Terra America

От редакции. Мы плохо знаем, кто и как на самом деле управляет Америкой. А все наши предположения и гипотезы, как правило, бьют мимо цели. Мы часто выдаем за достоверное знание то, что знанием не является: рассказы о зловещих корпорациях, комиссиях, ложах – все это почерпнуто нами из вторичных источников и не прошло элементарной проверки фактов. С другой стороны, наивно предполагать, что сведения о том, как все реально устроено там за океаном и в мире вообще, можно почерпнуть из ежедневных газет. Несколько лет назад мы с коллегами придумали особый жанр «интеллектуальное расследование», в ходе которого журналист сознательно отказывался от амплуа всезнающего эксперта и становился на позицию обычного заинтересованного читателя. Он задавал сам себе острые вопросы и пытался ответить на эти вопросы, основываясь на всей имеющейся у него информации, достоверность которой он был готов оценивать вместе со своей читательской аудиторией.

Главное в «интеллектуальном расследовании» – правильно поставленный вопрос. Помнится, в «Русском журнале» автор настоящего текста, писатель и журналист Кирилл Бенедиктов, задался целью выяснить, а кто в России определяет и формирует дипломатическую и экономическую стратегию в отношении Китая, какие экспертные центры отвечают за выработку такой стратегии. В итоге, оказалось, что таких центров очень немного и действуют они весьма разрозненно.

Нам тогда казалось, что открытый нами (или точнее почерпнутый из лучших образцов американской журналистики) жанр поможет лучше понять нашу собственную страну. Мы не претендовали на сенсационные криминальные разоблачения, мы хотели только разобраться, кто отвечает за выработку тех или иных идей в нашем государстве и в нашем обществе. Ведь идеи кто-то должен производить.

Очевидно, что одними из главных игроков на рынке идей в США являются семейные кланы: Рокфеллеры, Буши, Клинтоны, Кеннеди. В последнее время появилось много информации о клане нефтяных миллиардеров Д. и Ч. Кохов, осуществляющих финансирование Чайной партии. Игроками «второго уровня» могут считаться группы интеллектуалов, объединенные в те или иные «мозговые центры». Из представляемого вниманию читателей нового текста Кирилла Бенедиктова, посвященного трагического истории клана Кеннеди, следует, что кланы различаются между собой не только по фамилиям. За каждым кланом – своя идеология, своя политика, свой взгляд на будущее Америки и всего мира.

Попытаемся посмотреть вместе с Кириллом Бенедиктовым на судьбу клана Кеннеди как на историю «прогрессистской» идеи в США, которая если не достигла своего конца, то явно переживает не лучшие времена сегодня. Думаю, что и другие семейные кланы в США ждут своего аналогичного «интеллектуального расследования».

***

Вечером 14 сентября 2011 года телеканал АВС показал специальную двухчасовую программу «Жаклин Кеннеди: собственными словами». Программу посмотрело 8,4 миллиона зрителей – результат не фантастический, но неплохой для явно не развлекательной передачи. Особенно если учесть, что по конкурирующему каналу NBC в это время шло суперпопулярное шоу «Америка ищет таланты».

Передачу эту ждали. Задолго до 14 сентября СМИ принялись строить предположения, какие сенсации скрывает почти девятичасовая запись разговоров вдовы 35-го президента США Жаклин Кеннеди с другом семьи и советником JFK (John Fitzgerald Kennedy) Артуром Шлезингером. В эфир, разумеется, пошли лишь наиболее интересные эпизоды. Запись эта была сделана спустя несколько месяцев после роковых выстрелов в Далласе, и до недавнего времени ее содержание оставалось тайной для всех. Шлезингер умер в 2007 году, сама Жаклин ушла из жизни еще раньше – в 1994, завещав опубликовать записанное на пленку интервью не раньше, чем через пятьдесят лет. Такое завещание, разумеется, давало обильную пищу для различных конспирологических построений – например, весьма популярной была версия, согласно которой Жаклин Кеннеди в беседе со Шлезингером прямо обвиняла в убийстве своего мужа вице-президента Линдона Джонсона.

Все оказалось несколько прозаичнее. По признанию самой Жаклин, она чувствовала, что должна сесть и рассказать историю своего мужа – ведь сам  JFK уже не смог бы написать книгу, как это часто делают бывшие президенты. И никаких «страшных тайн» в этом интервью она не раскрыла, разве что дала некоторым политикам-современникам нелицеприятные характеристики: Индиру Ганди обозвала «неприятной» и даже «отвратительной»^[1], а Мартина Лютера Кинга – «ужасным человеком» (JFK рассказывал ей об оргиях, которые устраивал у себя в отеле легендарный правозащитник). Что же касается Линдона Джонсона, то Жаклин всего-навсего отметила его «огромное эго» и вспомнила, что ее муж не считал этого техасца достойным президентского кресла. («О Господи, ты вообще можешь вообразить, что случилось бы со страной, если бы Линдон был президентом?» – будто бы говорил ей Кеннеди незадолго перед своей гибелью).

Пожалуй, главной сенсацией, связанной с интервью Жаклин Кеннеди можно считать тот факт, что оно вообще стало достоянием общественности. Ведь до 2044 года – срока, определенного вдовой JFK для публикации этих записей – остается еще больше трех десятилетий. Это, кстати, тоже своего рода загадка – зачем было устанавливать полувековой мораторий на обнародование интервью, не содержащего ровным счетом никаких зловещих тайн? Возможно, вся история с аудиозаписями – не более, чем грамотный PR-ход. И сделала его Кэролайн Кеннеди, вторая дочь Джона и Жаклин (первая, Арабелла, умерла в младенчестве). Единственный оставшийся в живых ребенок JFK и нынешнее «лицо» клана Кеннеди.

Передача на канале ABC была лишь одним из этапов продуманной кампании, которую развернула Кэролайн. Помимо эксклюзивного интервью в рамках программы «Жаклин Кеннеди: собственными словами» была еще и публикация книги «Жаклин Кеннеди: исторические беседы о жизни с Джоном Кеннеди» в издательстве «Гиперион» (сразу попавшая в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс»), и встречи с читателями...  Все эти мероприятия были приурочены к 50-летию президентства JFK, который, как известно, принял присягу в январе 1961 года.  Вряд ли случайно, однако, «секретные материалы» семьи Кеннеди были обнародованы не зимой или весной, а осенью, когда начала набирать обороты кампания подготовки к президентским выборам 2012 года.

В задачи данного текста не входит ответ на вопрос, собирается ли Кэролайн когда-нибудь всерьез бороться за президентское кресло. В принципе, это не исключено, поскольку запрос в американском обществе на женщину-президента остается, а одна из наиболее вероятных претенденток на эту роль от Республиканской партии, Сара Пейлин, «после долгих молитв и размышлений» решила не участвовать в гонке. В любом случае, хорошо спланированная информационная атака дочери JFK на умы американских интеллектуалов (а книга и передача адресованы в первую очередь тем, кто интересуется не только бейсболом) знаменует собой возвращение в большую политику одного из самых знаменитых семейств Америки. И коль скоро это так, то небезынтересно было бы проанализировать причины, по которым наследники великого JFK оказались на долгие годы отодвинуты на второй план американской политической сцены.

Мнение господина С.

В начале сентября этого года в беседе с крупным европейским экономистом и политологом – назовем его «господином С.» – я затронул тему «записей Жаклин» (передача на канале АВС должна была выйти в эфир через несколько дней). Меня живо интересовало то, что в литературе и СМИ называют «наследием Кеннеди» – я собирал материал для романа о Карибском кризисе и гибели JFK. Господин С. высказал несколько нетривиальных мыслей, которые, в конечном счете, и побудили меня написать эту статью.

Во-первых, полагал господин С., «наследие Кеннеди» к настоящему моменту почти «растрачено». Смерть последнего из братьев, Эдварда («Теда») Кеннеди, драматическим образом ослабило клан, который остался без лидера. Кэролайн, возможно, действительно хочет взять на себя эту роль, но она пока к ней не готова.

Тут я позволил себе перебить собеседника и спросил, считает ли он оправданным использование такой терминологии в отношении современной политической системы в США. Ответ был утвердительный – по мнению господина С., политика в США носит ярко выраженный клановый характер, причем если ядром клана по-прежнему является та или иная семья, то основная «пехота» каждого клана формируется из наемных сотрудников, будь то интеллектуалы, политические функционеры или даже технические работники. Таким образом, правомерно говорить не только о «клане Кеннеди», но и о «клане Клинтонов», «клане Бушей» и так далее.

Основная причина, по которой американские лидеры опираются на собственные кланы – кадровая политика. Каждый из главных политических кланов США располагает значительным кадровым резервом, позволяющим формировать в случае прихода к власти исключительно преданный аппарат и удерживать позиции на разных уровнях государственной машины. Наиболее ярко это проявилось во время президентства Джона Фицджеральда Кеннеди, когда сам он был президентом, а его братья Роберт и Эдвард – соответственно, генеральным прокурором и сенатором. Но и другие кланы стараются закрепить за собой как можно больше ключевых государственных постов, пусть даже их занимают не кровные родственники.

Клан Кеннеди, по мнению господина С., в течение последних лет жестко конкурировал с кланом Клинтонов, в том числе во влиянии на нынешнего президента США Барака Обаму. Однако болезнь, а впоследствии и смерть Теда Кеннеди предопределили проигрыш наследников JFK в этой борьбе. Тем не менее ключевые пункты предвыборной программы Обамы (и некоторые аспекты проводимой им политики) в значительной мере были инспирированы идеологией именно клана Кеннеди (например, реформа здравоохранения).

Идеология клана Клинтонов в крайне упрощенной форме определялась господином С. так: во внутренней политике – защита интересов Уолл-стрита, то есть олигархического капитала, во внешней политике – гегемонизм США на мировой арене (курс на который проявился во время второго президентского срока Билла Клинтона). Клан Кеннеди проигрывал Клинтонам ещё и потому, что у него не было внятной внешнеполитической стратегии. Но во внутренней политике Кеннеди традиционно были приверженцами левых (по-американски –  леволиберальных) взглядов, что делало их привлекательными для малообеспеченных слоев населения, но заставляло настороженно относиться к ним консервативно настроенные группы среднего класса и, естественно, «высший класс».

То, что сообщил мне в разговоре господин С., побудило меня по-новому посмотреть на историю клана Кеннеди, претендовавшего когда-то на то, чтобы стать первой и единственной «королевской семьей» Америки.

«Прошлое – это пролог», сказал некогда Шекспир. «Новые рубежи» JFK спустя полвека вдохновили Обаму на заслуживающую уважения попытку создать «лучший мир» и вернуть США былой авторитет. Таким образом, убитый в 1963 году в Далласе Джон Фицджеральд Кеннеди передает эстафету не только первому чернокожему президенту Америки, прошлое проникает в настоящее и формирует будущее, воистину – «прошлое – это пролог».

Вглядимся же в это прошлое.

Охота на лидеров

«Кто-то там наверху сильно нас не любит»

Фраза, приписываемая Роберту Кеннеди.

Цепочка событий, первым звеном которой стали выстрелы в Далласе 22 ноября 1963 года, напоминает канву остросюжетного политического триллера.

Через несколько лет после убийства Джона Фицджеральда Кеннеди его младший брат Роберт принял решение бороться за пост президента страны. Считается, что первоначально он не собирался баллотироваться в президенты; его вполне удовлетворял статус сенатора от штата Нью-Йорк. Однако к концу 1966 году Роберт вошел  в жесткую конфронтацию с президентом Линдоном Джонсоном по вопросу о войне во Вьетнаме.  В авангарде противников вьетнамской войны находился Мартин Лютер Кинг (тот самый, которого Жаклин называла «ужасным человеком»), но «ястребы» подозревали, что Кинг и Бобби Кеннеди действуют сообща. Бывший спичрайтер JFK,  а впоследствии Джонсона, Ричард Н. Гудвин, вспоминал, что глава ФБР Эдгар Гувер говорил Джонсону: «Бобби Кеннеди нанял или подкупил Кинга, чтобы устроить нам проблемы с вьетнамской войной».  Все это привело к тому, что 6 февраля 1967 года Линдон Джонсон заявил Роберту: «Я уничтожу вас и каждого из ваших друзей-«голубей» (dove friends). Политически вы будете мертвы через шесть месяцев».

Это был открытый вызов, и Роберт Кеннеди принял его. За короткое время он стал лидером либерального крыла Демократической партии. Он произнес целый ряд ярких антивоенных речей, сблизился с некоторыми профсоюзными деятелями, выступавшими за прекращение боевых действий во Вьетнаме (в частности, с калифорнийским профсоюзным лидером Цезарем Чавесом), в его выступлениях стали все чаще появляться мотивы защиты социально незащищенных, обездоленных американцев. В конце концов, 16 марта 1968 года Роберт Кеннеди выдвинул свою кандидатуру на пост президента США, объяснив это так: «Я включаюсь в президентскую гонку не для того, чтобы противостоять кому-то, но для того, чтобы провозгласить новую политику». Какой именно стала бы эта политика, победи Кеннеди-младший на выборах 1968 года, можно представить хотя бы в общих чертах.

Главной внешнеполитической целью Роберта, конечно, был вывод войск из Вьетнама. Но одной антивоенной темы было недостаточно, чтобы рассчитывать на уверенную победу. Ричард Д. Махони, автор книги «Сыновья и братья: дни Джека и Бобби Кеннеди», пишет: «Если и была единственная причина, заставившая Роберта включиться в борьбу за президентское кресло, то она заключалась в его стремлении остановить войну во Вьетнаме. Политически, однако, это выглядело самоубийственно. Значительное большинство американцев поддерживало политику президента. Антивоенное движение, хотя и представляло собой значительный новый фактор в американской политике, решающим фактором все же еще не являлось».

Бывший агент ФБР, а впоследствии известный журналист Уильям Тернер полагал, что главной мотивацией Бобби Кеннеди было стремление провести независимое расследование и узнать правду об убийстве своего старшего брата. Это косвенно подтверждало бы правоту сторонников конспирологических теорий: если влияния генерального прокурора страны, которым был Роберт в 1963 году, для этого было  недостаточно, то нити заговора действительно вели на самый верх. Возможно, так оно и было, но Роберт Кеннеди не делал публичных заявлений вроде «когда я стану президентом, вся нация узнает правду о выстрелах в Далласе». Напротив, официально он заявил, что не станет возобновлять работу Комиссии Уоррена (ни слова не сказав о том, будет ли он проводить собственное расследование)^[2]. Шаг разумный и осторожный: для предвыборной платформы желания вывести на чистую воду убийц все же мало, и Роберт Кеннеди это, разумеется, понимал. Поэтому главный упор он делал на внутренних проблемах Америки, экономических и прежде всего социальных. Решать он их собирался достаточно радикально.

Все чаще он обращался к вопросам социальной справедливости. Показательно его выступление в Университете Индианы перед студентами-медиками, в ходе которого прозвучали такие слова:  «Бедные несут главное бремя борьбы во Вьетнаме. Вы сидите здесь – благополучные белые студенты-медики, в то время как темнокожее население несет бремя борьбы во Вьетнаме».

Советники не раз предупреждали Роберта, что, продолжая свою избирательную кампанию в том же духе, он будет выглядеть экстремистом в глазах общественного мнения и никогда не сможет выиграть выборы. Однако их предупреждения были тщетны. Радикализм Кеннеди особенно усилился после убийства Мартина Лютера Кинга (4 апреля 1968 года) Роберт окончательно перестал вести себя как осторожный политик, пытающийся завоевать максимальное число голосов. По словам корифея журналистских расследований Джека Ньюфилда, Роберт Кеннеди говорил ему, что, возможно, он не выиграет праймериз, но «кто-то должен поднять свой голос за негров, индейцев, мексиканцев и неимущих белых». 

Опасные с точки зрения политического истеблишмента темы не помешали, однако, Кеннеди, выиграть праймериз в Индиане с 42% голосов. 

Спустя несколько дней после того, как Роберт Кеннеди объявил о своем намерении баллотироваться на пост президента США, Жаклин сказала  Шлезингеру: «Знаете, что я думаю о том, что будет с Бобби? С ним произойдет то же, что и с Джеком».

Жаклин оказалась права. Противники Кеннеди приложили немалые усилия для того, чтобы не позволить брату и ближайшему стороннику JFK занять президентское кресло. Так, Эдгар Гувер «слил» двум влиятельным журналистам – Дрю Пирсону и Джеку Андерсону – секретную информацию о том, что Роберт Кеннеди, будучи генеральным прокурором, санкционировал плотное наблюдение ФБР за Мартином Лютером Кингом, включая установку «жучков» в номерах отелей, где останавливался правозащитник. Однако желаемого результата эта утечка не принесла. Кеннеди становился все более популярен, и явно превращался в фаворита предвыборной гонки. В начале июня 1968 года он с блеском выиграл праймериз в Калифорнии, получив 46,3% голосов (его соперник, Юджин МакКарти, получил 41,8%). Тогда-то и прозвучали выстрелы в отеле «Амбассадор»: араб по имени Сирхан Бишара Сирхан^[3] застрелил Роберта Кеннеди из револьвера «Ивер-Джонсон Кадет» 22-го калибра.

Согласно официальной версии, Сирхан-Сирханом руководило желание отомстить Кеннеди за поддержку, которую тот оказывал Израилю. Выстрелы прозвучали спустя ровно год после начала Шестидневной войны (5 июня 1967 года), к тому же в дневнике убийцы обнаружили записи, иллюстрирующие его растущую ненависть к Кеннеди, пообещавшему, в случае избрания его президентом, поставить Израилю 50 истребителей. В одной из записей прямо говорится: «Мое стремление уничтожить Кеннеди становится все более и более непоколебимым, навязчивой идеей. Кеннеди должен умереть до 5 июня».

Однако существует достаточное количество альтернативных версий убийства, в которых Сирхан-Сирхан рассматривается как подставное лицо, либо же загипнотизированный спецслужбами киллер-зомби. Одним из тех, кто так и не поверил в официальную версию убийства, был Эдвард Кеннеди, третий сын патриарха клана, Джозефа Патрика Кеннеди.

«Все время люди без лиц и без очевидных мотивов, – говорил он об убийствах JFK, Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди, – за этим должно крыться что-то большее». Эдвард считал, что между тремя убийствами существует связь – все трое убитых так или иначе пытались положить конец войне во Вьетнаме^[4].

После гибели Роберта Кеннеди Эдвард остался последним из сыновей Дж. П. Кеннеди (самый старший из братьев, Джозеф Патрик-младший, погиб 11 августа 1944 года во время взрыва бомбардировщика над Ла-Маншем). Его дебют в большой политике состоялся в 1958 году, когда он стал главным помощником и доверенным лицом JFK в его сенатской кампании. В ходе этой кампании Эдвард тесно сошелся с лидерами ряда еврейских (в том числе сионистских) организаций, контакты с которыми расширял и укреплял на протяжении всей своей политической карьеры.

В 1962 году Эдвард (известный также как Тед) на волне популярности брата-президента сам стал сенатором от штата Массачусетс. Его победа на выборах была результатом борьбы внутри демократической партии:  влиятельная группа либеральной интеллигенции из Массачусетса выступила против кандидатуры Теда. Некоторые из этих либералов были сторонниками Эдлая Стивенсона, проигравшего JFK в ходе президентской кампании 1960 года, другие, поддерживая в принципе Джона Кеннеди, сомневались в том, что его тридцатилетний  брат может стать достойным членом Сената. Так, гарвардский профессор-правовед Марк де Вулф Хау разослал четырем тысячам профессоров и юристов штата Массачусетс резко критическое письмо в его адрес, квалифицируя решение добиваться места в сенате как преждевременное и бросающее вызов общественному мнению.

После убийства Роберта Кеннеди, Тед фактически стал главой клана: отец братьев, Джозеф Патрик, умер в ноябре 1969 году, но в последние годы его влияние внутри семьи значительно уменьшилось. Принято считать, что Тед плохо подходил для этой роли – ему явно недоставало крепкого внутреннего стержня, присущего двум старшим братьям. Выстрелы в отеле «Амбассадор» подкосили его: биографы Теда отмечают, что с лета 1968 года он стал много пить, причем порой позволял себе появляться в нетрезвом состоянии на публике. Разумеется, это не могло положительно сказаться на его политической репутации, и все же обаяние Кеннеди и магия, свойственная всем представителям этого клана, были надежной броней, оберегавшей сенатора от нападок недругов. Чтобы выбить последнего из братьев Кеннеди из седла, потребовалась по-настоящему скандальная история.

После того, как на выборах 1968 года победил республиканец Ричард Никсон, выступавший за завершение вьетнамской войны «почетным миром», Тед Кеннеди некоторое время воздерживался от критики новой администрации. В январе 1969 года он был избран помощником лидера демократического большинства в Сенате США (так называемым «кнутом», в чьи обязанности входит осуществлять связь между руководством и рядовыми членами фракций), его авторитет в партии рос медленно, но неуклонно.

Шаткое перемирие, установившееся между кланом Кеннеди и администрацией Никсона, было нарушено после выступления Никсона по телевидению с речью о вьетнамской проблеме. В этой речи, формально посвященной возможности вывода американских войск из Южного Вьетнама, президент выдвинул целый ряд условий, делавших невозможным компромисс с Национальным фронтом освобождения^[5]. Одновременно боевые действия в Южном Вьетнаме значительно интенсифицировались (что шло вразрез с первоначальной установкой Никсона на постепенное сворачивание конфликта). После бойни (в ходе этого сражения было убито 72 американских солдат и офицеров и ранено ещё 372) у высоты Ап-Биа на границе с Лаосом, также известной как «Холм Гамбургер», продолжавшейся десять дней, «голуби» в Конгрессе при поддержке либеральной прессы начали согласованное наступление на администрацию Никсона. В первых рядах атакующих находился Эдвард Кеннеди. Он назвал операцию «бессмысленной и безответственной», поскольку захват «Холма Гамбургер» ни на шаг не приближал войну к завершению, не имел почти никакого смысла ни с военной, ни с политической точки зрения и не стоил того, чтобы бросать в мясорубку три воздушно-десантных батальона. Это выступление было воспринято администрацией как объявление войны.

Очень скоро Эдвард Кеннеди оказался под перекрестным огнем политиков и военных. В стенах Конгресса сенатор Хью Скотт обвинил его в использовании непроверенной информации, полученной от американских офицеров невысокого ранга. Затем американское командование в Сайгоне устами своего представителя попыталось дезавуировать критику со стороны Кеннеди, настаивая на том, что операция у «Холма Гамбургер» имела большую военную целесообразность. Атаку на Кеннеди поддержал  командующий десантно-штурмовой дивизией генерал-майор Мелвин Зейс, захвативший в конечном итоге злополучную высоту. И, наконец, грянула тяжелая артиллерия: пресс-секретарь Белого Дома Рональд Зиглер заявил, что в то время, как американские парни сражаются, проливая свою кровь за свободу, выступления, подобные речи Эдварда Кеннеди, «аморальны и неоправданны».

Администрация Никсона волновалась не зря: демократы увидели в Теде Кеннеди политика, способного реально оказывать значительное влияние на общественное мнение в неблагоприятном для республиканцев ключе. 27 июня Life Magazine опубликовал фотографии 241 солдата и офицера армии США, убитых за одну неделю во Вьетнаме. Хотя лишь пять из них погибли в сражении за «Холм Гамбургер», под влиянием выступлений Эдварда Кеннеди большинство читателей восприняли эту публикацию как свидетельство огромных жертв, понесенных американской армией в битве у Ап-Биа.

В результате этой открытой конфронтации с Никсоном, Эдвард Кеннеди все чаще стал рассматриваться как наиболее вероятный кандидат от Демократической партии на выборах 1972 года. Возможно, он пытался как-то смягчить напряженность в отношениях с администрацией, в частности – не присоединился к Джорджу МакГоверну и некоторым другим представителям левого либерального крыла партии в их критике президента за то, что Никсон под давлением общественного мнения заявил, что США вскоре в одностороннем порядке начнут вывод войск из Вьетнама. В то время как МакГоверн считал, что одних лишь заявлений недостаточно, Тед Кеннеди поддержал президента, назвав его план действий «конструктивным подходом».

Политическая карьера Эдварда Кеннеди оказалась поставлена под удар после так называемого «инцидента в Чаппакуидике». Случайно или нет, но этот инцидент произошел в июле 1969 года, спустя два месяца после того, как молодой сенатор бросил вызов администрации Никсона.

18 июля Тед Кеннеди, поддерживая семейную традицию, принимал участие в Эдгартаунской регате на острове Марта-Вайньярд. Он приехал на остров со своим кузеном Джозефом Гарганом, но без жены Джоан, которая, по его собственным словам, плохо себя чувствовала. Вечером Эдвард принял участие в вечеринке для сотрудников, многие годы работавших на политиков клана, проходившую на соседнем островке Чаппакуидик. Среди прочих участников вечеринки была Мэри Джо Копечне, красивая 29-летняя платиновая блондинка, четыре года проработавшая секретарем Роберта Кеннеди.

В начале двенадцатого ночи Кеннеди и Копечне покинули вечеринку. По официальной версии, озвученной самим Кеннеди, он предложил девушке подвезти ее до отеля, но перепутал дороги и свернул на узкий мост над проливом. На мосту сенатор не справился с управлением, и его «Олдсмобил», преодолев довольно высокое заграждение, рухнул в воду. 

Кеннеди удалось выплыть. Впоследствии, выступая на телевидении, он признался, что не может вспомнить, как выбрался из машины. По словам сенатора, он много раз нырял к машине, чтобы помочь Мэри Копечне, но безуспешно. Окончательно выбившись из сил, он доплыл до берега и, вместо того, чтобы вызвать полицию и врачей, отправился обратно в Лоуренс Коттедж, где проходила вечеринка. Там он попросил своего кузена Джозефа и его  друга Пола Маркхэма помочь спасти Мэри (которая, как подсказывает простая логика, должна была к этому моменту давно захлебнуться), но и эти попытки оказались безрезультатными.

После этого Эдвард Кеннеди вернулся к себе в отель, где и проспал до утра. Утром он связался со своим адвокатом и обсудил с ним линию защиты. Лишь после этого сенатор поставил в известность об инциденте полицию, которая к тому времени уже обнаружила тело Мэри Копечне в принадлежавшей Кеннеди машине.

С точки зрения закона Эдвард Кеннеди отделался достаточно легко: он был признан виновным в том, что оставил место аварии и приговорен к двум месяцам тюремного заключения (условно) и лишению водительских прав сроком на год. Однако его необъяснимое поведение, а также растиражированные СМИ подозрения в том, что во время ночного инцидента он был пьян, и что между ним и Мэри Копечне была любовная связь, нанесли сокрушительный удар по его репутации политика. Инцидент в Чаппакуидике дал в руки противникам Кеннеди мощный козырь: на протяжении многих лет после гибели Мэри Копечне сенатора обвиняли в преднамеренной лжи и, что гораздо хуже, в отсутствии мужества – качества, абсолютно необходимого человеку, претендующему на роль лидера нации.

После выступления Кеннеди по телевидению Ричард Никсон сказал главе аппарата Белого Дома Гарри Халдеману: «Тедди конец». И он оказался прав. Что бы ни произошло в ту летнюю ночь в Массачусетсе, Эдвард Кеннеди переживал случившееся чрезвычайно глубоко. «Эта нанесенная самому себе рана, более, чем другие события, заблокировала ему путь в Белый Дом, подорвала доверие к нему и нанесла ущерб легенде Кеннеди», –  писал Макс Лернер в книге «Тед и Легенда Кеннеди: исследование Характера и Судьбы».

Инцидент в Чаппакуидике подорвал позиции Кеннеди в Сенате. В январе 1971 года он потерял свой пост «кнута» демократического большинства, уступив сенатору Роберту Бёрду. Несмотря на эту неудачу, он продолжал активную законотворческую деятельность в сенате, в том числе на посту председателя подкомиссии по здравоохранению. Он продолжал последовательно критиковать Никсона за его вьетнамскую политику, а также за поддержку режима Яхья Хана в Пакистане. Но гибель Мэри Копечне перечеркнула шансы Теда бросить вызов Никсону на президентских выборах 1972 года. Причем, по мнению некоторых обозревателей, наиболее гибельным для президентских амбиций Эдварда Кеннеди стала даже не сама загадочная авария, а двусмысленная позиция правосудия, которое, с одной стороны, признало его виновным в преступном поведении, а с другой – ничего не сделало, чтобы наказать его. Таким образом, представитель наиболее могущественного семейства в стране становился как бы над законом, что  нанесло огромный ущерб его политической репутации.

На протяжении десятилетия Эдвард Кеннеди – и клан Кеннеди, который он возглавлял – был отодвинут на второй план американской политики. Тед пользовался большим уважением в Конгрессе США, о чем говорят его журналистские прозвища «икона демократов» и «лев Сената». Однако сфера деятельности Кеннеди в этот период была ограничена законотворчеством в области здравоохранения и социальных программ. Журнал Newsweek писал о нем: «Эдвард Кеннеди, возможно, больше, чем любой другой сенатор США за последние полвека, заботился о бедных и обездоленных... Вряд ли он был первым богачом, который стал заботиться о неимущих. В течение веков ответственность шла рядом с благородным происхождением; Франклин Рузвельт, создатель Нового Курса, был богатым аристократом. Но Кеннеди был самым серьезным и упрямым на этом поприще... Он был удивительно работоспособным, самой мощной силой в правительстве, защищающей права женщин и здравоохранение, гражданские права и иммигрантов, инвалидов и образование. Он был эффективен: если вы хотели что-то сделать в Сенате, вы шли к Теду Кеннеди».

Эта упорная работа на Капитолийском холме не осталась незамеченной нацией. В мае 1979 года газета Los-Angeles Times опубликовала результаты опроса общественного мнения. В соответствии с этим опросом Эдвард Кеннеди, как потенциальный претендент на президентский пост от демократов, опережал президента Картера на 18 пунктов (48% –  за Кеннеди, 30% – за Картера, 28% – за калифорнийского губернатора Брауна). Это означало заметное улучшение позиций сенатора от Массачусетса по сравнению с предыдущим аналогичным опросом, проводившимся накануне рождественских праздников 1978 года, когда соотношение было лишь 42:40 в пользу Кеннеди.

Разрушение Камелота 

Впервые термин «Камелот» по отношению к Джону Кеннеди и его администрации использовал журналист Теодор Уайт, автор известной книги «The Making of the President» об избирательной кампании JFK 1960 года. Говорят, что сделал он это с подачи Жаклин Кеннеди, показавшей ему тысячи писем, полученных от простых американцев после убийства её мужа. 

Камелот – столица короля Артура, символ благородного рыцарства, сплотившегося вокруг своего легендарного вождя во имя справедливости и добра. Миф о Кеннеди – о самом JFK и его команде (в данном случае это фактически синоним клана) – на протяжении долгого времени определял отношение американцев к 35-му президенту США и его политике. В традиционных опросах Института Гэллапа на тему о «величайшем» президенте Кеннеди традиционно получал, как правило, оценки выше, чем Вашингтон и Линкольн, и лишь в середине 90-х годов отступил на третью позицию.  

Окруженный своими «молодыми рыцарями» Кеннеди (средний возраст команды JFK составлял 45 лет; сравните со средним возрастом 56 администрации Эйзенхауэра), определенно выигрывал на фоне традиционных политиков, таких, как Ричард Никсон, не говоря уже о «техасском мужлане» Линдоне Джонсоне. Это особенно ярко проявлялось в теледебатах,  широкое использование которых в борьбе за пост президента стало одной из главных новаций Кеннеди^[6]. 

Интеллектуальное и эстетическое превосходство, помноженное на устремленный  в будущее оптимизм «Новых рубежей», продолжало работать на легенду о Камелоте спустя годы после выстрелов в Далласе. Во многом, разумеется, это была заслуга тех «рыцарей», которые верно служили клану – интеллектуалов, таких, как Артур Шлезингер-младший, Теодор Соренсен, Макджордж Банди, Уолт Ростоу; политиков, таких, как Роберт МакНамара и Пьер Сэлинджер^[7], журналистов, таких, как Теодор Уайт и Джеймс Рестон. Последнему принадлежат, возможно, самая поэтическая из эпитафий Кеннеди: 

«Кеннеди был президентом из детской хрестоматии, более молодым и красивым, чем прочие смертные политические деятели, далеким даже от своих друзей, изящный и элегантный, с поэзией на устах и лучезарной молодой женщиной подле него... Чем дольше он находился на посту президента, тем решительнее выступал против сковывающих экономических и финансовых традиций прошлого, тем настойчивее призывал страну видеть мир таким, каков он есть в действительности... Он был критиком своего века. Он считал, что мы не можем успешно действовать в изменившемся мире, если не изменим самих себя – наш образ жизни и наши институты. Суть трагедии совершенно ясна. В Далласе был убит не только президент, но и обещания на будущее».

Миф о Камелоте и убитом «короле» был одной из главных составляющих «наследия Кеннеди» и служил мощной опорой для других представителей клана, прежде всего, Роберта и Эдварда. Однако с начала1990-х годов миф этот подвергается мощной атаке левых интеллектуалов, среди которых особо стоит выделить Ноама Хомского (Rethinking Camelot: JFK, the Vietnam War, and U.S. Political Culture. 1993), Сеймура Херша (Hersh, Seymour M. The Dark Side of Camelot. 1997), а также Александра Кокбёрна. 

Интересно было бы установить, что сыграло роль сигнальной ракеты для этой атаки слева: ведь на протяжении предыдущих трех десятилетий «миф Камелота», в общем, не подвергался серьезной критике. В качестве гипотезы можно говорить о реакции на прогремевший в 1991 году фильм Оливера Стоуна «JFK: выстрелы в Далласе». Считается, что именно вследствие горячих дискуссий, вызванных фильмом Стоуна, Конгресс США принял в 1992 году «Акт о собрании материалов об убийстве президента Джона Кеннеди», который, в частности, предусматривал создание Совета по пересмотру материалов убийства. В обязанности Совета входила публикация относящихся к убийству документов, и анализ запросов государственных органов об отложении публикации документов… За время работы Совет опубликовал уже около 60 тысяч документов, хотя часть документов будет опубликована лишь к 2017 году. Таким образом, фильм Стоуна вызвал новую волну интереса к трагедии тридцатилетней давности – как со стороны сторонников Кеннеди, так и со стороны его противников. Во всяком случае, именно на фильм Стоуна обрушился Александр Кокбёрн в серии статей в еженедельнике The Nation (январь, март и май 1992), использовав его для того, чтобы развенчать «теорию заговора» и «миф Камелота». Книге Хомского предшествовала его публикация в Z Magazine (октябрь 1992), в которой он с тревогой отмечал «милленаристские тенденции» времен разлада и социального кризиса: ярким примером такой тенденции он считал феномен Росса Перо и «воскрешение Кеннеди», а также «возрождение Камелота». Ностальгия по Камелоту, или, используя выражение Хомского, «тоска по ушедшему мессии» и обусловила всплеск общественного интереса к убийству Кеннеди на фоне фильма Оливера Стоуна. 

Но есть и другая точка зрения. Возможно, не случайно атака на Камелот обрела силу после того, как свою кандидатуру на пост президента США выдвинул Билл Клинтон – глава конкурирующего с Кеннеди клана демократов (3 октября 1991 года; премьера фильма Стоуна состоялась через два месяца). 

Конечно же, Хомский или Кокбёрн били тараном в стены Камелота не потому, что сражались под знаменами Клинтонов. Скорее наоборот. Для анархо-синдикалиста Хомского, опиравшиеся на финансовую олигархию Уолл-стрита Клинтоны были еще более одиозны, нежели связанные с профсоюзным движением Кеннеди. Возможно, дело в том, что для ультралевых интеллектуалов Билл Клинтон выглядел осовремененным вариантом JFK. Известно, что Клинтон старался подражать Кеннеди даже на бытовом уровне (например, письменный стол, которым он пользовался, принадлежал некогда JFK; Клинтон с гордостью объяснял гостям – «за этим столом обсуждался Кубинский кризис»). Это, конечно, чисто внешняя сторона дела. Гораздо важнее, что для Хомского или Кокбёрна Кеннеди были такими же ставленниками крупного капитала, как и Клинтоны (как писал Майкл Паренти, «Кокберн считает Кеннеди лишь слугой корпораций, и, следовательно,кому какое дело, как он был убит?». Показательно также, что Хомский видел связь между «тоской по ушедшему мессии» и феноменом Росса Перо .

Таким образом, можно с некоторым удивлением констатировать, что значительная часть влиятельных левых интеллектуалов США приблизительно с начала 1990-х годов объявила войну «мифу Камелота» и приложила немало усилий для того, чтобы развенчать сложившийся в массовом сознании светлый образ JFK.

Вырисовывается довольно интересная картина. С одной стороны, «королевское семейство» Америки пользуется такой любовью и таким уважением миллионов граждан США, что просто в силу принадлежности к нему каждый мужчина-Кеннеди начинает чуть ли не автоматически рассматриваться как кандидат в президенты (это справедливо для Роберта и Эдварда, в какой-то степени для Джона Кеннеди-младшего – «наследного принца»). С другой стороны, рок или чья-то злая воля неумолимо и последовательно смахивает с доски всех представителей клана, решивших претендовать на высший государственный пост (или, как в случае с Джоном Кеннеди-младшим, лишь обозначивших свои политические амбиции). Если в этой трагической цепочке случайностей есть скрытая логика, то каждый раз в выигрыше оказываются протестантские фундаменталисты, такие, как Линдон Джонсон, Джимми Картер или Джордж Буш. 

Если встать на зыбкую почву конспирологии, то можно сделать вывод, что инструменты, с помощью которых протестантский истеблишмент  пытался не допустить католиков-Кеннеди к рулю американской политики, менялись со временем. Сначала это были политические убийства, жертвами которых стали JFK и Роберт, затем – хитроумно спланированные провокации («инцидент в Чаппакуидике»), и, наконец, авиакатастрофы.

Но наряду с заговорами (в существовании которых мало кто сомневается) есть и еще один, весьма эффективный инструмент, ограничивавший влияние клана Кеннеди. Это война, объявленная левыми интеллектуалами «мифу Камелота» – война идеологическая, направленная на развенчивание образа JFK как прогрессиста и мессии нового мира. Война, призванная содрать со статуи «короля Артура» листы позолоты и представить ее в неприглядном виде. В отличие от теории заговора, которую еще предстоит доказать с документами в руках, ненависть этих левых разоблачителей ни в каких доказательствах не нуждается. Она нуждается лишь в объяснении.