От редакции. Наш собеседник, Дэвид П. Гольдман, влиятельный международный консультант, президент консалтинговой компании Macrostrategy, ведущий колонки Шпенглер на Asian Times – крупнейшем информационно-аналитическом интернет-ресурсе Юго-Восточной Азии. Помимо экспертизы в экономических вопросах известен как религиовед – был редактором в The First Things и членом «Международного совета христиан и иудеев».
Столь разностороннему человеку, эксперту в столь многих областях нам было бы интересно задать целый ряд вопросов и о ситуации в экономике Соединенных Штатов, и о возможном направлении внешней политики этой страны. Сдержанный, но жесткий реализм сочетается в воззрениях г-на Гольдмана с весьма правым, хотя отнюдь не идеологизированным подходом в области экономики, пока не получившим одобрения большинства избирателей США. Но кто знает, не будет ли данный прагматический синтез основой мировоззрения будущего кандидата от республиканской оппозиции, который бросит вызов демократам в 2016 году?
I. Экономическая политика – доверие к бизнесу и инвестиции в исследования
– Уважаемый господин Гольдман, внимательному наблюдателю становится очевидным, что Америка, а за ней и весь мир претерпевают новую качественную трансформацию, как экономическую, так и социальную, весьма отличную от тех процессов, что шли в конце прошлого века и в начале нынешнего. Как Вы думаете, какие существенные изменения произойдут с сегодняшним капитализмом в грядущие годы, и что это нам сулит?
– Если говорить об Америке, то мы сегодня наблюдаем здесь очевидный кризис кейнсианского метода решения экономических проблем. Кейнсианская теория имеет дело с кратковременными периодами в закрытой экономике. Но сегодняшние проблемы имеют длительный характер, и они все имеют глобальную развертку. Многие из кейнсианцев, например Пол Кругман, хотят стимулировать экономику еще сильнее, и это приведет к еще большему дефициту бюджета. Эффективность данных мер сомнительна, боюсь, что кейнсианские рекомендации могут привести только к кризису государственных финансов в европейских масштабах.
Проблема Америки – не в спросе. Потребительские расходы значительно превышают свой предыдущий пик, а вот капиталовложения не увеличиваются. Острой проблемой является нежелание инвесторов рисковать. До сих пор Америка была способна финансировать дефицит, значительно превышающий триллион долларов по очень низким процентным ставкам, но этому есть очевидный предел. До августа 2012 года иностранные покупатели в течение двенадцати месяцев приобрели казначейских ценных бумаг США на 600 миллиардов долларов, что покрыло половину дефицита. Но более пристальный взгляд на данные показатели вызывает беспокойство. В течение данного периода Китай стал нетто-продавцом казначейских ценных бумаг на 165 миллиардов, а Япония приобрела их на сумму значительно превышающую 200 миллиардов.
Очевидно, Китай не считает американские казначейские бумаги выгодным капиталовложением, а Япония не может поглощать их и дальше в таком же темпе. Если бюджетный дефицит будет оставаться в нынешних пределах, то мир просто устанет финансировать Америку, и нам придется платить несравненно большие суммы. При размере долга в 16 триллионов каждый процент обслуживания долга будет стоить нам 160 миллиардов в год.
Итак, проблема – в отсутствии капиталовложений. Существует ряд возможных причин низкого инвестирования и высокой безработицы, практически не связанных с совокупным спросом. Эти причины следующие:
1) Мы, возможно, находимся в фазе, характеризующейся отсутствием новых технологий, при которой для предпринимателей доступно меньше инноваций, и из-за этого производительность труда растет медленнее. Профессор Роберт Гордон из Северо-Западного университета привел данный аргумент в своей недавней работе, привлекшей большое внимание прессы.
2) Сдвиг мировой экономики в сторону развивающихся рынков благоприятствует в большей мере массовому распространению существующих технологий, чем изобретению принципиально новых;
3) Глобализация задает сегодня гораздо более высокую планку предпринимательскому успеху, нежели в прошлом: речь идет о многоплановости навыков управления, глобальных операций, более значительных требованиях к капиталу и обеспечении терпения инвесторов. Это тезис новой книги Генри Крессела и Томаса Ленто «Глобальная экономика и предпринимательство», на которую я написал рецензию в Wall Street Journal 27 сентября этого года. Крессел и Ленто замечают, что в последнее десятилетие все прибыли от капиталов, вложенных с риском, достались лишь четверти всех инвесторов. Получается, что три четверти всех венчурных фондов капиталовложений потеряли свои деньги.
4) Следует учесть и недружелюбное отношение администрации Обамы к бизнесу, выражающееся как в высоких налогах на бизнес, так и в чрезмерном количестве непредсказуемых законов. Подобное положение дел отбивает охоту инвесторов.
– Какой должна быть политика, соответствующая перечисленным Вами вызовам?
– Существует два варианта: первый – это упразднить препятствия для капиталовложений, в частности, для новых компаний, и второй – повысить государственные расходы на исследовательские разработки.
Америка должна принять вызов глобальной конкуренции так же серьезно, как мы восприняли успех России со спутником в 1957 году. Если бы Америка потратила триллион долларов не на Ирак и Афганистан, а на исследовательские разработки в воздушно-космической отрасли, США находились бы сейчас в гораздо лучшей экономической форме. В избирательной кампании Митта Ромни была сформулирована в целом правильная идея: сократить подоходные налоги для населения и корпораций и вернуть регулирование финансовой сферы на прежний уровень. Такие меры принесут некоторое улучшение.
Я не думаю, что мы можем повторить опыт Рейгана из восьмидесятых. Тогда у Америки была монополия на свободные рынки и передовые технологии.
Европа как концепция будет становиться все менее притягательной. Экономическое будущее Германии – не на юге, а на востоке. Раскол между преуспевающими странами Северной Европы и терпящими крах странами Южной Европы будет становиться все более явным. А граница между провалом и успехом в развивающихся странах станет еще более жесткой. Будут еще страны, которые ожидает крах, и Египет здесь в зоне огромного риска.
Это делает положение ведущих международных организаций довольно трудным. Международный Валютный Фонд и Мировой Банк, как и Европейская Комиссия, становятся менее значимыми организациями в ситуации, когда экономическое будущее раздваивается на победителей и проигравших. Согласно моим ожиданиям, за счет ослабления ныне действующих международных учреждений возрастет влияние региональных организаций.
– Сегодня достаточно часто слышны заявления, что мы – свидетели конца государства всеобщего благосостояния. Считаете ли вы это правдой и если да, то какая социально-экономическая модель придет ему на смену?
– К несчастью, мы – свидетели невероятной экспансии государства всеобщего благосостояния. За период работы администрации Обамы число американцев, получающих различные виды государственных пособий по бедности, начиная с продуктовых талонов и заканчивая страхованием по нетрудоспособности, возросло с 20% до 32%. Это небывалое, пугающее число. Если эта тенденция продолжится, ее результат будет напоминать то, что мы сейчас наблюдаем в Южной Европе. В настоящий момент американское государство всеобщего благосостояния скорее расширяется, чем наоборот. Европейское государство благосостояния уменьшается вследствие финансового кризиса, но это для нас такая же альтернатива в той степени, в какой воронка от бомбы может считаться альтернативой еще не взорванному зданию. Это серьезная опасность.
II. Внешняя политика – сдержанная жесткость
– Давайте перейдем от вопросов экономических к политическим. Глядя на внешнюю политику Америки, согласились бы Вы с тем, что сегодня США продвигает свои ценности не во всем мире, но довольно-таки выборочно, лишь в некоторых частях планеты? Если да, чем Вы можете это объяснить? Если нет, то почему?
– Мы никогда не содействовали распространению американских идеалов и ценностей в мире. Мы всегда заключали сообразные нашим целям союзы с правительствами, которые мы считаем враждебными, например, с арабскими монархиями, потому что наши интересы совпадают с ними. И мы продолжим так поступать. Другое дело, что за время работы двух последних президентских администраций мы взяли на себя беспрецедентные обязательства по обеспечению идеализма в нашей внешней политике.
В администрации Буша верили, что подобный идеализм будет способствовать «экспорту демократии» на Ближний Восток, а в администрации Обамы пришедшие к власти в результате «арабской весны» исламистские режимы считают «волной будущего». В обоих случаях мы хлебнули горя.
Благодаря администрации Буша «нацие-строительство» стало ругательным выражением, а американская общественность стала бояться позволить своему правительству военное вмешательство где-либо в мире.
Администрация Обамы настолько глубоко увязла в так называемой «арабской весне», что уже навлекла на себя серьезные неприятности. Например, кажется очевидным, что в Белом Доме знали о том, что американские дипломаты в Бенгази были в большой опасности и располагали временем и средствами, чтобы вмешаться и помочь, но отказались сделать это из-за своей гиперчувствительности к арабским настроениям. То же самое можно сказать о том, как Америка отнеслась к правительству Мурси в Каире, не сумевшему защитить американское посольство в первые два дня бунтов. В обоих случаях за необоснованный идеализм нам пришлось заплатить высокую политическую цену.
– Можно ли сказать, что все ведущие парадигмы внешней политики США – реализм, неоконсерватизм, либеральный интервенционизм – уже выполнили свою задачу и более не являются уместными? Вы видите альтернативные концепции, которые могут лечь в основу будущей внешней политики Соединенных Штатов?
– Более точно было бы сказать, что изменился мир. В дебатах о внешней политике доминируют, с одной стороны, неоконсерваторы, считающие, что Америка может перекроить мир на свой лад и те, кого можно назвать внешнеполитическими мультилатералистами, которые считают, что будет соревноваться множество различных систем и ни одна из них не станет доминантной. Эти точки зрения резюмированы в двух недавно вышедших книгах – «Мир созданный Америкой» Роберта Кагана и «Мир, который не принадлежит никому» Чарльза Капчана.
И тот и другой взгляд не соответствует суровой реальности: между успешными государствами и теми, что терпят неудачи в глобализированной мировой экономике, существует растущий раскол, а также увеличивается число проблем, для которых у нас нет решения. Египет, по моему мнению, – хороший пример последнего. Иран – неконтролируемое государство с неразрешимыми демографическими и экономическими проблемами, его лидеры считают, что им нечего терять.
В моей книге 2011 года «Как умирают цивилизации», я привожу доводы по поводу того, что Америка должна адаптироваться к радикально иному миру. Мы обращаемся лицом к поколению нестабильности в большей части мусульманского мира, и чтобы мы ни делали, мы не можем это изменить. Лучшее что мы можем – это ограничить вред интересам Соединенных Штатов и наших союзников. Администрация Обамы, кажется, считает, что правительство Братьев-мусульман в Египте отражает ту самую «волну будущего». Это страшная ошибка.
Насколько безрассудно оказывать услуги суннитским радикалам, свидетельствует несчастье в Бенгази. Опасность состоит в том, что суннитский радикализм, поддерживаемый Египтом, может набрать силу в Сирии и Иордании, а затем, со временем, в странах Персидского залива. Я считаю, что Америка должна действовать жестко в отношении Ирана, при необходимости осуществляя воздушные атаки на его объекты разработки ядерного оружия, и укреплять Иорданию и Саудовскую Аравию. Если Иран будет нейтрализован, будет легче решить проблему с Сирией.
Администрация Буша сделала серьезную ошибку, полностью списав Россию как фактор в международных делах. Поддержка Америкой «оранжевой революции» на Украине и режима Саакашвили в Грузии вылилась в неблагоприятные для нее же самой последствия. Америка проявляет сильный интерес к Польше и слабый интерес к Украине. Нам следовало ясно дать понять России, что стратегическая заинтересованность Америки в Польше безусловна, но при этом не вмешиваться в политику Украины. Я не считаю, что Америка и Россия могут быть друзьями, но для нас было бы разумно поддерживать гармоничные взаимоотношения, основанные на четком разграничении интересов.
Исключив Россию как фактор, Вашингтон поощрил ее действовать как «вредитель», например, то и дело повторяя свои обещания снабдить Иран системой зенитных управляемых ракет. Америка должна признать, что Россия остается фактором в международных делах и обеспечить четкие стимулы и сдерживающие средства, чтобы заставить Россию действовать ответственно.
Намного более тесным союзником Америки должна была бы стать Индия. Мы совершили жестокую ошибку, воспрепятствовав ей взять на себя главную роль в Афганистане в начале прошлого десятилетия. Пакистан – ненадежный союзник, и лучший способ убедить его вести себя ответственно (например, воздержаться от вооружения талибов) – ясно дать понять, что за этим последует строгое наказание.
Китай не станет другом Америки, но он должен быть ее дружественным соперником. Я считаю, что ключевой политикой Америки в отношении Китая должна быть политика экономическая. Если мы по-прежнему будем доминировать в технологиях, таких, где от нас зависит инновационный потенциал Китая и не позволяющих ему питать надежд на военное равенство, разрешатся все остальные разногласия. Если Китай воспринимает Америку как страну, остающуюся позади, это станет проверкой нашей силы воли в целом ряде вопросов.
Беседовала Юлия Нетесова