Т
елевизионные сериалы в России - презираемое примитивное зрелище для домохозяек, сопли в сахаре (или в крови - в случае телеканала НТВ). Сериалы в США - один из столпов национальной культуры, культурная форма, равная по значимости европейскому роману XIX века. Причин столь чудовищной разницы несколько.
Во-первых, у нас куда меньше бюджеты. Снять что-то подобное Band of Brothers (военный сериал за первые две серии которого было потрачено больше пиротехники, чем за все «Спасение рядового Райна») в принципе невозможно. Традиционно же бюджетные жанры вроде семейных драм снимают за копейки, без нормального света, нормального звука, нормального оператора, нормального режиссера, нормального сценария и, чаще всего, без нормальных актеров.
Во-вторых, в СССР сериалов именно как индустрии и феномена культуры не было, были «многосерийные фильмы». И когда СССР обрушился, новый формат мы начали завозить из Латинской Америки, приучив зрителей к питанию отбросами. К тому же мы начали экспорт сериальной продукции до драматической революции этого жанра в США, когда сериал был осознан как большой, сложный, поднимающий самые больные вопросы роман. И потому мы, один раз получив типографские гранки, так и продолжили штамповать книжки-малышки для детей, идиотов и экзальтированных женщин с неудачной личной жизнью, в то время как поезд производства западной телепродукции уехал далеко вперед.
Кроме того, наша национальная культура пребывает в жесточайшем кризисе вторичности, разложения и общей бессмысленности существования (когда нация не знает, ради чего она существует, что отражается даже на дизайне упаковок жевачек).
Этот кризис особенно ярко отражен в документальном фильме «Экспортируя Рэймонда», рассказывающем о создателе и исполнительном продюсере «Все любят Рэймонда» – Филиппе Розентале, пытавшемся перенести свою ситуационную комедию на российскую почву.
«Все любят Рэймонда» – классический ситком, берущий в качестве драматической сюжетной завязки отношения в типичной западной семье эпохи феминизма «третьей волны». Здесь представлены властная и умная жена, командующая придурковатым и женственным мужем; избалованные, издевающиеся над родителями дети; старшее поколение, душащее взрослых уже людей своей заботой (в ситкоме родители Рэймонда живут буквально в соседнем доме). Поскольку бороться с этими проблемами можно только записавшись в ультраправую милицию, закупив оружие и начав планировать теракты против федерального правительства США, то Розенталь, как человек субтильный и нерешительный, предложил зрителям хотя бы над всеми этими проблемами просто посмеяться.
Зрители шутку оценили – «Рэймонд» получил шикарные рейтинги, кучу наград и шел по ТВ целых девять лет, став пародией-памятником феминизированным белым мужчинам американского среднего класса. На отечественном телевидении рейтинги «Рэймонда» оценили и пригласили Розенталя участвовать в создании российской версии в качестве консультанта.
Розенталь согласился. Маленькие культурные различия начались с порога – так как у нас феминизма не то, что третьей, а и первой волны не было, то петюкаемый своей женой муж для русской культуры не типичен, такой типаж для русского означает или алкоголика, или импотента.
Уровень женской эмансипации (и возникающий из нее разговор с позиции превосходства) в России прекрасно виден на модельных семьях нашей страны - Президента и премьера. Жены у них – тихие молчаливые существа с грустными глазами. «Запетюкает его, как же».
Вторая проблема оказалась еще шире – весь американский театр и кино выросли из системы Станиславского, из русского реализма и Розенталь, создавая «Рэймонда», пытался передать в нем реальную динамику американских семейных отношений. Зарисовка с натуры, пусть и с закадровым смехом.
В России же съемочная группа просто не поняла, что от нее хотят, начав создавать имитацию, копию, подделку под семью, совершенно не отражающую русской семейной динамики.
Самая пронзительная сцена в фильме – Розенталь выходит на сцену МХТ Чехова, куда пришел перекупать актера у Табакова, и с почти религиозным чувством оглядывает зрительный зал. «Русский натурализм! Чехов! Станиславский! Это все началось здесь! Понимаете, прямо здесь!» Кажется, он готов разрыдаться, снобизм ушел, циничные шутки замолкли, он наконец понял, в какую страну, к кому он попал. Затем Розенталь проходит в кабинет Табакова, Табаков показывает ему портрет Станиславского, портрет Гагарина, затем со значительной улыбкой включает чучело поющей рыбы (чисто американская штука-шутка, популярная в глухой глубинке, эквивалент нашего ковра на стене), и, под пение рыбы, продолжает рассказ, как он двадцать лет подряд играл Асмодея. Розенталь с виноватой улыбкой выключает рыбу. «Все понятно».
Отчаявшись вычленить семейно-культурную динамику, Розенталь переходит к попыткам заставить русских играть хотя бы самые примитивные телесные гэги и неделю переснимает открывающую сцену пилотного выпуска, в которой спящий Рэймонд внезапно получает удар в пах и падает с кровати, комично подпрыгивая в попытках унять боль.
На родине Чехова и Станиславского не смогли изобразить даже эту простейшую реакцию. В конце концов, добившись того, чтобы русская съемочная группа поняла, что у нее стоит задача сделать смешно и правдиво, а не расписаться в ведомости, Розенталь, перекрестившись, уехал обратно в США. Только для того чтобы обнаружить: русские задним числом сменили исполнителя главной роли, на котором держится весь сериал. «А ты, пиндос, думал тут этосамое это? Неа! Не на тех напал, в Гаунтанамо своем будешь командовать!».
«Воронины» (новое русское имя «Все любят Рэймонда») все равно получили в России высокие рейтинги, став одним из самых популярных ситкомов.
На фоне поделок местных аборигенов из камней, веточек и говорящих рыб, и абсолютно фантасмагорический проект американского продюсера (русская актерская труппа под видом русской семьи изображает американскую семью, даже мелкие детали вроде прически старенькой мамы, совпадают) пойдет на ура.
Очевидно, что даже прямая коммуникация со столпами американского телевидения затруднена тем, что наши сериалы ни отражают какую-либо реальность, ни создают свой собственный драматический виртуальный мир, но являются коллективной копеечной латиноамериканской галлюцинацией отечественных тв-начальников. В некотором смысле, расплывчатый морок, в котором мы все живем, в линзах телекамер лишь сгущается, превращая все эти нелепые постановки в прямые репортажи из русского коллективного бессознательного.
Тем интереснее сравнивать наши кошмары (не только по исполнению, но и по управляющей идее – «Воронины» в целом отрицают реальность России) со снами и сказками правящей миром державы.
Четкая, жестко отлаженная индустрия – против почти что самодеятельности. Вертикальная схема программирования (по серии в неделю), обеспечивающая качество продукта и время на его съемку – против китайской потогонки по четыре серии в неделю (и в русском, и в американском «Рэймонде» примерно одно и то же количество серий, с той лишь разницей, что американцы набрали их за 9 лет, а русские – за три года).
Беспощадная морально-нравственная система, в которой живут герои сериала и которую он транслирует (видите вон того, который пьет, курит, блядствует и не платит налоги? Умрет к концу первого сезона. От рака. В муках. Крупным планом) против отсутствия морали и нравственности как таковой (феноменальный успех «Глухарева», сериала про то, как сотрудник милиции берет взятки, а от рака умирают все остальные). Американская массовая культура просчитана, продумана и служит в целом окультуриванию ее потребителей. Русская массовая культура бездумна, бесчестна и в целом делается людьми, которые массовую культуру не любят. И сериалы, как вершины массовой культуры, обнажают этот факт, доводят его до карикатуры, до гротеска.
Посмотрите «Все любят Рэймонда». Посмотрите «Ворониных».
В следующий раз я надеюсь поведать о еще более драматической разнице между «Sex and the City» и «Бальзаковским возрастом».