в большинстве случае Франция не связывала инвестиции и кредиты с выполнением тяжелых экономических и политических условий, в отличие от США и Британии.

Наконец, Франция дала Латинской Америке немало людей. Бедные сельские регионы Франции стали источником массовой эмиграции в Аргентину, Бразилию, Уругвай, Чили. В последней из этих стран, например, на французское происхождение своих обладателей указывают такие фамилии, как Пиночет или Бачелет. Из среды аргентинских французов происходят первый подлинно демократический президент страны Ипполит Иригойен, знаменитый президент Хуан Перон и его жена Эвита, писатель Хулио Кортасар и самый знаменитый автор мелодий танго – Карлос Гардель. Не стоит забывать, что французские виноделы, бежавшие в конце XIX века от эпидемии филлоксеры, создали полноценную винодельческую отрасль в Чили и Аргентине, принеся туда качественные сорта винограда и передовые технологические навыки.

Идеи и люди

Культурное влияние Франции безусловно преобладало в Латинской Америке с 1830 по 1945 годы. Его адептами была в основном либерально настроенная часть образованного класса, для которой Франция и стала центром притяжения. Хотя США и Британия сохраняли привлекательность, стала ясной невозможность автоматически перенести англосаксонский опыт в страны к югу от Рио-Гранде. Влияние же Испании и Португалии после обретения независимости было объявлено чуждым и враждебным, не исключая испанского либерализма в духе Кадисской конституции 1812 года. К наследию бывших метрополий апеллировали только твердые, клерикально настроенные консерваторы, роль которых в политике региона медленно, но неуклонно сокращалась. Оставалась Франция, которую либералы разных видов воспринимали как успешный пример либерального общества на романской почве.

Франкофилия доходила в Латинской Америке до самых крайних проявлений. Одного из главных отцов-основателей Бразильской республики звали Бенжамен Констан, в честь известного французского либерала начала XIX века. А одним из первых деяний этих отцов-основателей было введение в качестве государственного праздника Бразилии 14 июля, дня взятия Бастилии, который отмечался с 1890 года вплоть до периода диктатуры Варгаса. Образованная часть общества Латинской Америке отождествляла себя с Францией до такой степени, что была готова оказывать своей духовной метрополии активную материальную и даже военную помощь во время ей столкновений с Германией. И если намерение боливийского диктатора-самодура Мариано Мелгарехо отправить свое войско на помощь осажденному немцами Парижу в 1870 году так и осталось историческим анекдотом, то массовое движение в поддержку Франции во главе с крупнейшим политиком Руи Барбоза добилось вступления Бразилии в Первую мировую войну на стороне Антанты.

Контакты с французской мыслью XIX века создали особый образ мышления латиноамериканского либерализма. Самый крупный из его деятелей, аргентинский президент Доминго Сармьенто почерпнул в Париже идеи Токвиля и Конта, ставшие ориентирами его политической программы. Оттуда же он заимствовал расовые идеи^[4], например, о связи общественного прогресса и развития свободы с уменьшением доли представителей небелых рас в населении, что  породило политику ликвидации негров в Аргентине и их «отбеливания» в Бразилии.

Впрочем, хотя латиноамериканцы заимствовали из Франции политическую мысль от позитивизма до анархо-синдикализма, политические системы региона почти всюду копировали и копируют образец США, но не французские модели парламентской или президентско-парламентской республики, которые кажутся более пригодными для достижения политического компромисса. Более того, попытка ввести в Бразилии президентско-парламентскую систему в 1961-1963 годах закончилась неудачей и ускорила крах демократии. Латинская Америка была и остается очень далекой от французских представлений о политических институтах, прежде всего, о роли парламента и порядке формирования правительства.

Духовное воздействие Франции постоянно поддерживалось системой образования. Студенты из Нового Света, обучавшие во французских учебных заведениях, приносили на родину доктрины позитивизма, которые укоренились и долгое время процветали в образовательных структурах Латинской Америки. Философская социология Огюста Конта в сочетании с расизмом стала подлинной верой мексиканских сьентификос, аргентинских последователей Сармьенто, основателей бразильской республики. Самым ярким проявлением влияния французского позитивизма в регионе стало появление в 1889 года на флаге только что провозглашенной Республики Бразилия лозунга Конта «Порядок и прогресс», который остается на нем и по сей день.

Подчеркнем, что речь идет об обучении не только по гражданским специальностям.  С конца XIX века и до Второй мировой войны ряд армий региона были реорганизованы по французским образцам, причем пика этот процесс достиг в 1920-е годы вследствие победы Антанты в Первой мировой войне. Немало латиноамериканских командиров тогда получили дополнительное военное образование во Франции. Одним из них был, например, маршал Каштелу-Бранку, который в 1964 году сверг левого президента Бразилии Гуларта и основал 20-летнюю военную диктатуру.

Из Франции в Латинскую Америку попадали не только респектабельные и (квази)научные идеи. Широко заимствовались и те идеи, которые считались маргинальными – от анархизма до спиритизма. Во второй половине XIX века в Бразилии широко распространилась французская версия спиритизма Алена Кардека, которая смешалась с афро-бразильскими культами (макумба, кимбанда) и породила умбанду, наиболее популярное сегодня в этой стране синкретическое религиозное течение, привлекающее к себе множество белых.

Обратный людской поток выносил во Францию множество видных уроженцев Латинской Америки. В эту страну ехали не только для того, чтобы получить образование или приятно провести время. Париж был излюбленным местом для латиноамериканских изгнанников, будь-то один из главных лидеров войны за независимость Хосе Сан-Мартин, свергнутый мексиканский диктатор Порфирио Диас, попавший в опалу у военных отец бразильского экономического чуда 1960-х годов Дельфим Нето^[5]. И в то же время Париж давал шанс обрести мировую славу с нуля (как сумел сделать аргентинец Кортасар) или приумножить ее (подобно бразильскому архитектору-коммунисту Оскару Нимейеру).

В последние десятилетия политическое и культурное влияние Франции в мире серьезно сократилось, причем этот процесс не миновал и Латинскую Америку. Во второй половине прошлого века из духовной колонии Франции данный регион превратился в периферию Соединенных Штатов, но это не может отменить фактов. Культурная матрица латиноамериканских стран испытала сильнейшее влияние Франции, уже не поддающееся удалению: оно вошло в «почву и кровь», и остается там.