Мы предлагаем нашим читателям ознакомиться со статьей главы частной разведывательной корпорации STRATFOR Джорджа Фридмана о том, как «правовой абсолютизм» мешает практике политических договоренностей в мире. В 1996 году он основывает свое главное детище – частное разведывательное агентство «Стрэтфор», во главе которого он и становится.. Читайте текст, посвященный подробному разбору карьеры Джорджа Фридмана в рубрике «Люди» на нашем сайте.
Военные действия в Ливии длятся несколько месяцев без каких-либо признаков завершения. Группировка Муамара Каддафи оказалась сильней и более сплоченной, чем предполагали, а его противники – более слабыми и разобщенными.
В этом нет ничего необычного. Масштабы ненависти к диктатору часто преувеличивают, полагая, что его режим рухнет при первой попытке коллективного сопротивления. Иногда бывает и так; но чаще власть диктатора имеет надежную опору в лице идеологически близкой ему фракции, этнической прослойки или просто тех, чье благополучие зависит от существующего режима. В результате наивные упования на скорую смену власти уступают место реалиям затяжного вооруженного конфликта.
Данная тенденция весьма характерна для так называемых «гуманитарных войн», предпринимаемых для смещения репрессивных режимов и замены их более демократичными. Одолеть тирана порой нелегко. Каддафи не продержался бы у власти сорок два года без существенной поддержки своих граждан.
К тому же никто не ожидал, что Каддафи, столкнувшись с мощным сопротивлением внутри Ливии при поддержке союзников, сумеет сохранить контроль над существенной частью территории и войсками. Хотя при внимательном анализе ситуации этого также следовало ожидать.
Многим казалось, что поддержка Каддафи ослабнет под напором превосходящих сил, армию поглотит анархия и паника, вызванная массовым переходом высшего командования на сторону повстанцев или их бегством за границу. Как только это случится, рассуждали оптимисты, Каддафи будет вынужден пойти на переговоры, результатом которых станет его неминуемый уход с политической сцены. Этого не случилось, и Каддафи явно не собирается складывать оружие. Пока воздушные силы НАТО успешно блокируют наступление на востоке, но свирепость ударов с воздуха лишь подтверждает боеспособность диктатора.
Международный трибунал
Одной из причин породивших данный феномен является существование Международного Уголовного Суда (МУС), действующего в Нидерландах с 2002-го года. Под юрисдикцию этого опекаемого ООН органа подпадают лица, совершавшие военные преступления, массовые убийства и другие преступления против человечности. Его юрисдикция простирается исключительно на те страны, чьи законные власти не могут быть привлечены к ответственности у себя на родине. МУС может вершить правосудие, если дело передано его прокурору уполномоченным Совбеза ООН, впрочем, с необходимостью прокурор может дать делу ход и самостоятельно.
Существующая структура международного права, в лице МУС с его кодексом, приводит к непредусмотренным последствиям. Вместо того, чтобы служить инструментом устранения военных преступников от власти, они напротив, всячески удерживают их от капитуляции и добровольного ухода. В случае с Каддафи, формальные обвинения были предъявлены ему еще в конце июня. Однако наличие в уставе МУС пункта, гласящего, что его вмешательство правомочно только если местные власти (подписавшие данный устав) не могут или не хотят проводить самостоятельное расследование, создает особенно интересный прецедент как для Каддафи, так и для тех, кто ввязался в этот конфликт.
***
Рассмотрим дело Милошевича. Милошевич, подобно Каддафи, был привлечен к суду в период интервенции НАТО в Югославию. Ему предъявили обвинения в мае 1999 года, на втором месяце бомбардировок. Международный трибунал по бывшей Югославии можно считать прообразом суда в Гааге. Однако Милошевич продержался у власти вплоть до 2001-го, когда его свергли те самые диссиденты, которых в период авианалетов НАТО изображали изменниками. В Сербии у него по прежнему оставались сторонники, и пока он отказывался добровольно покинуть свой пост, лояльные ему люди в руководстве отказывались его преследовать, исходя из соображений стабильности.
Одной из причин, по какой Милошевич не хотел отдавать власть, была его боязнь перед неминуемой поездкой в Гаагу. Именно так и вышло. Буквально через несколько месяцев после сербской революции, новое формально прозападное правительство выдало ордер на его арест, и Милошевич (под сильным давлением НАТО) был, наконец отправлен в Гаагу.
Это произошло в июне 2001-го года. Дело Милошевича показывает, чем рискует обвиненный лидер в случае перехода власти к оппозиции.
Дело вождя боснийских сербов Радована Караджича также не дает политикам типа Каддафи поводов для оптимизма в расчете на снисхождение Запада. Сербские власти арестовали Караджича в 2008-м, до этого он двенадцать лет провел в бегах. На скамье подсудимых он упоминал о неких гарантиях, полученных им от США (Вашингтон опроверг эти заявления) в обмен на содействие процессу примирения в Боснии. Ему это никак не помогло. Иными словами любые политические договоренности, заключенные ради примирения в Боснии-Герцеговине, гаагским трибуналом полностью игнорируются.
Каддафи наверняка в курсе судьбы своих балканских коллег. Стало быть у него нет стимула для капитуляции, после которой ему не миновать суда, равно как и нет рычагов воздействия на гаагский трибунал. В большинстве уголовных дел остается лазейка для внесудебной сделки, но в данном случае это не главное.
Вне зависимости от того, что натворил глава государства, он (или она) обладает реальной властью, и передача этой власти также процесс сугубо политический. Начиная с 2002-го года гаагский трибунал всячески препятствует передаче власти политическим путем, не оставляя диктаторам шансов на амнистию.
Трудно представить себе кого-то, кто бы мог рассчитывать на почетную амнистию в стенах этого судилища. Тем не менее, МУС – детище ООН, чьим наиболее авторитетным органом является Совет Безопасности. Несмотря на отсутствие явных прецедентов, бытует негласное мнение, что такую амнистию можно получить единодушным голосованием членов Совбеза. Иными словами политическое будущее Ливии переходит в руки Совбеза, где та или иная страна будет решать его сообразно своим специфическим целям. Таким образом, внутренний политический процесс попирается гаагским судом, чье решение политически попирает Совбез ООН. Налицо эскалация гражданской войны в глобальную политическую проблему.
И дело тут не только в нежелании лидера капитулировать и договориться. Оно подрывает саму процедуру низложения личностей типа Каддафи. Люди из его ближайшего окружения последних лет, несомненно, замешаны в серьезных военных преступлениях и массовых нарушениях прав человека. Трудно представить себе в окружении Каддафи людей с чистыми руками, либо тех, кто не замарал бы руки ради карьеры. Каждый из них – кандидат на скамью подсудимых в Гааге, но именно этот фактор – общность судьбы с главарем – и укрепляет их преданность полковнику. Каддафи нечего терять, продолжая сопротивление. Им тоже. Таким образом, в основе его яростного сопротивления и выживания – позиция Гааги.
Это касается не только международного суда. Вспомним Августо Пиночета, который после свержения Сальвадора Альенде правил Чили железной рукой. Его диктатуру поддерживала внушительная часть чилийского общества, и он ушел в отставку в результате деликатной политической перестановки. Испанская магистратура, второстепенное для этой страны учреждение, взяла на себя привлечение Пиночета к суду за его чилийские деяния и потребовала у англичан экстрадиции генерала во время его визита. Как вы помните, выдача престарелого диктатора состоялась. Сегодня во власти МУС не только заведение уголовных дел такого рода, без ее ведома страны уже не могут самостоятельно осуществлять переход от диктатуры к демократии. Более того, они уже передали это право не только МУС, но и любому суду, желающему взяться за дело.
Не менее красноречив пример и Южной Африки, где имело место противостояние двух общин. Режим апартеида совершал преступления под эгидой международного права. С помощью переговоров удалось осуществить передачу власти мирным путем. Немаловажным условием успеха стало создание внесудебной комиссии по расследованию щекотливых событий при минимализации дальнейших репрессий в отношении их участников. Если бы такой переход происходил сейчас, когда у Гааги и у различных «магистратов» развязаны руки, скорей всего, правительство белого меньшинства вело бы себя менее сговорчиво. Попирает ли южноафриканский вариант юрисдикцию Гааги и других подобных форумов? Капитулировало бы белое руководство, не имея четких гарантий безнаказанности?
Судебный абсолютизм
А теперь рассмотрим нечто гипотетическое. Допустим, что Адольфу Гитлеру летом 1944-го предложили сдаться союзным войскам с гарантией неприкосновенности. Амнистия для Гитлера – звучит чудовищно, не правда ли? И, тем не менее, это шаг сократил бы на целый год войну и холокост. На лето сорок четвертого приходится пик депортации венгерских евреев, и лично для меня это немаловажно, поскольку за эту осень и эту зиму вымерла практически вся моя родня. Неужели судьба моей семьи и миллионов других с обеих сторон не стоит сохранения жизни Гитлеру?
В Нюренберге был создан прецедент наказания. Но его чрезмерная ригоричность подрывает действенность политических решений. Имея дело с тиранами, приходится гарантировать их безопасность в обмен на отречение. Отречение влечет конец войны, и сохраняет жизни людям, которые в противном случае неминуемо погибли бы.
Теоретически страх перед очередным Нюренбергом должен обуздывать тиранов. Таких людей, как Каддафи, Милошевич, Караджич или Гитлер смертью не удивишь, они видели ее еще до прихода к власти. А такой шаг, как захват власти требует двух вещей: безразличия к общественному мнению, особенно за границей, и готовности рисковать при подавлении тех, кто рискнул выступить против них. Лидеры такого рода принадлежат к странной, парадоксальной категории людей, готовых рисковать чем угодно ради власти, а потом чем угодно оберегать свою власть и жизнь. Их трудно запугать, и еще трудней склонить к отказу от власти без гарантий.
Поэтому войны против них идут долго, гибнет много людей, но они поразительно равнодушны к причиняемым ими страданиям. Угрожая им судом, мы попросту закрываем пути для прекращения войны политическим путем. При этом народы лишаются права самостоятельно вырабатывать решения своих внутренних проблем. У диктатора и его приспешников нет причин для переговоров, нет оснований для капитуляции. Их вынуждают вести войну, которую можно было прекратить раньше, сохранив ее жертвам жизни.
В работе гаагского трибунала ощутим некий, я бы сказал, судебный абсолютизм. Он происходит от представления, будто закон требует абсолютного уважения, и некоторые из ряда вон выходящие преступления не могут быть прощены. Данная концепция облачена в неотвратимый судебный процесс, который, по замыслу, в принципе нельзя ограничить или нейтрализовать.
Проблема не в преступниках, которых там уже судят. Проблема с теми, кто следующий в списке. Какой новый диктатор согласится на переговоры, видя, как выторговывает себе освобождение его старший «коллега», и как при этом ведут себя судьи? С какой стати Каддафи стремиться к переговорам, когда пред ним маячит пример Милошевича, красноречиво намекая на то, какая участь ждет его в родной Ливии, если победят повстанцы? Судебный абсолютизм – это диктатура морали как двигателя закона. Человеческая мораль увязывает устранение тирана и установление народовластия прежде всего с минимальными жертвами.
Ливийская проблема в том, что никто не знает как, отступив от судебного (юридического) абсолютизма, перейти к более тонкому и гуманному пониманию данной проблемы.
Следует отметить, что в мире, кишащем тиранами, претензии абсолютистов на приверженность гуманитарным ценностям является отнюдь не безобидным заблуждением.
Источник: http://www.stratfor.com/weekly/20110711-libya-and-problem-hague