Как это ни странно, мерилом певческого мастерства для американских артистов долгое время оставались не «стандарты» Джорджа Гершвина или классика кантри, а песни французских композиторов, причем те, на которые мало кто обращал внимание даже во всеядном СССР.
Почетное место в списке авторов, чьи вещи требуют от интерпретатора максимальной искренности и мастерства, безусловно, занимал Жильбер Беко. К его репертуару обращались самые разные и наиболее самобытные звезды американской эстрады.
What Now My Love? оставалась одним из любимых концертных номеров Элвиса Пресли вплоть до смерти Короля. It Must Be Him стала едва ли не главным шлягером замечательной Викки Карр – жутковатая композиция-монолог свихнувшегося от любви человека сделалась визитной карточкой жизнерадостной в общем-то певицы.
Love On the Rocks пел Нил Даймонд. Sea And Sand – Фрэнк Синатра, Toi была украшением дебютного альбома Пи Джей Проби.
Let It Be Me входила в дюжину популярнейших вещей дуэта Эверли Бразерс (The Everly Brothers). Они всегда приберегали ее к концу выступления, справедливо полагая, что сентиментальная публика, доведенная до изнеможения, будет восторженно повторять за ними слова припева.
Мир, уходящий в прошлое, незаметно стал другим, и мы поневоле тоже изменились вместе с ним. И пусть кто-то ощутил эту перемену всем сердцем, а кто-то, допустим, не почувствовал вовсе, это не так важно, ибо в любом случае мир без одного из братьев Эверли никогда не будет прежним.
Где бы ни пел человек – со сцены или под душем – он всюду помнил, что никогда не споет лучше, чем Дон и Фил. Братья Эверли, подобно героям канонических житий, никогда не стали бы троицей, поэтому альтернативное эстрадное название этого проекта могло бы звучать примерно так: вокальный дуэт «Совершенство».
Вклад братьев Эверли в укрепление культурного авторитета послевоенной Америки, исторически и мифологически вполне сопоставим с миссией двух других братьев – Ромула и Рема, основателей Рима.
Достаточно поверхностного знакомства с их творчеством, чтобы стало очевидным их магическое родство и сходство. Дело тут не в шаблонной моде на юношеские дуэты, основоположниками которой они были еще в конце пятидесятых, а в совершенстве стилевой формулы, выработанной ими интуитивно на сугубо почвенной основе, формулы, способной озолотить каждого, кто признает ее правоту. Двухголосие Эверли всесильно, потому что оно верно. И точка.
Кто только ни прославился, отведав золотых плодов сорта Эверли, буквально все – от «Битлз» до «Червоних Гитар», от «Бич Бойз» до «Квин» и «А-ха», от Клода Франсуа до «Иглз» и «ЭЛО».
«Уверен, что это был однин из наших дисков!»
– перебивает Фил Эверли воспоминания Брайена Вильсона из «Бич Бойз» о походе в магазин грампластинок в одной из телепередач. И это, конечно же, правда. Им хотелось подражать, с них хотелось брать пример, даже если это не сулило сиюминутных выгод.
В отличие от гитарных дуэтов – Питер и Гордон, Саймон и Гарфанкл, Чед и Джереми, – они действительно были братьями с небольшой разницей в возрасте, всего в несколько лет. И приблизительно на столько же их новации и находки опережали то, с чем экспериментировали группы следующего поколения.
В гармонии голосов Эверли, помимо выучки потомственных деревенских музыкантов, слышалось какое-то сверхъестественное слияние двух энергий явно не от мира сего.
Новаторов подстерегает сумеречная зона забвения, куда они попадают, когда их открытия берет на вооружение новая генерация исполнителей. Их приемами пользуются все, отголоски Everly Brothers отчетливо слышны в каждом мало-мальски значительном явлении шестидесятых годов, но их самих как будто уже не существует. Творческим кризисом и не пахнет, альбомы выходят исправно (потенциальный хит Man With Money мог бы потеснить самих битлов), вокальные данные на прежнем уровне, но прежнего внимания нет.
На братьев Эверли опустилась философская тень, их окутала неоплатоническая прохлада «безвестности».
Именно в этот период они создают наиболее зрелые циклы безошибочно подобранных композиций, работая десять лет без единого шлягера, можно сказать, «без права переписки», ведь тогда желающих переписать Эверли, тем более, за деньги было днем с огнем не сыскать.
Кто из них Дон, и кто из них Фил?.. Какая в сущности разница. Имена и лица братьев путают, как имена античных героев, не имеющих отношения к актуальной политике. Братья Эверли – братья Гракхи.
Гракх Бабёф, тихий Дон.
Депрессии и ссоры (нет худа без добра), вызванные отсутствием внимания к совместному творчеству, побуждают братьев записываться по отдельности. Но и в этом случае мы тоже узнаем от них много важного и нового – каждый сольный диск, как правило, негромкий и красочный, становится для избранных откровением. А кто же еще мог их выслушать в ту пору с подобающим вниманием? Вершину Олимпа скрывает туман, правда о тех, кого на самом деле любят всеблагие, в наше время засекречена, чтобы не обидеть других претендентов, которых тоже можно понять.
«Жертвам нетерпимости» было некогда размениваться на фермеров и «америкосов», реализуя свои манерные фантазии.
«Жертвам насильственной русификации» хватало кумиров по месту жительства.
«Жертвы государственного антисемитизма» традиционно предпочитали авторскую песню с хрущевских времен, весь рок-н-ролл прошел мимо них.
Диски братьев Эверли могли томиться на полках у барыг со стажем вплоть до ухода из жизни самого «коллекционера». Почти всегда новенькие, в чуть потертых обложках, оттого, что их «смыкают» туда-сюда клиенты, – повертят в руках и, не спросив про цену, суют обратно, на долгие года.
Такова судьба узников земного невежества тех лет: Аби и Эстер Офарим, Walker Brothers, Jan and Dean, Everly Brothers – целый каталог невостребованных гениев.
Зато они сохранялись, как мумии, на которые не покусится расхититель гробниц, поскольку здесь нечего спартизанить для дальнейшей трансплантации или переплавки. Римские сироты Дон и Фил смиренно пели в стороне, дожидаясь своего часа. Однако никто не позарился. К счастью, обошлось без очередной вымученной «встречи на Эльбе», как правило, больше похожей на случайную, чреватую инфекцией, курортную связь.
Подобные братания для зарубежных артистов неизменно завершаются комедией или катастрофой, в духе «дискотеки 80-х». Дина Рида среди братьев Эверли не нашлось. А это означает, что их имена не были, и вряд ли будут, втиснуты в список обывательских любимцев где-нибудь между Джо Дассеном и Игги Попом, а то и вовсе между Земфирой и БГ.
Шагая поверх хит-парадных пьедесталов, Эверли порой оказывались слишком высоко идущими даже для Запада. Они сумели пронести сквозь лабиринт извращений свой дар в олимпийскую стратосферу, где пока еще не так многолюдно и дышится легко, ибо «чем ближе к небесам, тем холоднее».
Толпы бушующих кочевников остались там, внизу. Джонни Кэшу с Роем Орбисоном, надо отметить, повезло гораздо меньше. Их все-таки заметили и полюбили, там, внизу. Значит, было за что.
Добычей смерти становится и пресыщенный, и вожделеющий. Современный человек плохо помнит, чем его перекормили, и слабо представляет, чего ему не хватает.
«С его смертью мы стали беднее, но мы станем богаче памятью о нем»,
– так прокомментировал кончину Фила Эверли один из его именитых коллег.
К этой статье Terra America рекомендует: