Трудно сегодня найти более обсуждаемую фигуру в дипкорпусе США, чем профессор Стэнфордского университета Майкл Энтони Макфол.
Макфол был назначен на должность посла Соединенных Штатов в России в ситуации, которые многие называют если не политическим кризисом, то периодом политической турбулентности. То, что он не является кадровым дипломатом, только усиливает интерес к этому человеку. Предыдущий «непрофессионал» на этом посту, Роберт Страус, был послом США в России в 1991-93 годах и стал свидетелем поражения ГКЧП, отставки Горбачева и развала СССР.
Макфола считают экспертом по России, специалистом по протестным движениям и идеологом распространения демократии. Именно эти качества, по мнению многих отечественных экспертов, являлись определяющим фактором при назначении этого человека послом в Россию во время, которое, по словам госсекретаря США Хилари Клинтон, будет «иметь ключевое значение для демократии в России». Встреча с лидерами думской и несистемной оппозиции, казалось бы, прямо подтвердила этот тезис. Однако такая оценка при ближайшем рассмотрении не является ни точной, ни полной.
Любой американский специалист по внешней политике, если только он не принадлежит к ультаизоляционистам, чье политическое влияние весьма ограничено, является в той или иной степени «идеологом демократизации». Глобальная демократизация — видение мира из США, своего рода консенсусная внешнеполитическая парадигма. Все страны, согласно этой точке зрения, должны рано или поздно перейти к демократии при поддержке Америки. Аналогичным идеологическим мейнстримом была «поддержка народно-освободительных движений против империализма» в ЦК КПСС или концепция «построения многополярного мира» в современном российском МИДе. В США быть международником, профессором политических наук и не работать в институции с названием вроде «Центр по вопросам демократии» или «Фонд развития демократии» попросту нереально.
Специализация Макфола на России весьма преувеличена. Можно сказать, что ему в этом смысле «повезло», причем таких «везунчиков» в обойме госдепартамента и в академической среде США немало. Майкл Макфол, хоть и наезжал в Россию с завидной регулярностью, очень много внимания уделял Африке и Ближнему Востоку, а диссертацию в Стэнфорде защитил по ЮАР.
Славу технолога оранжевых революций Макфол и вовсе снискал незаслуженно. Его книга 2006 года «Революция в оранжевом. Причины демократического прорыва Украины» является не мемуарами заокеанского подрывного деятеля, а скрупулезным академическим исследованием событий 2004 года на Украине, включая американское финансирование оппозиции. И хотя результаты тех событий автор воспринимает положительно, в книге не обошлось и без серьезной критики тогдашней республиканской администрации. Не зря автор достаточно дотошно подсчитывает расходы бюджета США на оранжевую революцию (чуть более 18 млн долларов), одновременно обращая внимание и на неустойчивость новой украинской конструкции.
Термин «неоконченная революция» вызывает особый восторг в стане радикальной оппозиции и особое раздражение в среде охранителей. А ведь книга «Неоконченная революция в России: политические изменения от Горбачева до Путина», вышедшая теперь уже в далеком 2002 году, вовсе не предполагает в качестве вывода необходимость обязательно ее закончить, свергнув «ненавистный режим». Макфол вновь с академической последовательностью разбирает три процесса трансформации, через которые проходила и проходит Россия: государственный, экономический и политический. В отличие от других стран, России, по мнению Макфола, нужно больше времени на «окончание революции», чем другим авторитарным в прошлом странам, именно потому, что нужно совершить все три перехода: от СССР к Российской Федерации, от плановой экономики к рыночной и от тоталитаризма к реальной демократии. Макфол полагает, что к 2002 году государственный и экономический фазовый переходы были успешно выполнены, и России требуется время и усилия для политической трансформации. В этом смысле Россия движется даже быстрее по революционному пути, чем можно было бы предположить.
Задаваясь вопросом, к чему пришла и куда движется политическая системы России, Макфол констатирует: «Через десять лет после падения коммунизма все еще слишком рано судить об этом». И далее: «Несомненно, все великие социальные революции разворачиваются в течение десятилетий, а не месяцев или лет. Через десять лет после начала Американской войны за независимость, все еще не была принята конституция. В 1799 году Франция все еще находилась в хаосе революционной горячки. В 1927 году Россия все еще экспериментировала с рыночными механизмами. Сталин еще контролировал далеко не все».
Вместе с тем Макфол довольно определенно высказывается за постепенность изменений, за отсутствие «скачков и рывков». Он пишет: «При трансформации режима, чем шире обсуждаемая повестка изменений, тем меньше вероятность того, что появится именно демократический режим. Множественные одновременные изменения повышают уровень неуверенности в результате того или иного выбора… Некоторые пункты чрезмерно широкой повестки сложно разрешить путем переговоров. Когда преимущества переговоров не являются решающими, политические игроки склоняются к стратегии “победитель получает всё”, то есть к стратегии, которая ведет к конфликтам, а не к компромиссу».
Таким образом, новый американский посол далек от мысли радикально подстегивать исторический процесс, тем более «заканчивать революцию» посредством внешнего вмешательства.
В своих трудах Майкл Макфол не раз довольно жестко критиковал Владимира Путина и даже называл его «лидером параноидального типа», но в своем интервью Владимиру Познеру он ясно дал понять, что представляет в России не свои академические работы и даже не свои политические убеждения, а администрацию Барака Обамы: «Я писал много критического… Президент Обама не писал этого, а я представляю здесь Президента Обаму и делаю это абсолютно лояльно». Это высказывание отдает определенным профессиональным цинизмом — «мог бы, убил бы, но это не значится в контракте», — однако ясно указывает на то, что связывать московскую миссию Макфола с его «демократизаторскими» наклонностями не следует.
Подчеркнутая лояльность линии Президента заставляет вспомнить вторую клишированную характеристику стэнфордского профессора. Его называют творцом «перезагрузки» отношений России и США. За свое участие в новой разрядке американо-российских отношений Макфол подвергается критике уже со стороны российских либералов и ястребов-республиканцев в США. И те, и другие прямо говорят о конце «перезагрузки». И если недавняя коллега Макфола по Московскому центру Карнеги Лилия Шевцова говорит об этом как о свершившемся факте (по ее словам, Кремль и Белый Дом уже достигли всех технических результатов от «перезагрузки», так что она более не представляет интереса для сторон), то американские оппоненты Обамы призывают прекратить или всерьез пересмотреть нынешний внешнеполитический курс на умиротворение «режима Путина». Именно по этой причине Конгресс с мая по октябрь 2011 года сомневался в кандидатуре Макфола на пост посла в России. И именно поэтому накануне утверждения в Конгрессе The Washington Post требовала предоставить «следующему послу в России мощный инструментарий для защиты прав человека», а American Thinker высказывал сожаление, что посол с такой идеологией «не заставит Путина попотеть».
Тема критики перезагрузки заслуживает отдельного серьезного рассмотрения, однако для нас важно следующее обстоятельство. В Америке Макфола и его шефа Обаму ругают в том числе и в отместку за ту критику, которую Макфол задолго до появления самого термина «перезагрузка» обрушивал на внешнюю политику республиканской администрации, когда, как он написал в своей книге «Продвижение демократии за рубежом: почему мы должны и как мы можем это делать», после «восьми лет реляций администрации Буша о выгодах продвижения свободы и демократии в мире и достижения весьма скромных результатов, многие американцы стали сомневаться в развитии демократии как цели американской внешней политики». Республиканцы и демократы как бы поменялись местами. Ранее первые считались прагматиками во внешней политике, а вторые отличались особым вниманием к правам человека в других странах и могли, хотя бы на словах, настаивать на этой тематике даже в ущерб экономическим и геостратегическим интересам США. Теперь Макфол говорит о прямых выгодах (в экономике и сфере национальной безопасности) от продвижения демократии, тогда как его критики говорят о примате ценностей.
Критику администрации Буша Макфол разворачивал не как ревностный сторонник Демократической партии, но прежде всего как теоретик-международник. Не ограничиваясь ударами по безрассудным республиканцам-демократизаторам, Макфол выдвигает и собственную позитивную теорию международной политики Соединенных Штатов.
В мае 2007-го Макфол выступает на слушаниях Палаты представителей Конгресса по вопросам взаимоотношений с Россией и пишет статью в Boston Review по политике в отношении Ирана.
Он решительно дезавуирует дихотомию ценностей и интересов, настаивая, что во внешней политике «интересы всегда следуют за ценностями». Макфол говорит: «Выясняется (при анализе исторического опыта — ДД), что наши ценности помогают нам определить наши интересы. Причиной, по которой сейчас так много напряженности в отношении Ирана, Грузии, Украины и российской политики в отношении зарубежных инвестиций, являются их ценности, их антидемократические ценности, они формируют их образ мыслей в отношении их интересов. Эти две вещи нельзя разделять».
Макфол называет близорукой концепцию, согласно которой «хорошие отношения в верхах в текущую эпоху» помогают снимать противоречия и решать проблемы во взаимоотношениях двух стран. Модную тогда тему теплых личных отношений между лидерами Макфол развенчивает: «Мы совершаем эту ошибку раз за разом, полагая, что Президент Буш и Президент Путин могут решить все проблемы между собой. Я не вижу никаких свидетельств того, что личные взаимоотношения помогают нам в этих (сложных, спорных — ДД) вопросах».
Макфол предлагает творчески развить идею бывшего госсекретаря Джорджа Шульца о двухколейной дипломатии (double track diplomacy). Согласно этой концепции, некоторые вопросы требуют работы с властной элитой, и только таким образом могут получить благоприятное разрешение (например, ядерное разоружение). Это первая колея. При этом ценностями поступаться не приходится, поскольку у политиков «есть вторая колея, которой вы пользуетесь для вопросов соблюдения прав человека».
Свою идею Макфол развивает в статье по Ирану. Именно после этого текста в политике появляется термин «третий подход Макфола». Вот что он пишет: «Последние события вокруг Ирана убеждают как сторонников “более мягких” подходов в рамках контроля над вооружениями, так и более жесткой стратегии на смену режима в том, что их анализ верен, и их политические предсказания сбываются. Приверженцы контроля над вооружениями видят, что Тегеран все более привержен переговорам, а сторонники смены режима видят нарастающие репрессии. И хотя можно собрать свидетельства в пользу обоих утверждений, ни одно из них не способствует сбалансированному взгляду на поведение Ирана и не предлагает разумной стратегии вывода отношений Ирана и США из тупика, в котором они находятся десятилетиями. Нам нужен новый, третий подход — совмещающий и контроль над вооружениями, и демократизацию посредством участия, а не принуждения».
Вместо изоляции Ирана Макфол предлагает развернуть многоуровневое взаимодействие с ним. Посольство США надо снова открыть, демонстрировать дружественность и открытость, вести переговоры безо всяких предварительных условий по любому вопросу, на первом этапе не увязывая воедино различные тематики, и сделать все возможное для контакта американцев со всеми слоями иранского общества. Вспоминая о своей докторской диссертации по ЮАР, Макфол обращает внимание читателя на то обстоятельство, что санкции против режима апартеида были действенны лишь потому, что Соединенные Штаты находились в плотном экономическом взаимодействии с ЮАР, и инвестиции в южноафриканскую экономику были значительны. В этом смысле давление на Иран, с которым практически порваны все связи, бессмысленно, что и подтверждается двадцатью пятью годами провалов попыток принудить иранский режим к демократизации.
Демократия не придет через насилие, уверен Макфол. Напротив, всесторонние и многовекторные отношения с Ираном «будут способствовать внутренней либерализации». Макфол уверен, что такая политика — это политика гарантированного мата авторитаризму. Власти пойдут на улучшение отношений с США, поскольку соблазнятся возможностью воспользоваться его плодами, полагая, что смогут управлять процессами в новых условиях (что, видимо, в конечном счете окажется не так). А если они на каком-то этапе откажутся от «увертюры», то такой отказ не встретит, по мнению Макфола, одобрения в иранском обществе.
Успех макфоловского «третьего пути», таким образом, существенным образом зависит как от степени «соблазнительности» новых отношений с США для власти, так и от глубины проникновения американского «участия» в общество и экономику. Кроме того, по «третьему пути» необходимо двигаться сразу по всем направлениям и очень быстро. Макфол четко прорисовывает направления действий: дружба с властью, экономическое развитие и инвестиции, гражданское общество («иранские демократы») и культурные связи. Все и сразу.
Теперь становится понятно, чем стэндфордский профессор привлек Обаму и почему он был направлен в Россию «продолжать перезагрузку». Его «тотальная дипломатия» как нельзя лучше подходит в качестве кризисной стратегии реанимации американской внешней политики в отношении РФ в то время, когда политики и простые люди обеих стран начали в ней разочаровываться.
Понятно также, почему Макфол испытывает такой энтузиазм по поводу своей работы в администрации Обамы и назначения послом в Россию. Перезагрузка и «третий путь» как будто созданы друг для друга — теория Макфола с перезагрузкой обретает практическую ценность, а «тотальная дипломатия» дает целеполагание для перезагрузки, о которой в Америке уже было начали думать как о бесполезной и чисто демонстративной внешнеполитической инициативе.
Вот что сказал сам Макфол на Комиссии Сената по международным отношениям: «Президент Обама дал мне возможность воплотить мои убеждения в реальном мире». И далее: «Президент Обама уверен, что мы можем реализовывать свои экономические интересы и решать вопросы национальной безопасности одновременно с продвижением универсальных ценностей. Если моя кандидатура будет утверждена, я готов принять вызов… чтобы воплотить это видение в качестве нового посла США в России».
Первые действия Майкла Макфола в должности посла не оставляют никаких сомнений в том, что начал бескомпромиссную реализацию «тотальной дипломатии».
После вручения верительных грамот и активных встреч с представителями власти, Макфол сопровождает заместителя госсекретаря Бернса на встрече с российскими оппозиционерами. Далее — по его собственной науке: он заводит ЖЖ, фейсбук и твиттер, возлагает цветы к памятнику Высоцкого, выступает в еврейском общинном центре в день памяти жертв Холокоста и при этом не забывает напомнить в своем блоге о том, что это 67-я годовщина освобождения Освенцима Красной Армией. Следом — посещение Американской торговой палаты в России по вопросам экономического сотрудничества и инвестиций и интервью на первом общенациональном канале. В планах — встреча с Путиным и поездки по регионам.
Получив возможность опробовать свою теорию на практике, Макфол будет вне всяких сомнений решителен и последователен, тем более что ему не приходится выбирать между убеждениями и лояльностью. Его «тотальная дипломатия» предполагает, как мы помним, «участие, а не принуждение», и в этом смысле академически педантичный Майкл Энтони Макфол будет уделять каждому объекту своей деятельности ровно столько внимания, сколько этого требует баланс интересов и ценностей глобального игрока.
Остается открытым вопрос о том, насколько стратегия, разработанная для закрытого и идеологически монолитного иранского общества применима для расколотого и относительного вестернизированного общества современной России. Однако главным, на мой взгляд, является фактор внешнеполитических интересов США. В интервью Познеру Макфол ясно дает понять: «Мы не поддерживаем ни одну из сторон (внутри России — ДД)… мы поддерживаем свои интересы и преследуем свои цели». В этом смысле «тотальная дипломатия» в отношении Ирана гипотетически могла бы отучить Иран рассматривать ядерную программу как фактор национального спасения, а в случае с Россией может, по расчетам Макфола, убрать антиамериканизм как важнейший электоральный аргумент, имеющий реальные внешнеполитические следствия