От редакции. Преподаватель новейшей истории США университета штата Висконсин Джереми Сури получил известность с самой первой своей книги. Монография «Власть и протест. Мировая революция и происхождение детанта» вышла в свет в 2003 году, когда протест против односторонних действий «единственной сверхдержавы», казалось, и вправду становился мировым, по видимости достигая масштабов далеких 1960-х годов, которым и была посвящена книга Сури. В той книге Сури объяснял происхождение «разрядки» не столько стремлением сверхдержав наладить отношения друг с другом и отойти от пропасти ядерной войны, сколько общим для властей США, СССР, Китая и Западной Европы желанием сдержать протестные настроения в своих государствах, грозившие перерасти в подлинно мировую революцию.
Этот вывод Сури прозвучал как жесткое обвинение всем участникам Холодной войны, как упрек творцам всевозможных «разрядок» и нормализаций в своего рода консервативном сговоре против своих народов. Нельзя сказать, что левые были очень воодушевлены выводами Сури, и, наверное, он так бы и остался известен только среди академических историков, если бы на книгу весьма бурно не отреагировал один из основных ее героев Генри Киссинджер, который не преминул связаться с Сури и высказать ему лично свои возражения.
Как пытливый историк Сури решил немедленно воспользоваться ситуацией и предложил экс-госсекретарю написать о нем книгу, в которой Киссинджер мог бы прояснить свою точку зрения и ответить своим либеральным оппонентам, упрекающим его в консерватизме и равнодушии к освободительным устремлениям народов. Итогом личных встреч маститого политика и начинающего историка стала вторая и на сегодняшний день последняя книга Джереми Сури «Генри Киссинджер и американский век», вышедшая в свет в 2007 году.
В этой биографии Сури, вероятно, с согласия своего персонажа, обращает внимание на два обстоятельства, которые определили специфику консервативных воззрений архитектора «разрядки».
Во-первых, как еврейский беженец из нацистской Германии, Киссинджер, по мнению Сури, испытывал глубокое недоверие к демократии и к любым политическим выступлениям масс. Все массовые движения потенциально несут в себе угрозу тирании, все они, по мнению Киссинджера, чаще всего бывают заряжены национальной нетерпимостью. Во всяком случае, реалистически мыслящим политикам не стоит делать ставку на политическое пробуждение масс.
Во-вторых, Сури, развивая в какой-то степени темы своей первой книги, обращает внимание то, какое значение для всей линии стратегического мышления Киссинджера имела ситуация «ядерного пата», который сам по себе блокировал проведение какой-либо внятной идеологически мотивированной политики. И «разрядка» с СССР, и курс на партнерство с Китаем, – в определенной степени последствия ограниченности средств для большой игры. Тем же объясняется и знаменитое изобретение Киссинджером, еще в своей ипостаси гарвардского профессора, «ограниченной ядерной войны», принесшее ему славу основного прототипа кубриковского «Доктора Стрейнджлава».
В определенной степени сочувственной биографией Киссинджера Сури оправдывал «политический реализм», как бы реабилитировал это учение по отношению к собственным инвективам из первой книги. Тем не менее, несмотря на возникшую при личном общении симпатию к своему персонажу, сам историк сохранил по отношению к «реализму» критическую дистанцию. Его третья книга, выход в свет которой ожидается осенью этого года «Liberty’s Surest Guardian: American Nation-Building from the Founders to Obama», что можно перевести как «Наиболее твердый защитник свободы: американское нациестроительство от отцов-основателей до Обамы», будет посвящена как раз наиболее идеалистическим мотивам американской внешней политики: распространению демократических институтов и защите национальной свободы. Впрочем, Сури, судя по аннотации, обещает показать в книге, сколь часто благие мотивы политики ведут к не слишком воодушевляющим последствиям.
***
Портал Terra America решил поинтересоваться у Джереми Сури (в настоящее время – профессора Университета Техаса в г. Остин), в какой мере идеи и рекомендации политического реализма, едва ли не главным адептом которого в США был и остается доктор Киссинджер, сохраняют свою силу для нынешних руководителей Америки.
– Согласны ли вы с мнением, что политический реализм Генри Киссинджера перестал быть реалистичным, то есть что в наши дни он уже не работает?
– Нет, с этим я не согласен. Многие из его идей и идей школы реализма по-прежнему работают, в особенности две из них.
Во-первых, мы по-прежнему живем в мире, где, как и прежде, важно, чтобы правительства проводили политику защиты интересов своих народов, коротко – мы все еще живем в мире национальных интересов.
Во-вторых, я согласен с доктором Киссинджером, что и в современном мире сила: грубая, экономическая, военная – все еще имеет первостепенное значение. Играет роль не только она, но с силой по-прежнему считаются в первую очередь, особенно если она осмысленная.
– Можно ли назвать первые три года правления Обамы попыткой возродить реализм?
– Да, можно. Обама в своей политике, по крайней мере, старался соответствовать духу идеологии реализма, хотя я и не считаю, что ему всегда и везде сопутствовал успех в стремлении вернуться к реализму.
Первым наглядным проявлением политики реализма у этой администрации стала попытка улучшить отношения Америки с Россией. Признание за Россией роли могучей державы, признание ее важности и наличия у России сферы собственных интересов, попытки улучшить отношения с Медведевым и даже Путиным – вот вам наиболее очевидный пример реализма Обамы.
Пример номер два, это, пожалуй, отношение Обамы к Китаю. Президент увидел возможность сотрудничества Китая и США как двух сверхдержав в Азии. Обама сделал все, чтобы превратить Китай в приоритетного союзника Штатов. Таким образом, на примерах России и Китая можно сделать вывод о том, что Обама действительно стремился следовать курсом политического реализма.
– Каковы расхождения между рекомендациями Киссинджера и политикой администрации Обамы?
– Их несколько, но я назову только три принципиальных различия.
Различие номер один – Киссинджер был убежденным сторонником тайной дипломатии, он верил в эффективность «интимных» бесед и совершенно не доверял общественности. Обама же напротив, буквально из кожи лез, демонстрируя максимальную открытость внешней политики Штатов, доказывая свою правоту от первого лица.
Второе – если Киссинджер делал акцент на военно-политических аспектах политики как искусства, то Обама предпочитает в первую очередь экономические рычаги политического управления.
Третье различие в том, что Киссинджер был серьезно убежден, что США не должны сотрудничать со всеми странами, что есть на планете, но только с сильнейшими державами. Его политический компас был ориентирован на поиск партнерства со сверхдержавами. Политика Киссинджера – это большая политическая игра, игра традиционная, освященная веками. В отличие от Киссинджера Обама настроен более «разнонаправлено», он исходит из реалий современного мира, в котором центры силы дробятся и множатся до малых величин, он стремится работать с более широким списком партнеров, даже в тех случаях, где это чревато очевидными проблемами. В моих глазах он меньший сноб и больший демократ, пусть и по прагматическим соображениям, нежели доктор Киссинджер.
– Однако существует мнение, что Обама в 2011 году, можно так сказать, отступил от политического реализма? Под влиянием каких сил или группировок находится Президент теперь?
– Нет, он продолжает двигаться в сторону еще большего реализма. Дело в том, что президентство Буша ясно продемонстрировало недееспособность таких чисто идеалистических инициатив, как строительство демократии в Ираке, которое проводилось в согласии с неоконсервативной доктриной. И Обама продвинется в направлении реализма еще дальше во время финансового кризиса, когда станет окончательно ясно, что ресурсы США не так велики как прежде. А с ограниченными ресурсами вы просто обязаны быть реалистом.
– Последняя книга доктора Киссинджера называется «О Китае». Отражает ли она изменение взглядов бывшего госсекретаря или только систематизирует прежние воззрения патриарха?
– Да, она демонстрирует эволюцию его взглядов в сторону растущей убежденности о необходимости американо-китайского стратегического партнерства. Конечно, Киссинджер верил в это партнерство и 20-30 лет назад, но с годами его уверенность, мне кажется, только окрепла, и теперь для него оно еще важней, чем ранее.
В моей книге о Киссинджере «Henry Kissinger and the American Century», я утверждал, что отношения и с Китаем и Россией важны для Киссинджера в одинаковой степени. Но теперь я убежден, что он ставит отношения с Китаем гораздо выше. Это само по себе и не новость, но мы же говорим об эволюции. Следует также отметить, что за прошедшие 20-30 лет Киссинджер значительно углубил свои познания в китайской тематике. И, читая его новую книгу, вы это поймете со всей очевидностью.
Беседовала Юлия Нетесова