От редакции: Terra America с удовольствием представляет своим читателям еще один материал по теме подъема популистских движений в США. Удовольствие объясняется тем, что Terra America с большим уважением относится к автору этого материала – известному американскому политическому философу и публицисту Ли Харрису, чья последняя книга «Следующая американская гражданская война: популистское восстание против либеральной элиты» (2010 год) стала интеллектуальным бестселлером в США. В этой книге Харрис настаивал, что в своем нынешнем состоянии правящая вашингтонская элита представляет угрозу не только для существования Америки, но и для самой себя, и что популистская «корректировка» политической системы США жизненно необходима. Хотя Ли Харрис по большей части публикуется в консервативных изданиях типа Policy Review Института Гувера, и за ним закрепилось прозвание «прирожденного либертарианца», оно весьма неточно: в его позиции можно найти самые различные политические идеи и концепции, от действительно либертарианских и палеоконсервативных до прогрессистских (в американском историческом смысле этого слова). Мы публикуем размышления Ли Харриса о будущем американских популистистских движений – Партии Чаепития и движения «Оккупируй Уолл-стрит». Смогут ли новые американские популисты изменить ход большой политики своей страны? Отвечает Ли Харрис.
***
– Уважаемый господин Харрис, верите ли вы в возрождение леворадикального дискурса в США в связи с движением «Оккупируй Уолл-стрит»?
– Есть довольно уже расхожее представление о том, что правые и левые – понятия устаревшие. Я разделяю это мнение, и вот почему. Концепция правого и концепция левого родом из идеи Прогресса, идеи, живописующей неминуемое совершенствование человечества посредством все более просвещенных политических шагов. Двигали этот прогресс якобы левые, а тормозил его якобы правые. Наследию Французской революции не давали умереть марксисты и классические либералы.
Но что бы сказал Маркс, увидев наших «оккупантов»? Ведь он считал крупные корпорации прогрессивными по мере вытеснения ими мелких частных предприятий – они и в самом деле были предпосылкой для триумфа максимально рациональной экономики при социализме. Маркс был первый, кто указал на реакционную сущность антикапитализма в определенных условиях, а культурным консерваторам ХIX века буржуазный строй был вообще отвратителен. «Оккупанты» – куда большие реакционеры, чем партия Чаепития.
Возрождение левого радикализма требует возвращения к Марксу, нет?
Людям, называющим себя левыми, необходимо его творческое переосмысление на данном историческом этапе, а не слепое копирование или популярное игнорирование самого факта того, что такой бородатый германский философ существовал. Но ничего подобного не происходит. Никакого нового марксизма не возникло.
То, что сегодня гуляет по Америке как «политический дискурс», как справа, так и слева, не более чем позорный набор лозунгов и штампов, по которым узнают «своих».
К этой интеллектуальной катастрофе привел полный отказ от диалектического мышления. Сегодня преобладает двоякий взгляд на вещи, возможно, удобный для компьютера, для которого существуют только два ответа на каждый вопрос – правильный и не правильный – как две функции выключателя.
Простейший пример: нам говорят, что демократия – это хорошо. Допустим. Значит, мы должны безмерно поощрять ее даже в тех странах, в которых общество еще не прошло этапы, диалектически необходимые для ее достижения, и пусть наши попытки оборачиваются хаосом и экономической катастрофой? Прозорливый Гегель предостерегал: добро быстро становится злом, если заходит слишком далеко. И побочным продуктом при достижении чего-то хорошего неизбежно оказывается что-то очень плохое. Обо всем этом почему-то забыли. Представьте себе, я неожиданно обнаружил, что простого упоминания имени Гегеля с уважением достаточно, чтобы тебя заклеймили фашистом.
– Существует два массовых движения, ассоциирующие себя с подобными идеологическими конструкциями. Но если между ними нет реальных идеологических противоречий, возможно ли, по Вашему мнению, некое соглашение между этими «условно правыми» и «условно левыми» протестующими? Если да, то какого рода? Или вы скорей полагаете, что оба лагеря обречены на столкновение? Что в этом случае станет причиной конфронтации, какие социальные или культурные противоречия?
– По-моему, оба этих лагеря верно понимают, сколь опасна чрезмерная концентрация власти над жизнью и благосостоянием простых людей – и давайте пока воздержимся от штампов при описании этих движений.
Однако к несчастью ни одно из этих движений не видит всю картину полностью. Реальную проблему для Америки представляет новоиспеченная элита, преимущественно из 90-х – воспитанники престижных университетов, легко и свободно снующие туда и сюда между Белым домом и крупными корпорациями. (Прекрасный пример такого проныры – Ларри Саммерс). Этих элитариев можно сравнить с многоликими богами индийского пантеона.
И проблема протестующих в том, что все они видят только один из ликов поразительно разноликого врага. Для партии «Чаепития» враг – это наглая рожа «Большой Власти». Для движения «оккупантов» – бесстыжая физиономия «Больших Корпораций».
Разве мы не видим, как нынешний фаворит партии Чаепития, Герман Кейн, до хрипоты защищает финансовых воротил, что только лишний раз подчеркивает вероятность конфликта, а не коалиции.
Чем объяснить подобную слепоту обеих сторон? Наиболее очевидным культурно-социальным различием можно считать агрессивную ностальгию Чаепития по прошлому, которого никогда не было. Светлое прошлое придумали люди, которые чтут то, что им кажется традиционными американскими ценностями. Они стремятся к консервативному образу жизни и твердым культурно-религиозным ценностям. Они «протестуют», попивая чаек.
Тогда как «оккупанты», в свою очередь, следуют утопии, которой тоже никогда не будет. Традиции в их понимании – это рука мертвеца, сжимающая глотку «живого человека», который мечтает создавать «обновленные и нонконформистские формы жизни и творчества». В конечном итоге друг другу противостоят деревенский скепсис и урбанистическая перспектива – старинная дихотомия красных и синих штатов.
Эти люди просто по-человечески не нравятся друг другу.
Традиционалистов возмущает грубость «оккупантов», потому что она претит их врожденному уважению к закону и порядку, их представлениям о приличии и этической ответственности. У разобщенности американцев очень глубокие причины.
– А может ли в дальнейшем движение захватчиков стать радикальным крылом демократов, как это получилось с Чаепитием в стане республиканцев? Могут ли они перерасти в нечто большее – например, во внутрипартийное большинство, что привело бы к появлению новой партийной линии?
Я бы перефразировал этот вопрос, он не совсем удачен. У обеих американских партий всегда было свое левое и правое крыло. Более того, существует некая историческая преемственность формы, в которую облекает себя радикализм обеих партий. Но, за немногими исключениями, радикальные крылья оставались всего лишь «крылышками», нечасто занимая главенствующее положение.
Выдвижение Барри Голдуотера в 1964 году – один из тех редких примеров, когда имел место перевес одного партийного крыла над умеренными и оппонентами. Катастрофическая неудача этой попытки стала для истеблишмента обеих партий историческим уроком, который до сих пор не забыт.
В плане новизны двух обсуждаемых нами феноменов, лично меня изумляет тот факт, что ни одно из них изначально не являлось каким-либо «крылом» существующих партий. Оба движения – детище популизма, в том смысле, что они представляют спонтанный порыв политически маргинальных аутсайдеров. Любительская периферия с обеих сторон взбунтовалась против профессионального ядра. Восстали люди, что называется, «от сохи». Гнев протестующих порожден небеспочвенными опасениями, что традиционная политическая система Америки больше неспособна контролировать столь могущественные источники силы, как «Большая Власть» (для партии Чаепития) и «Большой Бизнес» (для «оккупантов»).
Партия Чаепития, начав с «рыхлых» выступлений на крайне правом фланге, быстро и энергично вознамерилась подчинить себе республиканский партаппарат. Говоря европейским языком, «Чаепитие» пытается совершить «Le Coup» – переворот, пускай и бескровный. Увенчается ли сия попытка успехом, зависит от того, насколько благополучно эта цель будет реализована: если нет, то республиканский истеблишмент выдвинет «смирного» кандидата, такого как Митт Ромни, если да, то покорится «буйному» а-ля Герман Кейн. Ситуация отличается от казуса Голдуотера 1964 года, когда почти всё решили харизма и личное обаяние кандидата. Голдуотер повел за собой движение, а с приходом партии Чаепития теперь уже кандидаты оспаривают право следовать за ним – а эта разница весьма значительна.
Оккупанты Уолл-стрит используют несколько иную тактику, схожую с концепцией всеобщей забастовки, какой она виделась Жоржу Сорелю, и которая смогла парализовать ряд европейских стран в период между двумя Мировыми войнами. Каким образом наш политический истеблишмент намерен с этим бороться, крайне увлекательный вопрос, который еще предстоит решать.
Проблему, поставленную перед истеблишментом, обозначить легко: у нас с давних пор принято не пресекать и даже приветствовать так называмые «мирные протесты» – это американская традиция. Но что происходит при ситуации, когда протестное движение умышленно эксплуатирует наши традиционные симпатии к «мирным протестующим», чтобы вызвать хаос сродни всеобщей забастовке, а это, в свою очередь, приведет к социально-экономическому параличу всей страны?
Мы еще не дошли до этой точки. Но если движение «оккупантов» будет и впредь идти в этом направлении, то истеблишмент неминуемо станет перед немыслимой ранее альтернативой – либо развязать протестующим руки, что означало бы дальнейший развал экономики, либо положить конец протестам, применив грубую силу.
Первый вариант озлобит граждан. Второй вариант неминуемо будет истолкован умеренными и либералами как посягательство на традиционные свободы. Хуже того, если подавление протестов приведет к насилию, последуют еще более яростные выступления, и тогда на сторону бунтарей переметнутся те, кто пока держится в стороне. Стало быть, действительно важный вопрос – степень приверженности «оккупантов» своим лозунгам. Если в их ядре окопались фанатики, не поддающиеся мягким методам воздействия, тогда ситуация может оказаться весьма взрывоопасной для элиты.
Возвращаясь, собственно, к вопросу: если Чаепитие добьется своего, то от старой Республиканской партии останется одно название. То же самое будет, если захватчики «захватят» демократов. Сейчас мы наблюдаем отчаянные попытки истеблишмента задобрить эти движения, украдкой лелея надежду, каким-то образом вовлечь этих «неотесанных смутьянов» в устаревшие кадровые рамки. Но ведь именно эти самые рамки они и атакуют! Короче говоря, обе наши партии напоминают двух удавов, пытающихся проглотить тигра, который, в свою очередь, намерен сожрать их самих.
– Есть ли у протестных движений лидеры-реформаторы, способные изменить американскую политику?
– Что более всего поражает в обоих движениях, так это полное отсутствие каких-либо харизматичных или хотя бы компетентных лидеров. Этим они разительно отличаются от своих предшественников на поприще борьбы с истеблишментом. Уильям Дженнингс Брайан сам руководил своими людьми. Он был безупречным лидером. То же самое можно сказать про Голдуотера.
Но сегодня, куда ни глянь – везде хвост виляет собакой. Коллектив командует своим кандидатом. Было бы трудно переоценить значение данного факта. Рано или поздно именно эта аномалия приведет американскую политику в довольно бурные воды, если не в Бермудский треугольник, помяните мои слова.
– Обама так и не сумел (или не посмел) разрушить «рейгановский консенсус» американской элиты. Возможен ли, по-вашему, в современной Америке новый консенсус – типа Нового курса при Рузвельте?
– Давайте вспомним: консенсус по поводу Нового курса отсутствовал как при Рузвельте, так и при его преемнике Трумэне. Он появился только при Эйзенхауэре, когда этот прагматичный президент-республиканец счел целесообразным сохранить основные принципы нового Курса. Приди к власти в 1952 косный Роберт Тафт, то вполне вероятно, что консенсус Нового курса сгинул бы окончательно.
С «консенсусом Рейгана» еще интереснее: его вообще не было, пока его появление задним числом не одобрил демократ Клинтон, при котором-то и возник пресловутый феномен ничем не ограниченных финансовых спекуляций.
Кстати, а вам не приходило в голову, что Обама попытался не разрушить «рейгановский консенсус», а объединить оба консенсуса воедино? Ничего невозможного в этом замысле не было: сам Рейган считал Рузвельта выдающимся государственным деятелем и всегда им восхищался. Проблема в том, что консенсус больше не вызывает былого энтузиазма ни у элиты, ни у масс. Это радикальное отступление от великой американской политической традиции – мы наблюдаем конфронтацию ради конфронтации.
Игра называется «Они против Нас», и она не сулит ничего хорошего ни США, ни остальному миру. Возможно, где-то за кулисой ожидает своего выхода вожак, способный все это изменить, но на данный момент, наши кандидаты никого никуда не ведут, они напротив всячески стараются заслужить одобрение тех, кто меньше всего представляет, как устроен мир. Это, на мой взгляд, и ново, и опасно. Люди могут быть по-настоящему руководимы только тем, кого они считают мудрей себя – но если кандидаты не доказывают свое умственное превосходство, предпочитая угождать причудам и капризам масс, они обречены на презрение тех, кем они собирались управлять.
И, если ничего не изменится, в мире и в Штатах начнется полный бардак.
Беседовали Никита Куркин и Юлия Нетесова