Terra America

С самого начала 2003 года в прессе и в Интернете развернулась очень мощная кампания, задача которой состояла в том, чтобы доказать необходимость коррекции дипломатической позиции по Ираку если не для прямого одобрения готовящегося вторжения, то для отказа от его осуждения на международном уровне. Эту работу с общественным мнением было бы интересно проанализировать на основании материалов разных СМИ, но мы за недостатком времени просмотрели для этой сравнительно краткой статьи лишь тексты, публиковавшиеся в «Независимой газете». «НГ» даже после ухода с поста главного редактора Виталия Третьякова и появления в начальственных креслах ставленников владельца газеты Бориса Березовского Рустама Нарзикулова и Татьяны Кошкаревой, оставалась относительно плюралистическим изданием, старавшимся представлять разные точки зрения. Судя по всему, Березовский не вмешивался активно в редакционный процесс, во всяком случае его оппозиционная и прочеченская позиция не просматривалась в материалах газеты в начале 2003 года, когда шла активная фаза дискуссии по Ираку.

Своеобразную отмашку газетной кампании в пользу США дал на страницах «НГ» известный американский политолог русского происхождения, в то время директор Центра Никсона Дмитрий Саймс. Саймс имел в России репутацию пророссийского политолога. Он принадлежал к кругам так называемых «реалистов», той части внешнеполитического сообщества Америки, которая не была склонна бороться за демократию во всем мире и ограничивалась во внешней политике требованием обеспечения национальных интересов. Большая часть «реалистов», включая самого Саймса, примыкала к умеренным республиканцам, однако, свои «реалисты» имелись и в рядах демократов. По вопросу Ирака «реалисты» раскололись. В новом Буше реалисты надеялись увидеть трезвого политика, сына своего взвешенного отца, а не возбужденного перспективами демократической экспансии «неокона». После того как Буш принял решение готовиться к войне с Ираком, часть реалистов во главе с бывшим помощником по национальной безопасности Брентом Скоукрофтом отмежевалась от готовящейся атаки. Другая часть во главе с госсекретарем Колином Пауэллом вынуждена была подчиниться политическому решению главы государства. Эти люди, и в их числе Дмитрий Саймс, сопротивляясь стремлению неоконов сделать постсаддамовский Ирак плацдармом для вторжения в Сирию и Иран, обосновывала рациональность военной акции на основании тех скупых данных о наличии у Хусейна оружия массового уничтожения, которыми якобы располагала американская разведка.

Российской аудитории, тем не менее, преподносились также аргументы, которые было неудобно озвучивать американцам и европейцам.  В интервью НГ 17 января 2003 года с многообещающим заголовком «США учтут  российские интересы в Ираке» Саймс говорил: «<…> если санкции снять, тогда Багдад получит очень крупные ресурсы, которые смогут сделать его ключевым фактором в Персидском заливе. Например, таким фактором, который торпедирует израильско-палестинское урегулирование <…>. Ирак является инструментом радикализации палестинской стороны, все более затрудняющим попытки добиться урегулирования, а это уже влияет на фундаментальные американские интересы. Вот что еще сталкивает США с режимом Саддама. Ведь этот человек, занимая самые непримиримые позиции в отношении Израиля, поощряет, в том числе деньгами, террористов-самоубийц»[1].

Саймс правильно рассудил, что сражающаяся с мусульманским терроризмом на собственной территории Россия воспримет данный аргумент в пользу свержения Саддама гораздо более позитивно, чем настроенная против Шарона Европа. И даже в США о том, что планы по уничтожению Саддама находятся в какой-то связи с интересами Израиля, говорили вслух только антивоенные круги. И хотя Буш недвусмысленно осуждал палестинский терроризм и поддерживал Шарона, он не мог обосновать военное вторжение в Ирак прямой ссылкой на помощь его руководителя палестинскому движению, чьи цели он не мог признать полностью нелегитимными. В России антиизраильские настроения за пределами мусульманской общины оставались уделом либо маргинальных антисионистских кругов либо тех людей, кто еще со времен СССР был профессионально связан с арабским миром. Разговоры об общности судеб России и Израиля, стран, сражающихся с исламскими фанатиками, то и дело возникали как в либеральных, так и в патриотических кругах.

Между тем, Саймс не ограничился моральными увещеваниями российской элиты, прямо заявив о возможности особых договоренностей с США по поводу учета российских нефтяных интересов в Ираке в случае лояльности Москвы Вашингтону. «Когда мы говорим о законных интересах российских нефтяных компаний в Ираке, то отношение к ним будет зависеть от того, какую позицию Россия займет, если дело дойдет до военной операции. Будет ли Россия как в случае с Боснией, протестовать, так сказать, «с обочины»? Или все-таки найдет какую-то формулу более активного участия? Ведь те, кто «участвует», могут, как правило, претендовать и на большую роль в распределении дивидендов от такого рода акций».

Исходящее от Саймса приглашение к участию в антисаддамовской коалиции по корыстным, так сказать, мотивам было мгновенно подхвачено российскими экспертами. 29 января в стенах «Александр-хауса» состоялось специальное заседание клуба «Гражданские дебаты» на тему «Россия и мир накануне войны на Ближнем Востоке». Отчет корреспондента «Независимой газеты» по поводу этого мероприятия носил подзаголовок: «Эксперты считают, что нынешний режим в Ираке обречен, и России не следует ссориться с США». Согласно отчету журналиста, «большинство участников мероприятия убеждены: иракский кризис ослабит Европу и может укрепить решительность «молчаливой антиамериканской коалиции». Россия, которая пока открыто не выступила ни на чьей стороне, напротив, имеет шанс восстановить влияние в арабском мире, воссоединить расколовшуюся Европу, а также сохранить партнерские отношения с Америкой. Правда, для этого сначала ей предстоит «стать удобной для всех». После свержения иракского режима это позволит президенту Путину успешно участвовать в новой политической раскройке мира <…>». Экспертами высказывались и более конкретные выгоды для России от сотрудничества с США по Ираку: «Политолог Иосиф Дискин заметил, что Буш, практически включившийся в предвыборную гонку, вряд ли позволит упасть нефти ниже 22 долларов за баррель. В том же духе высказался и руководитель фонда «Политика» Вячеслав Никонов, заявив, что «закулисные переговоры о «дележе» начинать надо прямо сейчас. «Россия должна вовремя оказаться победителем, зацепиться в Ираке после падения Саддама Хусейна. При этом дипломатический ресурс не должен использоваться на защиту непопулярного режима, который точно будет свергнут». <…>» На протяжении всего 2003 года Никонов оказывается едва ли не главным, во всяком случае наиболее заметным сторонником проамериканской внешнеполитической линии в экспертной среде. Впрочем, как отмечала «НГ», в ним в целом согласны были и большинство экспертов, которые «пришли к выводу, что Москва все-таки не будет в ущерб себе бороться за спасение обреченного режима Саддама Хусейна».[2]

В условиях подобного экспертного единодушия несложно было вместе с Николаем Злобиным и вашингтонским корреспондентом «НГ» Евгением Верлиным прийти к выводу, что «США, похоже, «додавят» Россию в иракском вопросе»[3]. Путин сам делал в конце января намеки на то, что позиция России может склониться в пользу Вашингтона в том случае, если США предоставят более убедительные доказательства нарушения Хусейном резолюции ООН. В беседе с киевскими студентами 28 января Президент России сделал многозначительное заявление о том, что Россия с США может договориться о совместных, более жестких решениях относительно Ирака. Это замечание, однако, не появилось в тексте выступления Путина, опубликованном на официальном сайте Президента. Тем не менее, именно в конце января официальный Интернет переполняют многочисленные рассуждения сетевых публицистов о появлении новой внешнеполитической идеологии – «путинского прагматизма», который приходит на смену романтическому западничеству и идеологизированному патриотизму. Многие наблюдатели высказывают предположение, что о  нейтралитете России по иракскому вопросу будет объявлено после предоставления Колином Пауэллом 5 февраля на Генеральной Ассамблее ООН новых убедительных данных по поводу наличия у Ирака оружия массового уничтожения.

Неудачное выступление Пауэлла не помешало отечественным экспертам вплоть до 10 февраля продолжать настаивать на признании Москвой логики Вашингтона. В эту кампании включились довольно неожиданные люди. В несколько путаной статье «Запах денег» с характерным подзаголовком «Россия может получить неплохие дивиденды в случае антииракской кампании», опубликованной в «Дипкурьере» «НГ» 10 февраля, депутат от фракции «Яблоко» Вячеслав Игрунов доказывал:

«Так что России лучше встроиться в американскую политику однополюсного мира, быть «другом Америки» до тех пор, пока самостоятельные шаги утратят смысл ввиду ее бессилия. В дальнейшем мировой гегемон сам определит роль и место нашей страны в мире, где нет противостояния центров сил, где есть согласие и процветание».

Впрочем, автор сам подчеркивал, что не слишком верит в этот вариант. Сергей Караганов в том же номере «Дипкурьера» высказывался более определенно: «У нас есть серьезные козыри для торга с американцами. Можно достичь договоренности как по получению нефтяных концессий, так и по выплате долга. С американцами надо договариваться до начала войны, позже сделать это будет труднее»[4]. 

Однако за день до публикации очередного призыва договариваться с американцами стало ясно, что руководитель страны сделал совершенно иной выбор,  чем рекомендовали большинство экспертов. Как сообщала «НГ» в том же выпуске от 10 февраля, перед отъездом из Москвы в вояж по европейским столицам «Путин дал интервью французскому телевидению TF1. Отвечая на вопросы о российской позиции по Ираку, президент еще раз подчеркнул, что необходимо предоставить инспекторам ООН возможность поработать. Да и президент Буш, заметил Путин, считает, что проблема может быть решена мирными средствами. "И он не хочет войны". Россия, сказал Путин, разделяет позицию Америки в том, что необходимо сделать все для того, чтобы "Ирак полноценно сотрудничал с инспекторами ООН". Пока же президент считает, что "результаты работы инспекторов не дают никаких оснований для ужесточения позиции". По мнению Путина, "мир будет прогнозируемым и стабильным только в том случае, если он будет многополярным". Он подчеркнул, что эту точку зрения разделяет и президент Франции.» Это был еще пока первый, не слишком ясно сформулированный, но в целом вполне определенный шаг в сторону от навязываемого Штатами участия в военной акции или во всяком случае – от перспектив ее дипломатического прикрытия.

После визита Путина в Берлин, а затем в Париж, разговоры о закулисной сделке с американцами в обмен на отказ ветировать антивоенную резолюцию сами собой сходят на нет. Притом что сам разворот в сторону так называемой «старой» Европы, совершенный Путиным вопреки искусственно создаваемому сверху экспертному консенсусу, имел, безусловно, определенные политические последствия. Начиная с весны 2003 года, и левые и правые СМИ развертывают жесткую кампанию против Путина, как против политического неудачника, который оказался бессилен в решении иракской проблемы.  С одной стороны он не смог сохранить дружеские отношения с Вашингтоном и не смог спасти Саддама –  с другой. Именно под аккомпанемент таких обвинений начинает свою недолгую оппозиционную карьеру Михаил Ходорковский.

Отношения со Штатами с этого момента начинают неуклонно портиться, хотя связка Путин – Буш, основанная на какой-то парадоксальной личной симпатии двух руководителей, долгое время удерживает отношения двух стран от полного обвала. Неоконсерваторы почти единодушно вступаются за Ходорковского и с конца 2003 года уже не удостаивают путинскую Россию добрым словом.

До конца 2003 года решение Путина присоединиться к Франции и Германии в протесте против войны в Ираке выглядело, по крайней мере с прагматической точки зрения, наивным промахом. Однако с лета 2003 года ситуация в оккупированном Ираке резко меняется к худшему. Поднимается волна суннитского террора, развертывается массовое сопротивление оккупантам вместе с усилением межрелигиозной борьбы внутри Ирака. Одновременно выясняется, что Ирак и в самом деле уже не имел к моменту вторжения никакого оружия массового уничтожения и даже не предпринимал попыток его обрести. Война в Ираке резко теряет всякую популярность внутри США, а администрация Буша несет огромный моральный ущерб за то, что, обосновывая необходимость военной акции, ее высокопоставленные представители прибегали к сознательной лжи, подтасовыванию фактов и угрозам нелояльным сотрудникам.

С 2006 года, после поражения республиканцев на промежуточных выборах в Конгресс, политика администрации Буша резко меняется в сторону «реализма»,  и теперь главной задачей американских руководителей становится обеспечение почетного вывода из этой страны американских войск. В России же те эксперты, кто еще недавно ратовал за досрочный сговор с американцами, предпочитают не вспоминать свои собственные рекомендации, а решение Владимира Путина устраниться от участия в военной акции и от ее дипломатического прикрытия воспринимается теперь не только как правильный, но и как стопроцентно самоочевидный шаг.

Посмотрим теперь, в какой мере оправдались суждения тех экспертов, кто полагал, что Россия, отказавшись присоединиться к антииракской коалиции, тем самым лишила сверхдоходов свои собственные нефтяные кампании.

Нефтяной пряник и политический кнут

История проникновения российских нефтегазовых монополий на рынок Ирака берет свое начало во второй половине 1990-х. В 1997 году три российских партнера (ЛУКОЙЛ, «Зарубежнефть» и «Машинимпорт») совместно с государственной компанией Ирака SOMO создали консорциум, который получил от правительства Саддама Хусейна контракт на разработку второй фазы месторождения Западная Курна на условиях соглашения о разделе продукции (СРП).

Это был по-настоящему лакомый кусок: доказанные запасы месторождения Западная Курна-2, считающегося одним из крупнейших в мире, оценивались в 6 млрд баррелей нефти[5].  Первоначальный контракт устанавливал срок действия СРП до 2020 года – за это время консорциум рассчитывал добыть из недр Западной Курны-2 почти 5 млрд баррелей нефти и 56,4 мрлд кубометров природного газа.

При этом российским партнерам в консорциуме принадлежала доля в 75%[6], а иракской стороне – 25%. Нетрудно подсчитать, что российские компании могли рассчитывать на 3,25 млрд баррелей нефти и 36,6 млрд кубометров газа. При средней цене 1997 года в $18,4 за баррель стоимость только нефтяных запасов Западной Курны-2 составляла около $60 млрд. Естественно, российский нефтяной бизнес прилагал все усилия, чтобы закрепиться на иракском сырьевом поле.

Это было непросто, поскольку Ирак находился под действием экономических санкций ООН. Поэтому сразу после подписания соглашений ЛУКОЙЛ заявил, что будет проводить обустройство месторождения и работы по созданию инфраструктуры, не противоречащие санкциям. Однако уже в 1999 году иракские власти обвинили российских участников консорциума в слишком низкой активности и предупредили, что могут разорвать контракт. В 2001 году эти обвинения прозвучали вновь, а в декабре 2002 года ЛУКОЙЛ получил официальное уведомление о расторжении соглашения по Западной Курне.

Это было смутное предвоенное время. В последние три месяца правления Саддама Хусейна иракские власти обвинили ЛУКОЙЛ в связях с американцами – якобы эмиссары российской компании пытались получить в США гарантии, что соглашение по Западной Курне-2 останется в силе и после того, как войска коалиции положат конец существованию режима Хусейна. Так это или нет, сказать затруднительно, поскольку, если подобные переговоры и проводились, то они были закулисными и не освещались в официальных документах компании. Тем не менее, Багдад в одностороннем порядке разорвал соглашение с ЛУКОЙЛом, сославшись на то, что российская компания не выполнила условия контракта, по которому в течение первых трех лет она должна была вложить в месторождение как минимум $ 200 млн.

ЛУКОЙЛ, в свою очередь, заявил о незаконности этого решения, апеллируя к пункту соглашения о возможности признания его недействительным только по решению Международного арбитражного суда в Женеве. В поддержку ЛУКОЙЛа выступил российский МИД, но вскоре в Ираке начались военные действия и всем стало не до юридических споров.

В силу неопределенного статуса соглашений по Западной Курне-2 позиции российского нефтяного бизнеса в Ираке были не слишком прочными еще до войны. Скорее, контракт ЛУКОЙЛА был разменной монетой в большой политической игре, которую вели между собой Багдад, Вашингтон и Москва.

Послевоенная судьба этого контракта дает дополнительные аргументы в пользу такого предположения. Новое руководство Ирака заявило, что соглашение не имеет силы, поскольку оно было аннулировано еще правительством Хусейна, и тут же, несколько противореча само себе, заявило, что все контракты, заключенные прежним лидером, в любом случае будут пересмотрены.

В июне 2003 году Владимир Путин в интервью BBC подчеркнул, что

«по отдельным эпизодам мы вполне можем рассчитывать на поддержку международных судебных инстанций. Но должен добавить, что и мои партнеры – и премьер-министр Великобритании, и президент Соединенных Штатов – не отрицают, что российские компании имеют право на участие в развитии Ирака. Более того, на последней встрече с президентом Бушем последний прямо и ясно сказал, что у нас нет никаких целей выдавливать российские компании из Ирака, более того, мы готовы создать условия для совместной работы. И у меня нет оснований не верить ему»[7].

Будущее показало, что он несколько переоценивал искренность своих западных партнеров.

Пока шла подготовка нового закона о нефти, с которым новые лидеры страны связывали распределение месторождений, ЛУКОЙЛ не сидел сложа руки. В марте 2004 года в Багдаде был подписан меморандум о взаимодействии и сотрудничестве между российской компанией и министерством нефти Ирака, в рамках которого на предприятиях ЛУКОЙЛа ежегодно осуществлялась подготовка нефтяников Ирака[8]. Кроме того, по заказу ЛУКОЙЛа была проведена юридическая экспертиза контракта, которая подтвердила его законность и юридическую силу.

Самым серьезным шагом, предпринятым ЛУКОЙЛом для восстановления своих позиций в Ираке, стало соглашение с американской компанией ConocoPhillips. В 2004 году Сonoco стала акционером ЛУКОЙЛа, купив 7,6% его акций. Затем она на протяжении нескольких лет увеличивала свою долю, приобретая бумаги на свободном рынке. В итоге американская компания стала стратегическим партнером ЛУКОЙЛа, обязавшись ограничить свой пакет 20%. В соответствии с заключенным между партнерами соглашением, американцы собирались приобрести долю в 17,5% в консорциуме «Западная Курна-2» после подтверждения контракта иракской стороной.[9]

Альянс с ConocoPhillips позволил вице-президенту ЛУКОЙЛа Леониду Федуну заявить, что российская компания готова работать в Ираке «при любых политических условиях» и рассчитывает «на поддержку со стороны госдепартамента США»[10].

Казалось, все предпринятые ЛУКОЙЛом меры должны были принести плоды. И поначалу так оно и было: в августе 2007 года, во время своего визита в Москву, министр нефти Ирака Хусейн Аль-Шахристани сделал ряд заявлений, которые позволяли надеяться на то, что ЛУКОЙЛ получит доступ к иракской нефти. В частности, он сообщил, что компания может рассчитывать на «преимущества» перед другими компаниями в проекте «Западная Курна-2», так как она достаточно долго уже работала на территории Ирака и имеет обширные данные в области запасов и особенностей добычи нефти в Ираке.

Тогда же, в августе, в СМИ просочилась крайне скупая информация относительно переговоров Аль-Шахристани с российским руководством (в частности, главой Минпромэнерго Виктором Христенко), давшая повод для спекуляций относительно увязывания вопроса о получении ЛУКОЙЛом права на разработку «Западной Курны-2» с проблемой списания долгов Ирака России в рамках Парижского клуба кредиторов ($13 млрд). Судя по всему, Багдад не принял ультиматум Москвы, и Россия была вынуждена согласиться списать 90% общей суммы долга, не торгуясь по нефтяным контрактам[11].

Но в ноябре того же года на страницах The New York Times появилась статья под красноречивым заголовком «Ирак при поддержке США аннулирует нефтяной контракт с Россией».  В статье, со ссылкой на того же Хусейна Аль-Шахристани, утверждалось, что правительство Ирака приняло окончательное решение о разрыве контракта с ЛУКОЙЛом на разработку Западной Курны-2. Это решение, принятое при непосредственном участии и поддержке американских юридических советников министерства нефти Ирака, вычеркивало Россию из списка потенциальных разработчиков нефтяных месторождений страны и «освобождало место для потенциальных международных инвесторов в будущем».

О том, что это решение было принято под прямым давлением тех нефтяных компаний в США, которые намеревались поставить под свой контроль большую часть сырьевых сокровищ Ирака, косвенно говорит тот факт, что ключевую роль в этой комбинации играл главный юридический советник министерства нефти Ирака Роберт Магуайр, работавший на Министерство обороны США.

На этот раз почти все эксперты были солидарны в том, что Россию окончательно выдавили из Ирака – и сделали это те самые англосаксонские союзники, которые, невзирая на все заверения Буша и Блэра, отплатили Москве за ее «предательство». Правда, некоторые аналитики связывали жесткую позицию американцев в отношении нефтяных месторождений Ирака с их растущим беспокойством в отношении экспансии российских энергетических компаний, таких, как «Газпром». Так, заместитель помощника госсекретаря США по европейским и евразийским делам Мэтью Брайза (ныне посол США в Азербайджане) заявлял летом 2008 года:

«Кремль намерен сделать «Газпром» гегемоном мировой энергетики... «Газпром» намеревается установить свое господство во всех уголках планеты». По мнению влиятельной гонконгской газеты Asia Times, «Вашингтон не остался в долгу и нанес ответный удар, не дав российским компаниям возможности подписать ни единого из тридцати выгодных контрактов, предлагаемых Багдадом».

Как и обещал Хусейн Аль-Шахристани, летом 2008 года прошел первый раунд тендеров на заключение контрактов по разработке иракской нефти.

В первый список из 35 компаний вошли ЛУКОЙЛ (совместно с ConocoPhillips), претендовавший на этот раз на месторождение Западная Курна-1, и «Газпром», совместно с индийской корпорацией ONGC и турецкой TPC претендовавший на разработку месторождения «Зубейр». Ни одна из компаний не получила контракта[12]; единственный контракт – на разработку месторождения Румейла – получил альянс British Petroleum и китайской CNPC.

Фактически, в 2007-2008 годах ЛУКОЙЛ и другие российские энергетические компании были вышвырнуты с иракского сырьевого рынка, и не столько по экономическим, сколько, как можно предположить, по политическим причинам.

Ситуация, однако, коренным образом изменилась в 2009 году.

Правда, во время второго тендера (осенью 2009) «Западная Курна-1» досталась консорциуму ExxonMobile и Shell, но ЛУКОЙЛ, наконец, получил вожделенную «Западную Курну-2». Сенсацией стал тот факт, что ЛУКОЙЛ принимал участие в этом тендере совместно с норвежской компанией Statoil, а не с американским партнером ConocoPhillips. Позже стало известно, что Conoco «не заинтересовано» в разработке Курны-2, а двумя годами позже, в феврале 2011 года, Conoco вообще вышла из состава акционеров ЛУКОЙЛа.

Одновременно «Газпром нефть» совместно с турецкой TPAO, корейской Kogas и малазийской Petronas победила в тендере на разработку нефтяного месторождения Бадра с запасами в 2 млрд баррелей.

Более того, в 2011 году наблюдатели заговорили о том, что ЛУКОЙЛ все-таки сможет получить и проект «Западная Курна-1». Шанс на это появился после того, как ExxonMobil подписала ряд контрактов на работу по разведке нефти и газа с иракским Курдистаном, не признаваемым властями Ирака. В ответ Багдад пригрозил введением санкций против американской компании, мотивируя это тем, что соглашение с Курдистаном является нарушением контракта.

«У нас есть много вариантов. Возможно, что Shell или любая другая компания может заменить Exxon в проекте разработки «Западной Курны-1»,

— говорил глава отдела лицензирования Министерства нефти Ирака Абдула-Махди аль-Ам. Позиции ЛУКОЙЛА в данном случае выглядят сильнее, поскольку инфраструктура «Западной Курны-1» и «Западной Курны-2» весьма схожи и логично было бы, если бы у них был единый оператор.

Срок действия нового контракта ЛУКОЙЛа по «Западной Курне-2» составляет 20 лет с возможностью продления на 5 лет. При этом доля российской компании составила 56,25%, а норвежской Statoil — 18,75%. И хотя прогнозируемые прибыли от разработки «Западной Курны-2» пока оцениваются специалистами не слишком высоко (речь идет не о соглашениях о разделе продукции, в которых инвесторы могли бы получить долю в добытом сырье и извлечь выгоду из роста цен на нефть, а о сервисных контрактах, где компаниям достанется только вознаграждение за добытую нефть, облагаемое достаточно большим налогом), можно констатировать, что возвращение российских сырьевых компаний на рынок Ирака состоялось.

Однако это возвращение не было ни простым, ни безболезненным. В период с 2004 по 2008 (включительно) годы попытки российских нефтяных гигантов закрепиться на иракском рынке наталкивались на жесткое сопротивление со стороны полностью контролируемой американцами администрации Багдада.

И только после смены администрации в Вашингтоне, когда рычаги воздействия на ситуацию оказались в руках команды Обамы, не имеющей ни желания, ни резона «мстить» Москве за не оказанную Бушу поддержку в иракской войне, Россия смогла вернуть себе часть утраченных в 2002-2003 годах позиций. 

Потери, понесенные российскими нефтяными компаниями за этот период, трудно подсчитать в долларовом эквиваленте. Однако стоит, пожалуй, обратить внимание на тот факт, что Россия не стала единственной страной, понесшей убытки в результате смены власти в Ираке. В первые послевоенные годы в нефтяной отрасли экономики этой страны царила полная неразбериха, связанная с отсутствием законодательной базы для добычи и продажи нефти и газа. Можно привести такой красноречивый пример: даже пресловутая компания Hulliburton, которая в общественном сознании считалась одним из главных бенефициаров вторжения США в Ирак, приступила к крупномасштабному бурению нефтяных скважин в этой стране лишь в 2009 году.[13]

Таким образом, несмотря на энергичные усилия администрации Дж. Буша не допустить российские компании к иракской нефти, чрезмерных (или, точнее, несоразмерных с потерями других крупных игроков) потерь из-за отказа участвовать в войне против Саддама Хусейна, Россия не понесла. Скорее напротив, твердая антивоенная позиция, проявленная в 2003 году, облегчила взаимопонимание России с демократической администрацией, лидер которой также выступал в 2002-2003 против вторжения в Ирак.