От редакции. Terra America подготовила серию материалов, затрагивающую содержание книги научного сотрудника Института Гувера Петера Швейцера «Победа: тайная стратегия администрации Рейгана, ускорившая крах Советского Союза». В этой работе он объяснял развал СССР не внутренними причинами, а, в первую очередь, сознательным обвалом Америкой цен на нефть. Вначале мы заинтересовались гипотезой Швейцера просто как любопытной концепцией, объясняющей развал Советского Союза. Но впоследствии мы задались вопросом, не проливает ли скандальный бестселлер 1994 года некий свет на политические механизмы регулирования нефтяных цен. Этот сюжет развивает в своей новой статье «Кто управляет Большой Нефтью» редактор отдела интеллектуальных расследований портала Terra America Кирилл Бенедиктов. Наши корреспонденты решили обсудить современную политику нефтяных и газовых цен и задали вопрос об этом самому Петеру Швейцеру, который любезно согласился на них ответить.
***
– Уважаемый господин Швейцер, в своей знаменитой книге «Победа» 1994 года Вы утверждаете, что одним из факторов, способствовавших падению СССР, были координированные усилия США и Саудовской Аравии по снижению цен на нефть. Имеется ли у политических лидеров сегодня возможность совместными усилиями определять цены на нефть?
– Мне кажется, сегодня было бы гораздо труднее американцам добиться пересмотра нефтяных цен по поводу, поскольку поставщиков нефти в настоящее время больше. В 1980-х годах Саудовская Аравия могла резко увеличить или сократить добычу, но сегодня эта страна уже не играет этой роли в ОПЕК. Уже не существует тех исторических обстоятельств, которые привели к перелому цен в 1980-х, сегодня было бы гораздо труднее, чем в 1986-м, быстро обрушить цены.
– Но все же есть страны, которые способны повлиять на цену нефти, можете их назвать? Принадлежит ли Россия к этому клубу?
– Да, многие на Западе считают, что Россия может влиять на цены, к таким странам относится и Саудовская Аравия. В целом признается, что если государство доминирует над энергетическим сектором промышленности, то велик соблазн использовать энергоресурсы в качестве политического инструмента. В странах, где энергетические компании пользуются большей независимостью, это сделать гораздо труднее, так как компании имеют обязательства перед акционерами.
– Можно ли сказать, что за последние двенадцать лет правления Путина Россия стала коллективным членом международной сырьевой олигархии?
– Да, это весьма правильное заявление. По крайней мере, я не сомневаюсь в том, что Путин и другие российские руководители видят в энергетическом секторе не только быстрый способ привлечения богатства, но и стратегически важную индустрию, которая предоставляет рычаги влияния. Для этого не обязательно надо закрывать доступ к ресурсам или манипулировать ценами, зачастую даже видимость того, что игрок может это сделать, дает ему преимущественную позицию на переговорах. В этом смысле даже Китай движется в том же направлении, хотя мы и привыкли считать его страной-производителем, а не энергетической державой, однако сейчас он все более активно приобретает энергоресурсы по всему миру. В Китае, как и в Саудовской Аравии, энергоресурсы находятся в руках крупных энергетических компаний, целиком или отчасти принадлежащих государству. Я думаю, что эта модель накопления богатства и власти достаточно привлекательна, ведь России в целом сопутствовал успех за счет сектора энергоресурсов.
– «Северный поток» и «Южный поток» с одной стороны, и Nabucco с другой, свидетельствуют о борьбе за господство в сфере энергоресурсов между Россией и другими странами. Каков баланс сил на сегодняшний день? Считаете ли вы, что Nabucco может стать реальной альтернативой российским трубопроводам?
– Это хороший вопрос. Я считаю, что эти трубопроводы могут составить конкуренцию российским потокам энергоресурсов. Другое дело, найдется ли у политических акторов региона достаточно воли, чтобы это осуществить. Россия имеет явное преимущество перед Европой не только в сфере углеводородов, но также и в плане других ископаемых. Но Россия стоит перед рядом проблем, например, демографического характера, которые ослабляют ее позицию. В то время, как Россия укрепляется на позициях основного игрока на рынке энергоресурсов, определенные трудности с ее экономикой делают ее уязвимой.
И, тем не менее, я считаю, что Европа в разгар долгового кризиса и под угрозой экономического спада будет всячески стараться обеспечить бесперебойный поток энергоресурсов и снижение цен на них. Экономические трудности Европы дают России дополнительные рычаги влияния.
- Накануне войны с Грузией Россия пыталась определить эту новую форму своего влияния, которая основана на высоких ценах на нефть, позиционируя себя в качестве гаранта энергетической безопасности Европы, вы наверное помните те жесты доброй воли со стороны России. Однако война с Грузией и падение цен на нефть положили конец мечтам России стать энергетической державой нового типа. Считаете ли вы, что падение цен, которое совпало с получившей осуждение на Западе войной с Грузией, явилось всего лишь совпадением?
- Это тоже интересный вопрос. Я не думал об этом, но скорее всего вы правы.Для меня с этим фактом связаны две вещи.
Во-первых, Россия получает огромную выгоду от высоких цен на энергоносители, а во-вторых, Россия в некотором смысле разделяет общие интересы с производителями энергоресурсов на Ближнем Востоке, которым также выгодны высокие цены на углеводороды. Мне трудно рассуждать о том, как на это повлияла война в Грузии, поскольку я не следил за этими событиями пристально, но у меня нет сомнений в том, что в качестве производителя энергоресурсов Россия находится в двойственном положении.
Во-вторых, российские власти контролируют каналы доставки энергоресурсов и в этом смысле являются более надежными поставщиками для Европы, чем производители на Ближнем Востоке.
Итак, вопрос стоит следующим образом. Если Россия хочет стать надежной альтернативой Ближнему Востоку и получать финансовую выгоду от этого, ей придется преодолеть нежелание Европы или кого-либо еще полагаться целиком на российское сырье. Для этого России надо будет развивать свободный рынок в отношении своих крупных производителей энергоресурсов, предоставив неограниченный доступ к своим ресурсам для мировых игроков на этом поле.
- Вы, наверное, знаете, что по техническим причинам, связанным с географическим положением поставки сжиженного природного газа из России осложнены, а это означает, что Россия не сможет резко увеличить свою долю экспорта этого продукта на мировом рынке. А, следовательно, если сжиженный природный газ получит большее распространение в мире, влияние России снизится. Как вы считаете, существует ли на Западе понимание того факта, что это обстоятельство может ослабить позиции России на мировом рынке?
- Я думаю, что таковое понимание существует. Мне кажется, что интерес к газу в целом и в частности к сжиженному газу зависит от двух вещей: во-первых, речь идет о его воспринимаемых и реальных экологических преимуществах по отношению к таким продуктам, как нефть, а во-вторых, важную роль играет внутреннее производство некоторых новых ресурсов в США, и эти технологии могут быть применены также в Европе. Существует также вопрос о том, что на Западе мы противопоставляем сжиженный природный газ нефти, которую импортируем с Ближнего Востока или России — это вопрос об энергетической безопасности, а это стратегический компонент.
Соотношение между повышением благосостояния и соображениями защиты окружающей среды зависит от понимания этого вопроса каждым отдельным политическим лидером, но мне кажется, что на Западе, будь то в Германии, Вашингтоне или Лондоне никто не станет отрицать наличия таких расчетов.
– В свое время Россия активно продвигала идею создания газового аналога ОПЕК, ее поддержали Катар, Иран и Норвегия. Однако до сих пор ничего не было предпринято в этом направлении. Как вы думаете, почему?
– Хороший вопрос. Рынок природного газа отличается от нефтяного рынка тем, что он гораздо более рассредоточен по крайней мере в отношении возможностей основных его производителей.
Я считаю, что новейшие технологические разработки не только в сфере природного газа, но также и производстве нефти, резко поменяют энергетический ландшафт. Если, например, верны сведения о залежах шельфовой нефти в США и Канаде, то импорт энергоресурсов с Ближнего Востока или из России будет занимать все меньшую долю отечественного производства американских государств. Учитывая экономический климат в США и тяжелое экономическое положение этой страны, многие находят разработку шельфа заманчивым решением, у которого имеется три основных преимущества: во-первых, этот проект повысит благосостояние США и создаст новые высокооплачиваемые рабочие места; во-вторых, разработка ресурсов внутри страны приносит выгоду местным производителям, а не зарубежным поставщикам; в-третьих, это гарантирует стратегическое преимущество, если вспомнить, что основная часть американского военного присутствия в мире после окончания Холодной войны была направлена на обеспечение бесперебойного доступа к энергоресурсам на Ближнем Востоке.
Поэтому, я считаю, что создание газовой ОПЕК нереально ввиду роста разнообразия производства энергоносителей в мире. Мне кажется, что технологические сдвиги в этой сфере принесут такие изменения на рынок энергоресурсов, что существование и самого нефтяной ОПЕК в конце концов потеряет смысл.
– Касательно военного вторжения в Ливию некоторые эксперты считают, что оно было предпринято с целью перераспределения рынка энергоресурсов, в частности рынка сжиженного природного газа. Что вы об этом скажете?
– Мое мнение таково — оно не основано ни на какой инсайдерской информации, но думаю, оно не ошибочно – несомненно в принятии решения по Ливии у некоторых европейских деятелей имелся коммерческий расчет. Поддержку вторжения со стороны Италии и Франции безусловно следует рассматривать в свете их коммерческого интереса.
Я думаю, что администрация Президента Обамы скорее придерживалась так называемой «доктрины Обамы» в том, что касается вопросов независимости и соблюдения норм демократии в таких странах, как Ливия. Но определенные коммерческие интересы там также учитывались, хотя они и не являлись, по моему мнению, основными факторами во время принятия решения американской администрацией.
– Связано ли это с тем, что рынок газа является своего рода региональным рынком для Европы?
– Именно. Я не знаю точных цифр, но Италия зависит от энергоресурсов Ливии очевидно в большей мере, чем США, Канада или даже Великобритания. Доступ к природному газу является региональным фактором, а доступ к ресурсам нефти в каждом отдельном случае становится фактором мирового значения.
– По данным Управления по энергетической информации за первые месяцы 2011 года США экспортировали больше нефти, чем импортировали (экспорт – 753 миллионов баррелей, импорт – 689 миллионов баррелей). Что это означает? Являемся ли мы свидетелями того, что долговременная тенденция США импортировать нефть меняется на обратную, и США превращается из импортера в экспортера нефти?
– Этому факту может быть два объяснения.
Во-первых, это связано с тем, что сорт нефти добываемой в США отличается от нефти, которую США импортирует. Нефть, которая добывается в США, не всегда достаточно высокого качества для использования внутри страны. Это сложный вопрос, связанный с различными категориями нефти.
Во-вторых, резкое повышение производства в США имеет место благодаря развитию новых технологий – шельфовое бурение нефтяных скважин, метод гидроразрыва пласта. Многие экологические группы считают, что эти методы добычи наносят вред природе и пытаются ограничить их использование, однако коммерческая выгода от них столь велика, что этим группам трудно будет воспрепятствовать их применению. Я считаю, что технологическая революция меняет обстоятельства таким образом, что США будет производить все больше нефти и газа внутри страны, что повлияет на мировые рынки.
– Каковы будут последствия этого для мировых рынков и в частности для России?
– Я считаю, что Россия стоит перед той же проблемой, что и всегда — России необходимо разнообразить свои источники дохода. Нельзя целиком полагаться на сырье, а этот сектор российской экономики безусловно самый важный. Вполне вероятно, например, что и в Европе имеются шельфовые залежи энергоресурсов, а, следовательно, рынок может претерпеть серьезные изменения. Так называемое «нефтяное государство» не может более рассчитывать на то, что этот ресурс можно будет использовать в стратегических целях, как источник сверх-доходов или способ оказания политического давления. Ситуация в корне меняется, что, в частности, означает, что США будут постепенно уходить из разных концов мира, в том числе и с Ближнего Востока и из Центральной Азии. Для США все меньше смысла поддерживать свое стратегическое присутствие в этих регионах ради обеспечения доступа к энергоресурсам.
Это в свою очередь создает новые стратегические возможности для России и Китая и других игроков, но это уже другой разговор.
Беседовала Юлия Нетесова