Просочившаяся информация о намерении президента Обамы сократить американский стратегический потенциал ядерного сдерживания до 1000-1100 боеголовок свидетельствует о том, что программа «Глобальный Ноль» из сферы чистой теории во второй срок нынешнего президента может превратиться в американскую внешнеполитическую практику.
Но на пути реализации программы глобального ядерного разоружения возникают трудно преодолимые препятствия.
Во-первых, чтобы сократить число ядерных боеголовок до более низкого уровня, чем это предусмотрено действующим российско-американским соглашением о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-3), необходимо договориться о таких сокращениях с Россией. Разумеется, никто не может запретить Вашингтону сокращать свои ядерные вооружения в одностороннем порядке, без договоренности с Москвой.
Однако такое одностороннее сокращение ядерного потенциала имеет мало шансов на одобрение Сенатом США. Там в качестве возражений наверняка укажут не только на сохранение значительного российского ядерного потенциала, но и на наращивание ядерных вооружений Китаем, который давно уже не публикует данных о количестве и мощности имеющихся у него ядерных боезарядов.
Главное же, подобное одностороннее сокращение ядерных вооружений, несмотря на всю остроту проблемы американского госдолга, многими и в Америке, и в мире будет расценено как признак слабости. Ведь и так после 2000 года американский ядерный потенциал уже сократился почти вдвое. Поэтому сокращение числа ядерных боеголовок США сейчас можно провести только, если удастся заключить на этот счет новое соглашение с Россией. Однако перспективы подобного соглашения в настоящее время выглядят весьма туманными. Когда в Давосе 2 февраля вице-президент Джо Байден сообщил министру иностранных дел России Сергею Лаврову о намерении американской администрации начать дискуссии по поводу возможного дополнительного сокращения ядерных вооружений, глава российского МИДа никакого восторга по этому поводу не выказал.
Лавров мотивировал сдержанность Москвы тем, что российским военным и ВПК только что пообещали большие деньги на создание новой тяжелой баллистической ракеты, и поэтому они будут недовольны новым сокращением стратегических ядерных вооружений. А ведь в марте 2008 года Лавров первым из высокопоставленных российских чиновников публично одобрил призыв к безъядерному миру ветеранов американской внешней политики.
А затем идею безъядерного мира поддержал Владимир Путин в свою бытность премьер-министром. В мае 2009 года он заявил:
Я думаю, нам следует работать над всеобщим и полным ядерным разоружением. Нам всем следует поставить такую цель. Однако никто не должен злоупотреблять ею, используя эти термины и эту область международной философской мысли в корыстных целях. Если подобный план когда-либо будет осуществлен, то это будет сделано всеми странами. Одна или две страны не могут позволить себе одностороннее разоружение, в то время как другие продолжат наращивать свои ядерные арсеналы.
А Дмитрий Медведев, будучи президентом, в мае 2009 года утвердил новую Стратегию национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года, где провозглашено, что «устойчивое развитие России на долгосрочную перспективу» может быть достигнуто путем последовательного продвижения к «миру, свободному от ядерного оружия, и создания условий равной безопасности для всех».
Легко убедиться, что российская поддержка «глобального ноля» носит достаточно обтекаемый характер и оставляет полную свободу рук для Москвы в этом вопросе.
Зная степень зависимости российской армии и ВПК от Кремля, можно не сомневаться, что причина российской сдержанности по поводу возможности старта программы «глобального ноля» лежат совсем в иной плоскости, чем упущенная выгода российской оборонной промышленности. Ведь, несмотря на то, что «глобальный ноль» в настоящее время поддерживают бывший президент СССР Михаил Горбачев и нынешний глава комитета Совета Федерации по международным делам Михаил Маргелов, первые лица государства предпочитают не высказываться публично на эту тему.
Российская власть в целом к дальнейшим сокращениям ядерного потенциала страны относится достаточно настороженно. Достижение же полного ядерного разоружения как идеала «глобального ноля» для Москвы сегодня вообще вряд ли приемлемо. В случае если ядерное оружие будет полностью ликвидировано, то баланс сил в мире будет определяться соотношением обычных вооружений. А как по численности, так и по оснащенности обычных вооруженных сил обычными вооружениями и боевой техникой российская армия значительно уступает вооруженным силам НАТО, которые Кремль до сих пор неофициально считает одним из своих главных потенциальных противников.
Но, если войну России и Североатлантического блока даже в случае гипотетической ликвидации ядерных сил сдерживания представить себе очень трудно, хотя бы потому, что между сторонами нет каких-то очевидных серьезных противоречий, которые могли бы действительно привести к войне, то есть и другой потенциальный противник, с которым России при отсутствии ядерного сдерживания не совладать. Это – Китай.
И здесь как раз все возможности возникновения вооруженного конфликта имеются. Все помнят о территориальных претензиях коммунистического Китая еще к Советскому Союзу. Тогда вооруженные стычки на советско-китайской границе удалось прекратить только после того как через небезызвестного журналиста Виктора Луи советское руководство дало понять Пекину, что в случае эскалации противостояния Москва не остановится перед применением ядерного оружия.
Теперь формально Китай никаких территориальных претензий к России не выражает, линия границы определена двусторонним договором о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве 2001 года. Однако реальных противоречий между странами этим договором полностью устранить не удалось. Здесь главная потенциальная опасность – продолжающаяся медленно, но верно китайская колонизация Дальнего Востока, а в перспективе – и Сибири. В не столь отдаленном будущем в ряде дальневосточных областей может сложиться китайское большинство, что грозит осложнить российско-китайские отношения.
Перевес Китая в потенциальной численности обученного резерва и доказывать не надо. А учитывая неуклонный рост ВПК Китая, его превосходство над Россией в обычных вооружениях – лишь вопрос времени.
Наверное, не случайно, что вскоре после неудачной беседы Лаврова и Байдена появилась утечка информации о том, что американская администрация может пересмотреть планы развертывания системы ПРО в Европе из-за неэффективности ее элементов на современном этапе разработки, выявленной комиссией экспертов. Последняя также подчеркивает, что направление кораблей с элементами ПРО в Северное море будет неприемлемо для Москвы, поскольку будет угрожать перехватом российских стратегических ракет. Все это – не более чем пропагандистская акция, поскольку в современном состоянии европейское ПРО не может перехватить ни одну российскую ракету. Но даже в будущем, если эффективное европейское ПРО все же будет создано, оно будет в состоянии перехватывать менее десятка российских ракет, что практически не скажется на российском потенциале ядерного сдерживания.
Вместе с тем, перспектива сокращения ядерных вооружений до «глобального ноля» повышает значение ПРО, поскольку на последних стадиях сокращений, когда у ядерных держав останется лишь небольшое число ядерных боеголовок, задача их перехвата значительно упростится, и у одной из сторон может появиться соблазн использовать ПРО для нейтрализации ядерного потенциала другой стороны.
На практике же США вряд ли откажутся от развертывания европейской ПРО, поскольку на ее разработку уже затрачено больше средств, чем на любую другую систему вооружений. Обама в лучшем случае сможет лишь слегка притормозить финансирование ЕвроПРО. Но, как показывает опыт последних 60 лет, смена администрации в США практически всегда происходит через восьмилетний период. Поэтому велика вероятность того, что в 2016 году в Белом доме окажется президент-республиканец, который наверняка активизирует развертывание ПРО.
Как справедливо замечает Сергей Караганов, «в почти идеальном мире Соединенные Штаты и Россия вряд ли нуждались бы в больших арсеналах. Но сокращение до минимума сегодня резко увеличит выигрыш малых ядерных стран от возрастания их ядерных потенциалов до уровня великих держав. И появится стимул для многосторонней дестабилизирующей гонки ядерных вооружений». Но этот тезис еще более применим в условиях, когда великие державы вообще откажутся от обладания ядерным оружием. Тогда резко возрастет угроза миру от появления ядерных бомб у диктаторских режимов и международных террористических организаций.
Поэтому теория, что сама идея «глобального ноля» выдвинута для того, чтобы убедить Иран отказаться от обладания ядерным оружием, представляется далекой от действительности. Ведь в условиях, когда ядерные арсеналы других стран будут уничтожены, Тегеран, по-прежнему оставаясь закрытой страной, сможет тайно работать над производством ядерного оружия, причем в случае успеха его ядерной программы иранская атомная бомба будет иметь даже большее значение, чем до эпохи «глобального ноля». В оправдание же иранская сторона сможет утверждать, что мощности по производству оружейного урана и плутония у бывших ядерных держав сохранились, равно как и средства доставки ядерного оружия, так что они в любой момент могут быстро произвести необходимое им количество ядерных боеголовок.
В обозримом будущем не только достижение «глобального ноля» представляется невероятным, но даже перспективы нового российско-американского соглашения о дальнейшем сокращении числа ядерных боеголовок и стратегических носителей кажутся сомнительными.
А достижим ли вообще «глобальный ноль»? Теоретически полное ядерное разоружение могло бы быть достигнуто лишь в условиях создания глобальной системы коллективной безопасности с участием всех ныне существующих ядерных держав, предварительной ликвидации ядерных программ Ирана и Северной Кореи, размещения во всех зонах конфликтов международных сил с широким мандатом, способных покарать любого агрессора с помощью обычных вооружений.
Но, если такая система и будет когда-либо создана, это явно случится уже за пределами XXI века.