Западному марксисту Перри Андерсону повезло. На русский язык перевели не одну, не две и даже не три его книги, а целых пять его книг. Данный автор представлен в нашей гуманитарной литературе значительно полнее многих своих коллег. Хотя не знаю, можно ли это назвать везением наверняка, и считает ли сам Андерсон факт своих переводов в России таким уж большим успехом.
Кому из нас – читателям или Андерсону – повезло больше, еще вопрос.
Уже в 1990-х отечественная интересующаяся публика взахлеб читала его книгу «Размышления о западном марксизме» (1991, в этом же издании представлен текст «На путях исторического материализма»), а в 2000-е один за другим вышли его важные тексты «Переход от античности к феодализму» (русск. пер. 2007) и «Родословная абсолютистского государства» (русск. пер. 2010). И вот уже в 2010-е, буквально в самом конце прошлого года вышла очередная его книга «Истоки постмодерна» – довольно краткий, но весьма содержательный экскурс в историю феномена и понятия, о котором большинство думающих людей имеет довольно смутные представления, зачастую вкладывая в это слово свой собственный смысл.
Андерсон с поразительной легкостью, которая, впрочем, не мешает глубине его мысли, вкратце объясняет читателю, что такое постмодерн, когда он появился, откуда взялся и что собой представляет этот феномен сегодня.
У книги есть и главный герой. Это американский философ и литературовед марксистского толка – Фредрик Джеймисон. Собственно говоря, «книга» Андерсона изначально являлась предисловием к одной из книг философа. К сожалению, этот действительно интересный автор в России не очень-то популярен. А если и популярен, то все же обойден вниманием. Пока еще никто так и не выпустил ни одной его книги. Вместо этого читатели вынуждены довольствоваться его статьями и эссе, разбросанными по научным журналам от «Искусства кино» до «Логоса» и бескрайним просторам русскоязычного Интернета, да кое-каким сборникам, в которых неожиданно можно встретить текст Джеймисона.
Вместе с тем, Джеймисон является едва ли не самым важным из ныне живущих философов вообще, а не только ныне живущих философов-марксистов. Кстати, поразительным и исключительным влиянием он пользуется в Китае, что во многом объясняется его геополитическими идеями. Посему текст Перри Андерсона имеет для отечественного читателя большое двоякое значение: мы не только наконец, начинаем понимать, что собой представляет постмодерн, но и также довольно подробно знакомимся с деятельностью одного из ключевых мыслителей современности.
Поразительно, что главным образом про постмодернизм пишут как таковые прежде всего британские философы-марксисты. Это Дэвид Харви, Алекс Калиникос, Терри Иглтон да, собственно, и сам Перри Андерсон. При этом заметим, что книги, хотя опять же не самые важные, Харви, Калиникоса и Иглтона уже переведены на русский язык. То есть против обычного представления, будто постмодернизм, по крайней мере философский – явление главным образом французское, существуют железные аргументы.
Однако – и к этому выводу, похоже, приходит сам Андерсон – ключевую роль в описании и осмыслении феномена все же играет Америка. Фредрик Джеймисон для осмысления постмодернизма сделал больше, нежели вся английская ватага ведущих марксистов. Америка и здесь оказалась в авангарде человечества. Можно сказать даже больше. Джеймисон настаивает на специфически американских корнях постмодерна, отмечая, что его культурная доминанта изначально возникает в беспрецедентно богатом обществе, то есть в США. Вместе с тем особый акцент нужно сделать также и на то, что сам Джеймисон – не постмодернист.
Перри Андерсон на разные лады и весьма настойчиво повторяет: Джеймисон считает постмодернизм «культурной логикой позднего капитализма», то есть своим главным соперником. Однако все же поздний капитализм – не ветряная мельница, с которой сражается философ. А если даже и ветряная, то он нашел действенный способ борьбы с ней. Лучший путь одержать победу в битве с поздним капитализмом – это описать его культурную логику и объяснить ключевые механизмы его работы, вот почему Джеймисон подробнейшим образом описывает постмодерн, хотя вроде бы должен его изобличать. Таким образом, в задачу философа входит описание и объяснение феномена, что, разумеется, не делает его самого постмодернистом.
Андерсон обращается к самым истокам термина «постмодернизм» и обнаруживает, что сам по себе термин был использован в разных контекстах, разными авторами в разном понимании. Андерсон прекрасно ухватил самую суть явления. Процитируем его, потому что лучше все равно не сказать: «Постмодерн не приходит после модерна, но является моментом внутреннего обновления, присущим ему изначально, – тем течением, чей ответ на дробление реальности противоположен ностальгии по ее единству: скорее, он является радостным принятием свободы изобретать новое». Кажется, что он обнаруживает все источники, в которых когда-то говорилось о постмодерне. Хотя кое-что скрылось из-под внимательного взора Андерсона. В частности, он упускает из виду текст теоретика менеджмента Питера Дракера «Вехи завтрашнего дня. Доклад о новом постмодернистском мире» (1957).
Главный вывод, к которому приходит автор: порядок теоретизации «постмодерна» совершенно не соответствует порядку становления этого феномена. Обнаружившись в литературе, истории, постмодерн явил себя миру в архитектуре, до этого «засветившись» в живописи. Первыми же философами, которые стали концептуально говорить о постмодерне, попытавшись придать, были, с одной стороны, Лиотар, и Хабермас – с другой.
Однако ни тот, ни другой не устраивают Андерсона в качестве серьезных мыслителей, которые могли бы претендовать на роль главных «концептуализаторов» понятия. Хотя Хабермас и является «левым», тем не менее, не щадя своего, Андерсон бьет его щекам, предъявляя претензии в отношении методологических изъянов теории великого немца. К Лиотару претензий у Андерсона меньше только потому, что тот ничего не сказал в своей книге ни про политику и не объяснил толком, как же все-таки нужно думать о постмодерне.
Потому все лавры достаются Джеймисону, который интуитивно стал думать о проблеме еще в 1970-е. В 1982 году философ прочитал знаменитую лекцию о предмете, которая «перечеркнула всю карту постмодерна и с тех пор определяет положение дел в данной области».
Андерсон называет пять «шагов» (читай достижений), осуществленных Джеймисоном для завершения концепции. К сожалению, мы можем их лишь назвать, потому что объяснение каждого из них требует слишком много места.
Во-первых, постмодерн у Джеймисона увязывается с объективными изменениями в порядке самого капитала, что и позволило философу определить его как «культурную логику» нашего времени.
Во-вторых, Джеймисон предпринял исследование развития «психического» в новых исторических условиях.
В-третьих, Джеймисон обнаружил, что постмодерн распространил свое величие на весь спектр искусства. И здесь, разумеется, существует некоторая иерархия искусств, наиболее важных для анализа и интерпретации. Их порядок следующий: архитектура, кинематограф, дизайн и реклама, живопись и литература.
В-четвертых, Джеймисон разработал целую геополитическую модель постмодерна.
И, наконец, в-пятых, что сделал философ, так это победил всех недругов в «борьбе за понятие». Как правило, размышления о постмодерне до Джеймисона предполагали оценку – негативную или позитивную. Философ, с точки зрения Джеймисона, с «поразительной энергией» смог продемонстрировать свой «революционный гений», чтобы доказать, что «морализм – жалкая роскошь, которой должен избегать историк». Сопротивление разъедающему влиянию постмодерна может начаться лишь после того, как мы рассмотрим весь его порядок, как он есть.
Подчеркнем еще раз, что Андерсон признает первенство Джеймисона по отношению ко всем британским марксистам, хотя те чрезвычайно помогли ему, взяв на себя тяжкий труд посмотреть на различные аспекты постмодерна. Алекс Калиникос в книге «Против постмодерна» (1989) предпринял попытку рассмотреть политические следствия феномена, Дэвид Харви в «Состоянии постмодерна» (1990) по преимуществу осуществляет экономический анализ, Терри Иглтон исследует прежде всего идеологию в книге «Иллюзия постмодерна» (1996). Добавим сюда же книгу самого Андерсона, о которой и идет речь, «Истоки постмодерна» (1998), посвященную обзору феномена с особым акцентом на философию.
Вместе с тем, почти все эти темы, так или иначе, затрагивает и Джеймисон, хотя они у него не равноценны. Темы философии Джеймисона неразрывно связаны с его «пятым шагом» концептуализации постмодерна.
Перри Андерсон, некогда писавший о «западном марксизме», находит в Джеймисоне связь с этой доброй традицией левой мысли. Вместе с тем, он обращает внимание, что в «Марксизме и форме» сам Джеймисон не обращается к текстам выдающегося марксиста Антонио Грамши, стоявшего у самых истоков неомарксизма. Однако это – красноречивое замалчивание.
С точки зрения Андерсона, Джеймисон не пишет про Грамши потому, что его анализ социально-экономических явлений был политическим. Сам же Джеймисон пытается ограничиться связью экономики и эстетики. «Кто скажет его интуиция была неверна?» – вопрошает Андерсон.
Политическая философия – та область, которая довольно серьезно хромает у западных марксистов. Неомарксисты озабочены не столько политической философией, сколько практикой. Ну, а если марксизм имеет дело с «практикой», то речь, разумеется, идет скорее об экономике, нежели о политике. Вот почему политика у самого Джеймисона отступает на второй план, и тот, по меткому замечанию Андерсона, заключает «брак с эстетикой и экономикой». Таким образом, Андерсон примиряется с подходом Джеймисона на основе идеологии и методологии.
Однако именно здесь и обнажает себя одна маленькая проблема. Сам Перри Андерсон в нынешнем западном марксизме «отвечает» при общем разделении труда как раз за политику и историю государства, о чем говорят хотя бы переведенные у нас работы. А потому ему все же необходимо найти политическую составляющую в философии Джеймисона. Именно здесь-то он и возвращается к положению критика («пятому шагу»).
Каково же положение критика внутри этой современной культуры постмодерна?
У критика есть три «метода», который он может применять для того, чтобы попытаться понять социальную и культурную реальность.
Во-первых, это вкус, то есть набор субъективных предпочтений, что само по себе особенно не интересует ни Джеймисона, ни Андерсона.
Во-вторых, это анализ, или исследование объективных условий исторических форм.
И, наконец, в-третьих, это оценка, которая не включает эстетические суждения, но стремится исследовать качество условий общественной жизни.
Именно в данном случае Андерсон и усматривает тонкую связь между политикой и методологией Джеймисона, ключевым аспектом которой становится «эстетика». Андерсон считает, что хотя эстетика и политика не должны смешиваться, но у них есть нечто общее. И то, и другое внутренне приспособлено к тому, чтобы выносить критические суждения. Мы одинаково можем судить о произведениях искусства и формах правления (к слову, что может быть аргументом в пользу подхода Андерсона: Ханна Арендт на тех же основаниях выводит политическую философию Канта из его эстетики, а не из моральной философии). При этом философ еще раз оговаривается, что сам Джеймисон не признает автономию политического, однако и не отрицает ее вовсе. Оказывается, Джеймисона просто нужно правильно читать. На этой ноте Андерсон и заканчивает свое повествование, по достоинству оценив вклад Джеймисона в западный марксизм.
Книга эта должна быть прочитана любым человеком, интересующимся современной культурой. Сам я редко отзываюсь о чем-либо в превосходной степени, но эта книга, конечно, заслуживает высших похвал. В конце концов, нужно сказать еще и то, что эта небольшая книжка Андерсона, от которой невозможно оторваться, изначально всего-навсего – предисловие к текстам Джеймисона. Таким образом, Андерсон негласно формулирует, если угодно, «категорический императив для всякого автора предисловий и послесловий к философской литературе»: всегда пиши введение к тексту таким образом, чтобы в будущем оно смогло стать самостоятельной книгой. И речь, конечно, в данном случае идет вовсе не об объеме, но о качестве мысли.